Поехали!
Нам снова выпал бой
Глава 24
Милочка
читать дальше
Как нарочно, её звали Милочка. Не Людочка, не Люсенька, а – Милочка. Поговаривали, что она не то дочка двоюродной сестры, не то внучка подруги нынешней завотделением, Тамары Павловны. Впрочем, сама Тамара Павловна и не скрывала, что недолго искала лаборантку на освободившееся место: Милочка уже давно была на примете. Ей было от силы двадцать три, но одевалась она, как деревенская старуха – длинная юбка в мелкий цветочек, свитер или кофта, которые висели на её тощей, похожей на надломленную спичку, фигуре. Большую часть рабочего дня Милочка проводила, ковыряясь в человеческих экскрементах. Само собой, такой труд не располагает к возвышенным думам, но проблема была даже не в этом. Милочка с её красными от микроскопа веками, с ужасной кожей рук, Милочка, безжалостно бьющая по утрам банки, в которых принесли свои дары амбулаторные больные – да, так вот, эта самая Милочка была необъятно и непоправимо глупа. В первый момент знакомства она, впрочем, оставляла приятное впечатление, но стоило человеку, расслабившись, заговорить с ней на какую-либо тему, далёкую от экскрементов и больничной канцелярии, как Милочка раскрывалась во всей красе. И, как все недалёкие люди, оказывалась безобразно общительна.
Уяснив эти Милочкины особенности, молодые специалисты и практиканты в липкое, звенящее мухами лето или злую, как железная скамейка в простывшем коридоре, зиму спасались от тоски, на виду у коллег заводя разговоры с Милочкой. Скоро стало хорошим тоном, а после и вовсе крепко вошло в привычку соревноваться в остроумии – и это здорово скрашивало пропахшие грязными бинтами будни.
Друзья отдавали ему должное: редко кому удавалось перещеголять его по части оригинальных шуток. Хотя разговоры с Милочкой, как правило, строились по одному и тому же сценарию.
- А знаешь, недавно в Миссисипи выловили огромного катамарана. Во такой! Метров двадцать.
- Катамарана? – и Милочка удивлённо поднимала белые брови.
- Да. Это крокодил такой, редкий. Он может лежать на воде, растопырив лапы.
- Да? – без тени смущения изумлялась Милочка. – Правда?
Для неё не было никакой разницы между Маршаком, Михалковым и Маяковским – все на букву «М» и все что-то писали для детей; Милочка путалась. Байконур, по её убеждению, располагался на берегу озера Байкал, Ким Чен Ир сменил на посту Мао Цзе Дуна, а Пётр Первый помимо того, что основал Санкт-Петербург, прославился тем, что впоследствии разгромил шведов на каком-то озере.
Нет, конечно, зачаточными знаниями Милочка всё же обладала – например, уверенно могла сказать, что в 1812 году на Россию напали французы, а в 1941 – немцы, но что было раньше, военный совет в Филях или битва на Курской дуге, так и оставалось для неё тайной.
Зачастую даже не требовалось изобретать остренькое, свежее и оригинальное – Милочка спешила на помощь сама, ни с того ни с сего спрашивая:
- А это специально придумали такую фамилию – Крупская? Ведь эта фабрика конфеты делает, так при чём тут крупа?
Или сообщала, сияя от радости:
- Ой, ребята, а знаете, а я тут «Белого Бима» посмотрела по телевизору, фильм такой… Ой, так собачку жалко!..
Он тогда – а может, и не тогда, а в другом сходном случае – посоветовал ей не смотреть и тем более не читать таких грустных произведений. А прочесть, скажем, «Божественную комедию» Данте. Вот уж весёлое произведение! Посмеялись и забыли; но через две недели Милочка неожиданно вздохнула:
- А я не смогла читать… Там всё, оказывается, такими длинными стихами написано! Я мучилась, мучилась – ничего не поняла!
Эта хохма долго гуляла по коридорам, а фраза «там всё такими длинными стихами написано!» стала жемчужиной местного фольклора и долго не сходила с уст молодёжи.
Время шло, а Милочка и не думала хоть как-то развиваться. Ей можно было навешивать на уши любую лапшу – хоть быстрого, хоть медленного приготовления. Она на всё поднимала свои серо-голубые, с точкой зрачка, глазки и выдавала неизменное:
- Да? Правда?
В обеденный перерыв она обыкновенно пробегала через внутренний дворик, скрывалась за красным массивом соседнего корпуса и там, возле входа в подвал, запрятанного под ржавой железной крышей, кормила голубей. Ребята смеялись: конечно же, зёрнышками, которые выколупала из анализов! Птицы её совершенно не боялись и клевали прямо с рук, а особо нетерпеливые даже вскакивали, хлопая крыльями, на ладонь. Всех своих голубей она знала наперечёт; давала им какие-то смешные, дурацкие имена, и глубоко верила в то, что птицы понимают человеческую речь. Иногда Милочка не уберегалась, и потом в процедурной долго отстирывала с юбки следы свиданий с пернатыми. Она не сердилась – только в ответ на чью-нибудь ухмылку или брошенный равнодушный взгляд вздыхала, с особенной нежностью повторив:
- Засранцы, засра-анцы!
Так продолжалось из года в год. Милочку, судя по всему, вполне устраивала её должность; по весне, чтобы подзаработать, она раз в два дня мыла по утрам лестницы. Она была всё так же глупа и всё так же общительна, и он, чтобы позабавить себя и друзей, находил всё новые темы для «разговора».
На Пасху в этот раз она умудрилась принести целую корзинку линючих, пятнисто-малиновых яиц и всем раздавала, улыбаясь до ушей, и никто не знал, что делать с этими чёртовыми яйцами, куда от них деться, куда положить и как потом отмыть с пальцев мерзкие фуксиновые пятна.
В тот день он стоял у окна – на первом этаже того самого красного корпуса. Не совсем не первом: так, на один лестничный пролёт выше. Стоял неподвижно и… да, если быть откровенным, думал вновь всё о том же. Почему?.. Почему? Что было не так?
Он выпускал эти вопросы сквозь открытое окно – многократно, в самое небо, как радужные мыльные пузыри, но ответа всё не было. В этот момент из-за угла вывернула Милочка в длинной серой юбке – и с крыш немедленно посыпались крылатые тельца с поджатыми лапками: белые, пятнистые, сизые, фиолетовые. Прилетел одноногий взъерошенный голубь; крылья у него были пегими, с тёмными маховыми перьями и белыми полосками чуть выше. За воинственно вытянутую грязную шею, за перебитую лапу Милочка назвала его Пират, чем охотно делилась со всеми, не понимая, насколько глупо это звучит.
- Здравствуй, Пиратушка! Здравствуй, мой красавец!
Милочка сказала это так радостно, так громко – как если бы обращалась не к голубю, а к нему, стоящему всего в нескольких метрах от неё – наискосок и вверх. Но она его не замечала; насыпав в сложенную лодочкой ладошку крупы из пакетика, протянула:
- Налетай! Только не толкаться!
Пират первым вскочил ей на руку, ухватился за палец – но его тут же столкнул двуногий молодой собрат: попробуй, удержись, когда у тебя всего одна лапка! Пират сердито замахал крыльями, пытаясь пробиться к угощению; Милочка засмеялась и сделала лёгкий жест левой рукой. Молодая птица, испугавшись, вспорхнула, а Пират жадно набросился на еду. Видимо, этот трюк был изюминкой их отношений: хитрый Пират каким-то образом догадался, что девушка не причинит ему вреда, даже сделав такое неожиданное движение.
