Поехали!
Просто запомнилось.
У станции метро - палатки апельсинового цвета с разномастным, разнокалиберным барахлом. Кончается день. Чуть ближе к станции, чуть дальше от временного рынка стоит слепой и поёт. Поёт под фонограмму: одна минусовка сменяет другую. Без перерыва, без малейшей паузы. Слепой поправляет шапку и рукава куртки - спокойными, расслабленными жестами. Он не работает на публику - ведь он не видит ни её, ни себя. Публики и нет. Никто не будет стоять на морозе у метро в конце рабочего дня. Все бегут мимо, на ходу опуская деньги в ящик у его ног. А высоко-высоко, в кронах чудом уцелевших на этой площади дубов, сидят галки. Перебираются с ветки на ветку, молчат. И кажется - слушают.
В окнах дальнего дома пылают маленькие закаты - куда ярче цветом, чем апельсиновые палатки за спиной слепца. Он поёт... Я слушаю. Он поёт - одну за другой - песни, которые я ненавижу. Про шумящие берёзы и раскосую улыбку. Я стою и слушаю: не оторваться. И думаю: жаль, не смогу снять всё это на память. В фотоаппарате сели батарейки, и я не буду их менять здесь, на морозе, на весу. И всё равно не снять разом - палатки, торопливо бегущих людей, галок в редких кронах высоких дубов, солнце в окнах за рекой и в центре картины - слепого певца...
...первый день весны.
У станции метро - палатки апельсинового цвета с разномастным, разнокалиберным барахлом. Кончается день. Чуть ближе к станции, чуть дальше от временного рынка стоит слепой и поёт. Поёт под фонограмму: одна минусовка сменяет другую. Без перерыва, без малейшей паузы. Слепой поправляет шапку и рукава куртки - спокойными, расслабленными жестами. Он не работает на публику - ведь он не видит ни её, ни себя. Публики и нет. Никто не будет стоять на морозе у метро в конце рабочего дня. Все бегут мимо, на ходу опуская деньги в ящик у его ног. А высоко-высоко, в кронах чудом уцелевших на этой площади дубов, сидят галки. Перебираются с ветки на ветку, молчат. И кажется - слушают.
В окнах дальнего дома пылают маленькие закаты - куда ярче цветом, чем апельсиновые палатки за спиной слепца. Он поёт... Я слушаю. Он поёт - одну за другой - песни, которые я ненавижу. Про шумящие берёзы и раскосую улыбку. Я стою и слушаю: не оторваться. И думаю: жаль, не смогу снять всё это на память. В фотоаппарате сели батарейки, и я не буду их менять здесь, на морозе, на весу. И всё равно не снять разом - палатки, торопливо бегущих людей, галок в редких кронах высоких дубов, солнце в окнах за рекой и в центре картины - слепого певца...
...первый день весны.
Серая кукушка за рекой
Сколько жить осталось мне, считает...
Трое играют, четвёртый поёт. Не фальшивит, но хотелось подойти и сделать больно.
Потом высаживаюсь - и такое откровение. Понимаю, что поёт однообразно, не актёрствует, но слушаешь с таким удовольствием... Как настоящий сок после Инвайта какого-нибудь пьёшь.
de_fine: Вот ещё отчасти и поэтому я не стал биться за реанимацию фотоаппарата. Именно: самый лучший кадр - тот, что остаётся в памяти, в душе...