Милочка смотрела на него, улыбаясь; сидела на корточках, пачкая в пыли длинную юбку, щурила глаза на майское солнце. Сидела в лучах света, и он поймал себя на дикой, нелепейшей мысли: он любуется ею, как любовался бы цветком или веточкой вербы с прозрачными нимбами пушков.
Но тут Милочка некрасиво дёрнула губами, и из глаз её полились слёзы – крупные, слишком явно заметные на ярком свету.
- Пиратушка, не бойся… Пират, может, ты подскажешь? Я так устала делать вид, будто не замечаю… Скажи, пожалуйста, почему они все надо мной издеваются? Что я им сделала? За что они меня ненавидят?.. Если б ты только знал, как это больно!..
Он откатился от окна в тень лестничной площадки, ударился спиной в ледяную грязную стену и закрыл лицо руками.
…В палате было непривычно светло: солнечные лучи мягко обнимали стены, койки, белые тумбочки, уставленные чашками и разной мелочью. На тумбочке у подоконника в литровой банке из-под огурцов стояли красные ветки вербы с тугими овалами серебристых пушков. Солнечный луч, обнимая, выставлял их на всеобщее обозрение, словно говорил: посмотрите, до чего они хороши!
На блюдце среди цветной скорлупы лежали два крашеных яйца, красное и коричневое; чуть поодаль, в прозрачной тени банки, притаилась солонка. Ещё дальше, почти у стены, стоял складень, лежали несколько бумажных икон, молитвослов, просфора в крохотном полиэтиленовом пакете.
Он вздохнул и перевёл взгляд с этой просфоры на лицо мужчины, что сидел на застеленной койке поверх одеяла, спустив ноги в светлых мятых брюках и зелёных тапочках. Мужчина кивнул ему и, выдержав небольшую паузу, негромко произнёс:
- Я очень рад, что ты всё понял сам.
Его крупные руки были сомкнуты в замок на коленях, пальцы переплетены. Дождавшись ответного кивка, он продолжил:
- Мы привыкли смеяться над теми, кто слабее, кто в чём-то нам уступает. Таким образом мы создаём себе иллюзию, якобы в чём-то превосходим других людей. Человеку как воздух необходима уверенность, что он не бесполезен. Вот он и бежит за ней… Что бы ни делал, что бы ни думал, всё ему кажется бесподобным. Вот так и начинается та самая гордыня, о которой я уже говорил. Нельзя давать ей разрастаться до непотребных размеров. Она способна погубить даже самые благие начинания. Следует не крутить головой по сторонам в поисках того, кто хуже тебя, а смотреть в свою душу. И держать ответ перед своей совестью.
- А я даже и не знаю, почему та сцена всё во мне перевернула…
- Ты посмотрел её глазами. Не она же виновата в том, что, скорее всего, училась в плохой школе, что окружение было, по всей видимости, далеко от идеала. А что сделали вы? Ты же не предложишь младенцу жареное мясо или неочищенный орех! Он их съесть не в состоянии. Но никому в голову не придёт стоять рядом и смеяться… Но дай ему пюре – знаешь, как он будет благодарен! И, в конце концов – я посмотрел бы на тебя, если б тебя хотя бы три дня подряд заставили проработать на её работе.
Дима опустил глаза, покивал:
- Ну… да…
- Увы, мы редко ставим себя на чужое место.
- И что теперь? – Дмитрий вскинул взгляд, и в его глазах, ярко-синих в этом освещении, пульсировал вызов.
Святослав расцепил руки, показал бледные запястья и ладони:
- В принципе, ничего особенного. Относись к этой девушке как к равной. А хочешь – помоги ей. Не смейся на её вопросы, а отвечай честно. Порекомендуй ей прочесть что-нибудь простое, но в то же время полезное, небольшое по объёму – повести Белкина, «Нос», поэзию XIX века…
- Этого будет достаточно?
- Смотря для чего.
Дима замялся:
- Ну… Для нашего общего дела.
- Не знаю, Дим. Спроси об этом свою совесть.
- Что ж она до сих пор молчала? – пробормотал тот. – Я не подозревал, что могу быть настолько глуп и зол…
- Я говорил об этом – кажется, ещё в первую нашу встречу… Призма, через которую мы, как правило, глядим на современный мир, не совсем та, что нужна для победы. Нужно, чтобы каждый из нас открыл в себе что-то созвучное Свету. Почаще обращай взгляд в себя, почаще анализируй, не принёс ли ты своим поступком или словом огорчения другому человеку – вот то самое улучшение, о котором я упоминал. Прощай другим – не только обиды, но и те особенности, которые тебя в них раздражают.
- Прощать… - задумчиво произнёс Дима: положил это созвучие на язык, словно дегустатор – несколько капель дорогого вина. – Вот ты меня простил, но я, если честно, не верю, что ты… не сердишься на меня.
- Ещё как сержусь! – засмеялся Святослав. – Вся страна поёт «Христос воскресе из мертвых», один я под капельницей лежу!.. Да и… Жду всё время, вслушиваюсь… Боюсь я, что они снова нападут, а я ничем не сумею помочь.
- Ты же сам говорил: мы всё равно сильнее! Мы отобьёмся!
Слава сжал его руку:
- Истинно так.
В палату вошла толстая медсестра с листом бумаги, прижатым к папке металлической дужкой, с карандашом в руке:
- Богатырёв! Да что ж у вас, как не зайду, всё посетители сплошные! Прям депутат какой-то... На процедуры! Полотенце с собой.
Слава улыбнулся, ответил:
- Хорошо! – неторопливо встал с кровати, достал из тумбы бежевое полотенце и повернулся к Диме:
- Я очень рад за тебя… Очень. Мне кажется, уже в следующий раз у тебя всё получится. А пока… Я хотел бы ещё чисто по-человечески попросить: если не трудно, помоги Лене. У неё сейчас крайне сложная жизненная ситуация. Нужно, чтобы кто-то поддержал её и по возможности оказал деятельную помощь. Думаю, ты справишься.
- Я постараюсь.
Слава взглянул в его лицо, улыбнулся и кивнул.
Глава 25
В метро
читать дальше
В начале мая у Алисы приключился отпуск. Приключился – потому, что она напрочь о нём забыла. Инженеры сервисного обслуживания, к коим она принадлежала, не могли себе позволить гулять подряд все положенные двадцать восемь дней, а получали две короткие передышки по две недели согласно распределению. И со всеми событиями последних месяцев Алиса совсем упустила из виду, что ей предстоит на две недели отвлечься от трудовых забот. Само собой разумеется, у Володьки тут же случился аврал, и к своим выходным он подползал на последних каплях энтузиазма. Но они с Володькой в последнее время стали видеться реже вовсе не из-за этого. Алиса решительно не знала, какую кнопку в душе нужно нажать, чтобы остановить колесо, в котором она бежала лишь по привычке, быстро и бездумно перебирая лапками, как джунгарский хомяк.
Надо было кончать с этим, но вот беда: как? А ещё хуже – почему? Что-то невнятное, что перекатывается по зелёному сукну сознания, тыкаясь в бортики – разве же это достаточная причина для того, чтобы нажать вожделенную кнопку «Стоп», слезть и вернуться в гнездо, где никому не будет видна, где никто не потревожит?
Теперь, когда временно голова освободилась от назойливых, раздробленных мыслей о работе, их место с удовольствием заняли самые странные и противоречивые размышления о том, как же быть дальше.
Первый выходной понедельник она посвятила генеральной уборке; во вторник поехала на другой конец города, чтобы навестить Славу.
К счастью, травмы оказались куда менее серьёзными, чем могло получиться. Всё-таки Хегэт успела выдернуть наконечник: это и сыграло решающую роль. Правда, почти всю первую неделю Слава пролежал, не вставая. Врачи обещали, что уже через месяц он встанет на ноги, и его выпишут, но от этого заявления всё в груди холодело. Ну разумеется, Чёрные искры обязательно отложат решающую битву, потому что восемь на шестерых – это, знаете ли, совсем нечестно.
Впрочем, Раптор постоянно докладывал: не понимаю, почему, но Чёрные даже не собираются атаковать. Затаились, ждут, и кто его знает, что у них там на уме…
Слава встретил её улыбкой:
- Алиса! Вот не ожидал! Ты же приезжала недавно! Зачем так себя гонять?..
- Зарабатываю очки по добродетели, - заулыбалась та. – Слав, я тебе нормальную пасху привезла, домашнюю.
Он изумился:
- Да ты что!
- Ты же просил…
- Я просто упоминал!.. Неужели сама сделала?
- А кто? – Алиса была ужасно довольна произведённым эффектом. – Ешь и поправляйся.
- Знаешь, я скоро забью весь холодильник. У нас их два на весь этаж, кладём туда мешки с бумажками, пишем фамилию и палату… Ещё немного – и я свою на дверцу прилеплю, кажется.
Алиса расхохоталась.
- Ты садись, - пригласил Святослав. – Я как раз пообедал и до вечера свободен.
- Тихий час?
- Да не очень-то тихий… Мы все тут в палате – кто во что горазд! Расползаемся по этажу и куролесим. Некоторые даже гулять уже выходят, счастливцы.
Алиса села на шаткий, жёсткий стул с корявой спинкой, спросила:
- Ты как, вообще? По сравнению с тем моим визитом – гораздо лучше… По крайней мере внешне.
Святослав достал из ящика тумбы неглубокую миску, стал осторожно перекладывать в неё сырную пасху. Алиса было дёрнулась, но он мягко остановил:
- Спокойно! Мне врач велел руку разрабатывать. Вот на таких упражнениях куда приятнее… Лучше выгляжу? Это хорошо. Врачи говорят, я быстро восстанавливаюсь.
Алиса закивала:
- Отлично… А что Ленка? Как у неё? Я боюсь её тревожить, а она сама не звонит.
- А вот это ты напрасно боишься. Позвони, поговори… Ей это очень нужно сейчас. У неё, насколько я знаю, по-разному. Кстати, вчера Димка приходил. Представляешь, он нашёл неисправность…
Слава сощурился: старичок на соседней койке, мужчина с книгой у окна, конечно, не должны его понять. Зато Алиса просто обязана.
- Да ты что! Сам?
- Именно.
- Ты ему подсказал, как исправить?
- А не потребовалось. Он догадался и так.
- Вот это да!.. Ух, здорово!
Святослав кинул быстрый взгляд из-под густых русых бровей:
- Ну, а у тебя что нового? На рукопашный бой ходишь?
- Хожу, - Алиса слегка смутилась. – Да у меня ничего особенного и не происходит сейчас… Отпуск разве что. Вот вчера даже на тренировку забила. Отдыхаю… А сегодня вечером идём с Володькой сперва погулять, а потом в кино.
- Молодцы… - Слава взглянул в окно. – Погода отличная. Вот-вот всё раскроется. Как я вам завидую!
- А черёмуха уже вовсю полезла, - улыбнулась Алиса. – Кое-где совсем зелёная стоит…
- И всё-таки они собираются всё это уничтожить, - совсем тихо сказал Вольга, повернувшись обратно к Алисе.
Немного помолчали; теперь уже девушка рассеянно смотрела в окно. Потом перевела взгляд на серьёзное, вмиг погрустневшее лицо воеводы, печально улыбнулась:
- Не волнуйся. Расслабься хоть на минуту! Ты же болеешь… Если бы всё сразу получалось так, как мы хотим, было бы слишком просто…
Он вздохнул:
- Безусловно… Что ж, знаешь, ты во многом права. Я забываю, что всего лишь один из самых опытных в команде. И пытаюсь натянуть свою шкуру сразу на все колья, торчащие из земли. Хотя есть бойцы и старше, и опытнее меня.
- Разве?
- Да… Представь себе.
- Разве ты младше Варанова?
- На два года. Мне тридцать три.
Алиса отвела глаза и задумалась; прикрыла указательным пальцем верхнюю губу, средним – подбородок.
- Хм, слушай, у тебя самый подходящий возраст для решающей битвы…
Слава сделал большие глаза:
- Алиса!! Ну и шутки у тебя, честное слово! – плечи его подпрыгнули, и Святослав рассмеялся. Вторя ему, вновь звонко расхохоталась девушка – но мгновенно замолкла, точно в рот ей положили комок сладкой ваты. В палату, коротко и громко постучав, вошёл Раптор.
- Слава, здравствуй!.. О, привет! – последнее было обращено именно к ней; более того, однозначно давало понять, что Роман рад неожиданной встрече.
- Здравствуй! – кивнул Святослав.
- Привет… - заулыбалась Алиса. – Ну надо же, место встречи изменить нельзя!
Мужчины обменялись рукопожатием. Раптор вернулся к двери, скинул куртку и набросил её на колченогую вешалку в углу. За последние дни температура воздуха поднялась, и горожане наконец перешли на более лёгкую одежду; вот и на Рапторе под курткой вместо свитера оказалась голубая сорочка, расстёгнутая пуговица которой приоткрывала ключицы и чёрные волосы на груди. С ума сойти, а ведь когда-то она терпеть не могла чрезмерной растительности на теле у мужчин! И к карим глазам была совершенно равнодушна…
- У меня сегодня аншлаг, - вкрадчиво заметил Святослав, - со мной так нельзя. А то, как муха, прилипну на ленту тщеславия.
- Не прилипнешь, - бодро заверила Алиса. Вздохнула, поднялась:
- Ну, ладно… Думаю, вы хотели поговорить между собой…
- Вовсе нет, - ей показалось, Раптор слегка удивлён столь внезапной попыткой бегства. – Сиди, никто тебя не гонит. Ну, или, если хочешь, подожди меня, и поедем вместе.
- Да нет… Да я на метро…
Он сказал – не без ехидства:
- Ну, так и я на метро! Вместе и поедем.
- Как на метро? – не удержалась Алиса. – Что случилось?
- А! – этот мимический жест на мгновение обнажил гладкие, острые клыки, и пульс Алисы забился совсем не там, где она привыкла его ощущать. Бежать, бежать отсюда, спрятаться, не говорить, не смотреть – но слишком поздно. У каждого своя липкая лента, и она не сумела её миновать.
- Да… въехал тут в меня какой-то Гарри Поттер на «десятке». Ботаник хренов! Хотел ему шею свернуть, но на глазах у детей постеснялся.
- Рома! – возмутилась Алиса.
- Я бы таких отстреливал ещё на экзамене. Водить не умеют, дистанцию не держат, но везут с собой и жену, и весь выводок!
- Семья-то не пострадала? – заволновалась Алиса.
- Нет. Испугались только.
Аксель залилась смехом – слишком громким:
- О-о, и я даже знаю, кого! Так и вижу эту сцену…
- Мне машину разбили, а она ржёт, - повернувшись к Славе, сказал Роман, от чего Алиса рассмеялась ещё заливистей. – Короче, подожди, поедем вместе…
Наверное, надо было собрать волю в кулак и отказаться. Но она не сумела.
Маршруткой добрались до Волковской, чтобы ехать по прямой: Алиса в пять встречалась с Володькой на Старой Деревне, а Раптор собирался ехать за город к друзьям на шашлыки, и особо злобно ругал «сраного Поттера» за разбитую машину, сетуя, что теперь придётся ехать в вонючей электричке. По дороге говорили преимущественно о всякой ерунде, не имеющей никакого отношения к миссии Светлых. Правда, потом Алиса спросила:
- Слушай, объясни, почему они не нападают? Я даже боюсь немного… Как будто чего-то ждут!
Он задумался, опустил углы губ, и в складках, идущих от носа, чётче легли тени.
- Не знаю. Но, чего бы ни ждали – пока это нам на руку. Славу выпишут только через две недели.
Они вошли в метро; Алиса прошла по карточке, Раптор долго рылся в кармане куртки, наконец нашёл жетон, и разговор возобновился на эскалаторе.
- А твоя, Темно-Синяя, она всегда была воином? Изначально?
- Думаю, да. Не знаю, сколько воплощений у неё было, но я, по-моему, застрял в первом.
- И… хорошо помнишь?
- Очень ярко. Настолько, что иногда это мешает в обыденной жизни.
- Ага… Мне тоже слишком часто приходится следить за ощущениями… Бывает, я воспринимаю окружающий мир, э… как моя сущность… э… робот…
Она и представить себе не могла, что это может оказаться такой пыткой: ехать с Раптором по эскалатору! Фактически – лицо к лицу, глаза к глазам. Спустившись на две ступени вниз, поставив ногу на ту, где стояла Алиса, положив на колено большую ладонь, он смотрел прямо в глаза воину Серебряной искры. Даже не подозревая, как кружится голова у этого большеглазого воина, как холодеет в животе от такого близкого дыхания, от знакомого запаха одеколона, от еле сдерживаемого, острого желания отпустить резиновый поручень и обнять этого большого, сильного мужчину, запустить пальцы в его густые тёмные волосы, шагнуть ближе, и…
Нет!!
- Ой, кстати!.. Слава ведь тебе не сказал… Дима разобрался, в чём причина. Он нашёл… И теперь исправит…
- Ну что ж, отлично.
Наконец мучительный эскалатор привёз их на неподвижную поверхность; они спустились по лестнице, дождались поезда, вошли в пустой вагон и сели рядом. Сверху громко объявили о закрытии дверей, вагон качнулся и увёз их в вечную ночь подземелья. Алиса откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как жжёт сквозь одежду её плечо, бедро и колено прижатый к ней бок Раптора. Тело становится до невозможности лёгким: словно вся жидкость, скрытая в нём, разом вскипает и превращается в газ. Горячо; стеснены грудь и горло, хочется пить, сохнет во рту… Как она взволнована! Спокойно. Ничего сверхъестественного. Ты всего лишь едешь с Раптором в метро. Вот и всё. И навсегда должно остаться «вот и всем», заруби себе на носу!
- Ты чего ёрзаешь? – согрев дыханием её аккуратное ухо, спросил Роман. Похлопал себя ладонью по плечу:
- Хватит мучиться. Ляг и спи. А то вечно жалуешься, что не досыпаешь.
- Спасибо…
Преступление. И она его совершила, осторожно уместив голову на плече Романа, прижавшись к нему щекой, послушно закрыв глаза. Проехали Садовую; Алиса замирала, когда состав тормозил или убыстрялся, и их с Раптором плотнее прижимало друг к другу.
В конце концов, всё самое страшное уже позади; а сейчас ей хорошо, ей так хорошо, как не бывало даже с Володькой, как… Вряд ли было с кем-либо – до.
Её пальцы медленно сжимались и разжимались, то плотнее, то слабее охватывая смятый пакет на коленях. Это бессмысленное и бессознательное движение успокаивало Аксель. Она не ожидала, что мощнейший разряд ударит прямо в левую руку, заставит вздрогнуть, распахнуть глаза – и увидеть, как уверенно и вместе с тем осторожно большущая ладонь Раптора, столь внезапно коснувшаяся её руки, подчиняет себе, разворачивает её узкую ладошку с горячими пальчиками, отрывает от пакета – и крепко обнимает.
Она не шевелилась; слушала, как колотится сердце, как оно колется в висках и в животе. Алиса молчала, редко, тихо дыша; чувствуя, как наполняется слюной ещё недавно совсем сухой рот. Роман тоже не говорил ни слова, и поезд летел сквозь абсолютную ночь, скупо разбавленную жёлтыми лампами, проносящимися за стеклом, залепленным рекламой.
На перрон Старой Деревни они вышли в молчании; молча встали рядом на эскалатор – она на ступень выше, он на ступень ниже, левой рукой держась за поручень, а правой всё так же крепко сжимая её ладонь.
Алиса не представляла, что говорить. Что вообще тут можно сказать? Пока они оба молчат, не тает облачко воздушной иллюзии, будто всё идёт, как обычно, будто ничего не изменилось. Любой вопрос, любой звук, любое неосторожное движение сейчас лишь подтвердят, что мир стал другим.
Они разъединили руки лишь когда выходили из метро; Роман придержал ей дверь. Спустились по лестнице, окунулись в яркое, настойчивое солнце, в назойливые волны мелодий, летящих из музыкальных палаток. До встречи с Володькой ещё целых тридцать минут, а он редко когда приезжает вовремя, бояться нечего. Но… как же стучит сердце! Ах, если бы встречу с Вовкой можно было отменить…
- Ну… - она вздохнула, и воздух вошёл в лёгкие не сразу, рывками. – Завтра приедешь на тренировку?
Он остановился; встал очень близко, заслонив собой павильон с дисками:
- Приеду. Аксель, слушай…
Сердце, с таким трудом выкарабкавшееся из живота, сорвалось со спасительного троса и рухнуло вниз, прошибая всё, что встречало на своём пути.
- Да…
- Не собирался я тебе, вообще-то, этого говорить… Но чувствую, не могу иначе. Неизвестно, что будет с нами – даже завтра. Ты и сама это понимаешь. Но… если оба мы останемся в живых, знаешь, я хотел бы стать для тебя кем-то большим, чем друг или просто товарищ по оружию. Гораздо большим, чем твой Володька. Только не говори сейчас ничего… Я просто решил, что ты должна знать. У тебя будет время подумать. А у меня будет стимул уцелеть в этой битве, чтобы услышать твой ответ. Вот так-то, маленький.
Алиса, подняв голову, смотрела ему в глаза. Она и не думала ничего отвечать – ей даже показалось, что на какой-то момент лишилась голоса. Но потом собралась с силами и прошептала – по давней дурацкой привычке – то, что меньше всего подходило к ситуации и давало самое превратное представление об её истинных чувствах.
- Раптор!.. Ты с ума сошёл…
Он усмехнулся:
- Ну, считай, да.
И, бережно взяв личико Аксель в свои большие ладони, на мгновение крепко прижал сомкнутые губы к её закрытому рту.
Отпустил, распрямился и, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь, прямо на безумное весеннее солнце, зависшее над бледно-зелёным флёром далёких деревьев.
Алиса стояла, как оглушённая, всё ещё ощущая на губах прикосновение любимых губ. Печать, хранящую силу чувства, самый желанный подарок, который она не смела просить ни в мечтах, ни в молитвах! Она растерянно смотрела Раптору вслед, пока его чёрная ветровка не затерялась среди таких же чёрных спин.
Сердце билось, повиснув на последней нитке сознания. Тонко, беспомощно верещала зарубежная певица из павильона с приросшей к нему трапецией пандуса; Алиса направилась туда.
- Здравствуйте… Простите, а что у вас перед этим играло?
Продавец, не слезая с высокого табурета, даже не пряча за щеку жвачку, протянул ей обложку диска.
- Угу… - хотя буквы сливались в сплошной водоворот. – Сколько?
- Стопиисят.
- Я возьму.
Продавец усмехнулся и полез в коробку, стоявшую на полу.
…Она ждала у выхода с эскалатора, отворачиваясь от режущего глаза искусственного ветра, пахнущего резиной, рассматривая афиши и обложки книг. До пяти, до пяти с четвертью, до половины шестого. Но тщетно: Володька на назначенную встречу так и не явился. И на красочный исторический фильм Алиса пошла одна. И в течение всей картины со стен, увешанных динамиками, вместо Володькиного вздоха в трубку: «Я не приеду. Не могу…» звучало, обнимая её, проникая сквозь кожу и растворяясь в крови:
- Вот так-то, маленький.
Продолжение следует...
Глава 24
Милочка
читать дальше
Как нарочно, её звали Милочка. Не Людочка, не Люсенька, а – Милочка. Поговаривали, что она не то дочка двоюродной сестры, не то внучка подруги нынешней завотделением, Тамары Павловны. Впрочем, сама Тамара Павловна и не скрывала, что недолго искала лаборантку на освободившееся место: Милочка уже давно была на примете. Ей было от силы двадцать три, но одевалась она, как деревенская старуха – длинная юбка в мелкий цветочек, свитер или кофта, которые висели на её тощей, похожей на надломленную спичку, фигуре. Большую часть рабочего дня Милочка проводила, ковыряясь в человеческих экскрементах. Само собой, такой труд не располагает к возвышенным думам, но проблема была даже не в этом. Милочка с её красными от микроскопа веками, с ужасной кожей рук, Милочка, безжалостно бьющая по утрам банки, в которых принесли свои дары амбулаторные больные – да, так вот, эта самая Милочка была необъятно и непоправимо глупа. В первый момент знакомства она, впрочем, оставляла приятное впечатление, но стоило человеку, расслабившись, заговорить с ней на какую-либо тему, далёкую от экскрементов и больничной канцелярии, как Милочка раскрывалась во всей красе. И, как все недалёкие люди, оказывалась безобразно общительна.
Уяснив эти Милочкины особенности, молодые специалисты и практиканты в липкое, звенящее мухами лето или злую, как железная скамейка в простывшем коридоре, зиму спасались от тоски, на виду у коллег заводя разговоры с Милочкой. Скоро стало хорошим тоном, а после и вовсе крепко вошло в привычку соревноваться в остроумии – и это здорово скрашивало пропахшие грязными бинтами будни.
Друзья отдавали ему должное: редко кому удавалось перещеголять его по части оригинальных шуток. Хотя разговоры с Милочкой, как правило, строились по одному и тому же сценарию.
- А знаешь, недавно в Миссисипи выловили огромного катамарана. Во такой! Метров двадцать.
- Катамарана? – и Милочка удивлённо поднимала белые брови.
- Да. Это крокодил такой, редкий. Он может лежать на воде, растопырив лапы.
- Да? – без тени смущения изумлялась Милочка. – Правда?
Для неё не было никакой разницы между Маршаком, Михалковым и Маяковским – все на букву «М» и все что-то писали для детей; Милочка путалась. Байконур, по её убеждению, располагался на берегу озера Байкал, Ким Чен Ир сменил на посту Мао Цзе Дуна, а Пётр Первый помимо того, что основал Санкт-Петербург, прославился тем, что впоследствии разгромил шведов на каком-то озере.
Нет, конечно, зачаточными знаниями Милочка всё же обладала – например, уверенно могла сказать, что в 1812 году на Россию напали французы, а в 1941 – немцы, но что было раньше, военный совет в Филях или битва на Курской дуге, так и оставалось для неё тайной.
Зачастую даже не требовалось изобретать остренькое, свежее и оригинальное – Милочка спешила на помощь сама, ни с того ни с сего спрашивая:
- А это специально придумали такую фамилию – Крупская? Ведь эта фабрика конфеты делает, так при чём тут крупа?
Или сообщала, сияя от радости:
- Ой, ребята, а знаете, а я тут «Белого Бима» посмотрела по телевизору, фильм такой… Ой, так собачку жалко!..
Он тогда – а может, и не тогда, а в другом сходном случае – посоветовал ей не смотреть и тем более не читать таких грустных произведений. А прочесть, скажем, «Божественную комедию» Данте. Вот уж весёлое произведение! Посмеялись и забыли; но через две недели Милочка неожиданно вздохнула:
- А я не смогла читать… Там всё, оказывается, такими длинными стихами написано! Я мучилась, мучилась – ничего не поняла!
Эта хохма долго гуляла по коридорам, а фраза «там всё такими длинными стихами написано!» стала жемчужиной местного фольклора и долго не сходила с уст молодёжи.
Время шло, а Милочка и не думала хоть как-то развиваться. Ей можно было навешивать на уши любую лапшу – хоть быстрого, хоть медленного приготовления. Она на всё поднимала свои серо-голубые, с точкой зрачка, глазки и выдавала неизменное:
- Да? Правда?
В обеденный перерыв она обыкновенно пробегала через внутренний дворик, скрывалась за красным массивом соседнего корпуса и там, возле входа в подвал, запрятанного под ржавой железной крышей, кормила голубей. Ребята смеялись: конечно же, зёрнышками, которые выколупала из анализов! Птицы её совершенно не боялись и клевали прямо с рук, а особо нетерпеливые даже вскакивали, хлопая крыльями, на ладонь. Всех своих голубей она знала наперечёт; давала им какие-то смешные, дурацкие имена, и глубоко верила в то, что птицы понимают человеческую речь. Иногда Милочка не уберегалась, и потом в процедурной долго отстирывала с юбки следы свиданий с пернатыми. Она не сердилась – только в ответ на чью-нибудь ухмылку или брошенный равнодушный взгляд вздыхала, с особенной нежностью повторив:
- Засранцы, засра-анцы!
Так продолжалось из года в год. Милочку, судя по всему, вполне устраивала её должность; по весне, чтобы подзаработать, она раз в два дня мыла по утрам лестницы. Она была всё так же глупа и всё так же общительна, и он, чтобы позабавить себя и друзей, находил всё новые темы для «разговора».
На Пасху в этот раз она умудрилась принести целую корзинку линючих, пятнисто-малиновых яиц и всем раздавала, улыбаясь до ушей, и никто не знал, что делать с этими чёртовыми яйцами, куда от них деться, куда положить и как потом отмыть с пальцев мерзкие фуксиновые пятна.
В тот день он стоял у окна – на первом этаже того самого красного корпуса. Не совсем не первом: так, на один лестничный пролёт выше. Стоял неподвижно и… да, если быть откровенным, думал вновь всё о том же. Почему?.. Почему? Что было не так?
Он выпускал эти вопросы сквозь открытое окно – многократно, в самое небо, как радужные мыльные пузыри, но ответа всё не было. В этот момент из-за угла вывернула Милочка в длинной серой юбке – и с крыш немедленно посыпались крылатые тельца с поджатыми лапками: белые, пятнистые, сизые, фиолетовые. Прилетел одноногий взъерошенный голубь; крылья у него были пегими, с тёмными маховыми перьями и белыми полосками чуть выше. За воинственно вытянутую грязную шею, за перебитую лапу Милочка назвала его Пират, чем охотно делилась со всеми, не понимая, насколько глупо это звучит.
- Здравствуй, Пиратушка! Здравствуй, мой красавец!
Милочка сказала это так радостно, так громко – как если бы обращалась не к голубю, а к нему, стоящему всего в нескольких метрах от неё – наискосок и вверх. Но она его не замечала; насыпав в сложенную лодочкой ладошку крупы из пакетика, протянула:
- Налетай! Только не толкаться!
Пират первым вскочил ей на руку, ухватился за палец – но его тут же столкнул двуногий молодой собрат: попробуй, удержись, когда у тебя всего одна лапка! Пират сердито замахал крыльями, пытаясь пробиться к угощению; Милочка засмеялась и сделала лёгкий жест левой рукой. Молодая птица, испугавшись, вспорхнула, а Пират жадно набросился на еду. Видимо, этот трюк был изюминкой их отношений: хитрый Пират каким-то образом догадался, что девушка не причинит ему вреда, даже сделав такое неожиданное движение.
Милочка смотрела на него, улыбаясь; сидела на корточках, пачкая в пыли длинную юбку, щурила глаза на майское солнце. Сидела в лучах света, и он поймал себя на дикой, нелепейшей мысли: он любуется ею, как любовался бы цветком или веточкой вербы с прозрачными нимбами пушков.
Но тут Милочка некрасиво дёрнула губами, и из глаз её полились слёзы – крупные, слишком явно заметные на ярком свету.
- Пиратушка, не бойся… Пират, может, ты подскажешь? Я так устала делать вид, будто не замечаю… Скажи, пожалуйста, почему они все надо мной издеваются? Что я им сделала? За что они меня ненавидят?.. Если б ты только знал, как это больно!..
Он откатился от окна в тень лестничной площадки, ударился спиной в ледяную грязную стену и закрыл лицо руками.
…В палате было непривычно светло: солнечные лучи мягко обнимали стены, койки, белые тумбочки, уставленные чашками и разной мелочью. На тумбочке у подоконника в литровой банке из-под огурцов стояли красные ветки вербы с тугими овалами серебристых пушков. Солнечный луч, обнимая, выставлял их на всеобщее обозрение, словно говорил: посмотрите, до чего они хороши!
На блюдце среди цветной скорлупы лежали два крашеных яйца, красное и коричневое; чуть поодаль, в прозрачной тени банки, притаилась солонка. Ещё дальше, почти у стены, стоял складень, лежали несколько бумажных икон, молитвослов, просфора в крохотном полиэтиленовом пакете.
Он вздохнул и перевёл взгляд с этой просфоры на лицо мужчины, что сидел на застеленной койке поверх одеяла, спустив ноги в светлых мятых брюках и зелёных тапочках. Мужчина кивнул ему и, выдержав небольшую паузу, негромко произнёс:
- Я очень рад, что ты всё понял сам.
Его крупные руки были сомкнуты в замок на коленях, пальцы переплетены. Дождавшись ответного кивка, он продолжил:
- Мы привыкли смеяться над теми, кто слабее, кто в чём-то нам уступает. Таким образом мы создаём себе иллюзию, якобы в чём-то превосходим других людей. Человеку как воздух необходима уверенность, что он не бесполезен. Вот он и бежит за ней… Что бы ни делал, что бы ни думал, всё ему кажется бесподобным. Вот так и начинается та самая гордыня, о которой я уже говорил. Нельзя давать ей разрастаться до непотребных размеров. Она способна погубить даже самые благие начинания. Следует не крутить головой по сторонам в поисках того, кто хуже тебя, а смотреть в свою душу. И держать ответ перед своей совестью.
- А я даже и не знаю, почему та сцена всё во мне перевернула…
- Ты посмотрел её глазами. Не она же виновата в том, что, скорее всего, училась в плохой школе, что окружение было, по всей видимости, далеко от идеала. А что сделали вы? Ты же не предложишь младенцу жареное мясо или неочищенный орех! Он их съесть не в состоянии. Но никому в голову не придёт стоять рядом и смеяться… Но дай ему пюре – знаешь, как он будет благодарен! И, в конце концов – я посмотрел бы на тебя, если б тебя хотя бы три дня подряд заставили проработать на её работе.
Дима опустил глаза, покивал:
- Ну… да…
- Увы, мы редко ставим себя на чужое место.
- И что теперь? – Дмитрий вскинул взгляд, и в его глазах, ярко-синих в этом освещении, пульсировал вызов.
Святослав расцепил руки, показал бледные запястья и ладони:
- В принципе, ничего особенного. Относись к этой девушке как к равной. А хочешь – помоги ей. Не смейся на её вопросы, а отвечай честно. Порекомендуй ей прочесть что-нибудь простое, но в то же время полезное, небольшое по объёму – повести Белкина, «Нос», поэзию XIX века…
- Этого будет достаточно?
- Смотря для чего.
Дима замялся:
- Ну… Для нашего общего дела.
- Не знаю, Дим. Спроси об этом свою совесть.
- Что ж она до сих пор молчала? – пробормотал тот. – Я не подозревал, что могу быть настолько глуп и зол…
- Я говорил об этом – кажется, ещё в первую нашу встречу… Призма, через которую мы, как правило, глядим на современный мир, не совсем та, что нужна для победы. Нужно, чтобы каждый из нас открыл в себе что-то созвучное Свету. Почаще обращай взгляд в себя, почаще анализируй, не принёс ли ты своим поступком или словом огорчения другому человеку – вот то самое улучшение, о котором я упоминал. Прощай другим – не только обиды, но и те особенности, которые тебя в них раздражают.
- Прощать… - задумчиво произнёс Дима: положил это созвучие на язык, словно дегустатор – несколько капель дорогого вина. – Вот ты меня простил, но я, если честно, не верю, что ты… не сердишься на меня.
- Ещё как сержусь! – засмеялся Святослав. – Вся страна поёт «Христос воскресе из мертвых», один я под капельницей лежу!.. Да и… Жду всё время, вслушиваюсь… Боюсь я, что они снова нападут, а я ничем не сумею помочь.
- Ты же сам говорил: мы всё равно сильнее! Мы отобьёмся!
Слава сжал его руку:
- Истинно так.
В палату вошла толстая медсестра с листом бумаги, прижатым к папке металлической дужкой, с карандашом в руке:
- Богатырёв! Да что ж у вас, как не зайду, всё посетители сплошные! Прям депутат какой-то... На процедуры! Полотенце с собой.
Слава улыбнулся, ответил:
- Хорошо! – неторопливо встал с кровати, достал из тумбы бежевое полотенце и повернулся к Диме:
- Я очень рад за тебя… Очень. Мне кажется, уже в следующий раз у тебя всё получится. А пока… Я хотел бы ещё чисто по-человечески попросить: если не трудно, помоги Лене. У неё сейчас крайне сложная жизненная ситуация. Нужно, чтобы кто-то поддержал её и по возможности оказал деятельную помощь. Думаю, ты справишься.
- Я постараюсь.
Слава взглянул в его лицо, улыбнулся и кивнул.
Глава 25
В метро
читать дальше
В начале мая у Алисы приключился отпуск. Приключился – потому, что она напрочь о нём забыла. Инженеры сервисного обслуживания, к коим она принадлежала, не могли себе позволить гулять подряд все положенные двадцать восемь дней, а получали две короткие передышки по две недели согласно распределению. И со всеми событиями последних месяцев Алиса совсем упустила из виду, что ей предстоит на две недели отвлечься от трудовых забот. Само собой разумеется, у Володьки тут же случился аврал, и к своим выходным он подползал на последних каплях энтузиазма. Но они с Володькой в последнее время стали видеться реже вовсе не из-за этого. Алиса решительно не знала, какую кнопку в душе нужно нажать, чтобы остановить колесо, в котором она бежала лишь по привычке, быстро и бездумно перебирая лапками, как джунгарский хомяк.
Надо было кончать с этим, но вот беда: как? А ещё хуже – почему? Что-то невнятное, что перекатывается по зелёному сукну сознания, тыкаясь в бортики – разве же это достаточная причина для того, чтобы нажать вожделенную кнопку «Стоп», слезть и вернуться в гнездо, где никому не будет видна, где никто не потревожит?
Теперь, когда временно голова освободилась от назойливых, раздробленных мыслей о работе, их место с удовольствием заняли самые странные и противоречивые размышления о том, как же быть дальше.
Первый выходной понедельник она посвятила генеральной уборке; во вторник поехала на другой конец города, чтобы навестить Славу.
К счастью, травмы оказались куда менее серьёзными, чем могло получиться. Всё-таки Хегэт успела выдернуть наконечник: это и сыграло решающую роль. Правда, почти всю первую неделю Слава пролежал, не вставая. Врачи обещали, что уже через месяц он встанет на ноги, и его выпишут, но от этого заявления всё в груди холодело. Ну разумеется, Чёрные искры обязательно отложат решающую битву, потому что восемь на шестерых – это, знаете ли, совсем нечестно.
Впрочем, Раптор постоянно докладывал: не понимаю, почему, но Чёрные даже не собираются атаковать. Затаились, ждут, и кто его знает, что у них там на уме…
Слава встретил её улыбкой:
- Алиса! Вот не ожидал! Ты же приезжала недавно! Зачем так себя гонять?..
- Зарабатываю очки по добродетели, - заулыбалась та. – Слав, я тебе нормальную пасху привезла, домашнюю.
Он изумился:
- Да ты что!
- Ты же просил…
- Я просто упоминал!.. Неужели сама сделала?
- А кто? – Алиса была ужасно довольна произведённым эффектом. – Ешь и поправляйся.
- Знаешь, я скоро забью весь холодильник. У нас их два на весь этаж, кладём туда мешки с бумажками, пишем фамилию и палату… Ещё немного – и я свою на дверцу прилеплю, кажется.
Алиса расхохоталась.
- Ты садись, - пригласил Святослав. – Я как раз пообедал и до вечера свободен.
- Тихий час?
- Да не очень-то тихий… Мы все тут в палате – кто во что горазд! Расползаемся по этажу и куролесим. Некоторые даже гулять уже выходят, счастливцы.
Алиса села на шаткий, жёсткий стул с корявой спинкой, спросила:
- Ты как, вообще? По сравнению с тем моим визитом – гораздо лучше… По крайней мере внешне.
Святослав достал из ящика тумбы неглубокую миску, стал осторожно перекладывать в неё сырную пасху. Алиса было дёрнулась, но он мягко остановил:
- Спокойно! Мне врач велел руку разрабатывать. Вот на таких упражнениях куда приятнее… Лучше выгляжу? Это хорошо. Врачи говорят, я быстро восстанавливаюсь.
Алиса закивала:
- Отлично… А что Ленка? Как у неё? Я боюсь её тревожить, а она сама не звонит.
- А вот это ты напрасно боишься. Позвони, поговори… Ей это очень нужно сейчас. У неё, насколько я знаю, по-разному. Кстати, вчера Димка приходил. Представляешь, он нашёл неисправность…
Слава сощурился: старичок на соседней койке, мужчина с книгой у окна, конечно, не должны его понять. Зато Алиса просто обязана.
- Да ты что! Сам?
- Именно.
- Ты ему подсказал, как исправить?
- А не потребовалось. Он догадался и так.
- Вот это да!.. Ух, здорово!
Святослав кинул быстрый взгляд из-под густых русых бровей:
- Ну, а у тебя что нового? На рукопашный бой ходишь?
- Хожу, - Алиса слегка смутилась. – Да у меня ничего особенного и не происходит сейчас… Отпуск разве что. Вот вчера даже на тренировку забила. Отдыхаю… А сегодня вечером идём с Володькой сперва погулять, а потом в кино.
- Молодцы… - Слава взглянул в окно. – Погода отличная. Вот-вот всё раскроется. Как я вам завидую!
- А черёмуха уже вовсю полезла, - улыбнулась Алиса. – Кое-где совсем зелёная стоит…
- И всё-таки они собираются всё это уничтожить, - совсем тихо сказал Вольга, повернувшись обратно к Алисе.
Немного помолчали; теперь уже девушка рассеянно смотрела в окно. Потом перевела взгляд на серьёзное, вмиг погрустневшее лицо воеводы, печально улыбнулась:
- Не волнуйся. Расслабься хоть на минуту! Ты же болеешь… Если бы всё сразу получалось так, как мы хотим, было бы слишком просто…
Он вздохнул:
- Безусловно… Что ж, знаешь, ты во многом права. Я забываю, что всего лишь один из самых опытных в команде. И пытаюсь натянуть свою шкуру сразу на все колья, торчащие из земли. Хотя есть бойцы и старше, и опытнее меня.
- Разве?
- Да… Представь себе.
- Разве ты младше Варанова?
- На два года. Мне тридцать три.
Алиса отвела глаза и задумалась; прикрыла указательным пальцем верхнюю губу, средним – подбородок.
- Хм, слушай, у тебя самый подходящий возраст для решающей битвы…
Слава сделал большие глаза:
- Алиса!! Ну и шутки у тебя, честное слово! – плечи его подпрыгнули, и Святослав рассмеялся. Вторя ему, вновь звонко расхохоталась девушка – но мгновенно замолкла, точно в рот ей положили комок сладкой ваты. В палату, коротко и громко постучав, вошёл Раптор.
- Слава, здравствуй!.. О, привет! – последнее было обращено именно к ней; более того, однозначно давало понять, что Роман рад неожиданной встрече.
- Здравствуй! – кивнул Святослав.
- Привет… - заулыбалась Алиса. – Ну надо же, место встречи изменить нельзя!
Мужчины обменялись рукопожатием. Раптор вернулся к двери, скинул куртку и набросил её на колченогую вешалку в углу. За последние дни температура воздуха поднялась, и горожане наконец перешли на более лёгкую одежду; вот и на Рапторе под курткой вместо свитера оказалась голубая сорочка, расстёгнутая пуговица которой приоткрывала ключицы и чёрные волосы на груди. С ума сойти, а ведь когда-то она терпеть не могла чрезмерной растительности на теле у мужчин! И к карим глазам была совершенно равнодушна…
- У меня сегодня аншлаг, - вкрадчиво заметил Святослав, - со мной так нельзя. А то, как муха, прилипну на ленту тщеславия.
- Не прилипнешь, - бодро заверила Алиса. Вздохнула, поднялась:
- Ну, ладно… Думаю, вы хотели поговорить между собой…
- Вовсе нет, - ей показалось, Раптор слегка удивлён столь внезапной попыткой бегства. – Сиди, никто тебя не гонит. Ну, или, если хочешь, подожди меня, и поедем вместе.
- Да нет… Да я на метро…
Он сказал – не без ехидства:
- Ну, так и я на метро! Вместе и поедем.
- Как на метро? – не удержалась Алиса. – Что случилось?
- А! – этот мимический жест на мгновение обнажил гладкие, острые клыки, и пульс Алисы забился совсем не там, где она привыкла его ощущать. Бежать, бежать отсюда, спрятаться, не говорить, не смотреть – но слишком поздно. У каждого своя липкая лента, и она не сумела её миновать.
- Да… въехал тут в меня какой-то Гарри Поттер на «десятке». Ботаник хренов! Хотел ему шею свернуть, но на глазах у детей постеснялся.
- Рома! – возмутилась Алиса.
- Я бы таких отстреливал ещё на экзамене. Водить не умеют, дистанцию не держат, но везут с собой и жену, и весь выводок!
- Семья-то не пострадала? – заволновалась Алиса.
- Нет. Испугались только.
Аксель залилась смехом – слишком громким:
- О-о, и я даже знаю, кого! Так и вижу эту сцену…
- Мне машину разбили, а она ржёт, - повернувшись к Славе, сказал Роман, от чего Алиса рассмеялась ещё заливистей. – Короче, подожди, поедем вместе…
Наверное, надо было собрать волю в кулак и отказаться. Но она не сумела.
Маршруткой добрались до Волковской, чтобы ехать по прямой: Алиса в пять встречалась с Володькой на Старой Деревне, а Раптор собирался ехать за город к друзьям на шашлыки, и особо злобно ругал «сраного Поттера» за разбитую машину, сетуя, что теперь придётся ехать в вонючей электричке. По дороге говорили преимущественно о всякой ерунде, не имеющей никакого отношения к миссии Светлых. Правда, потом Алиса спросила:
- Слушай, объясни, почему они не нападают? Я даже боюсь немного… Как будто чего-то ждут!
Он задумался, опустил углы губ, и в складках, идущих от носа, чётче легли тени.
- Не знаю. Но, чего бы ни ждали – пока это нам на руку. Славу выпишут только через две недели.
Они вошли в метро; Алиса прошла по карточке, Раптор долго рылся в кармане куртки, наконец нашёл жетон, и разговор возобновился на эскалаторе.
- А твоя, Темно-Синяя, она всегда была воином? Изначально?
- Думаю, да. Не знаю, сколько воплощений у неё было, но я, по-моему, застрял в первом.
- И… хорошо помнишь?
- Очень ярко. Настолько, что иногда это мешает в обыденной жизни.
- Ага… Мне тоже слишком часто приходится следить за ощущениями… Бывает, я воспринимаю окружающий мир, э… как моя сущность… э… робот…
Она и представить себе не могла, что это может оказаться такой пыткой: ехать с Раптором по эскалатору! Фактически – лицо к лицу, глаза к глазам. Спустившись на две ступени вниз, поставив ногу на ту, где стояла Алиса, положив на колено большую ладонь, он смотрел прямо в глаза воину Серебряной искры. Даже не подозревая, как кружится голова у этого большеглазого воина, как холодеет в животе от такого близкого дыхания, от знакомого запаха одеколона, от еле сдерживаемого, острого желания отпустить резиновый поручень и обнять этого большого, сильного мужчину, запустить пальцы в его густые тёмные волосы, шагнуть ближе, и…
Нет!!
- Ой, кстати!.. Слава ведь тебе не сказал… Дима разобрался, в чём причина. Он нашёл… И теперь исправит…
- Ну что ж, отлично.
Наконец мучительный эскалатор привёз их на неподвижную поверхность; они спустились по лестнице, дождались поезда, вошли в пустой вагон и сели рядом. Сверху громко объявили о закрытии дверей, вагон качнулся и увёз их в вечную ночь подземелья. Алиса откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как жжёт сквозь одежду её плечо, бедро и колено прижатый к ней бок Раптора. Тело становится до невозможности лёгким: словно вся жидкость, скрытая в нём, разом вскипает и превращается в газ. Горячо; стеснены грудь и горло, хочется пить, сохнет во рту… Как она взволнована! Спокойно. Ничего сверхъестественного. Ты всего лишь едешь с Раптором в метро. Вот и всё. И навсегда должно остаться «вот и всем», заруби себе на носу!
- Ты чего ёрзаешь? – согрев дыханием её аккуратное ухо, спросил Роман. Похлопал себя ладонью по плечу:
- Хватит мучиться. Ляг и спи. А то вечно жалуешься, что не досыпаешь.
- Спасибо…
Преступление. И она его совершила, осторожно уместив голову на плече Романа, прижавшись к нему щекой, послушно закрыв глаза. Проехали Садовую; Алиса замирала, когда состав тормозил или убыстрялся, и их с Раптором плотнее прижимало друг к другу.
В конце концов, всё самое страшное уже позади; а сейчас ей хорошо, ей так хорошо, как не бывало даже с Володькой, как… Вряд ли было с кем-либо – до.
Её пальцы медленно сжимались и разжимались, то плотнее, то слабее охватывая смятый пакет на коленях. Это бессмысленное и бессознательное движение успокаивало Аксель. Она не ожидала, что мощнейший разряд ударит прямо в левую руку, заставит вздрогнуть, распахнуть глаза – и увидеть, как уверенно и вместе с тем осторожно большущая ладонь Раптора, столь внезапно коснувшаяся её руки, подчиняет себе, разворачивает её узкую ладошку с горячими пальчиками, отрывает от пакета – и крепко обнимает.
Она не шевелилась; слушала, как колотится сердце, как оно колется в висках и в животе. Алиса молчала, редко, тихо дыша; чувствуя, как наполняется слюной ещё недавно совсем сухой рот. Роман тоже не говорил ни слова, и поезд летел сквозь абсолютную ночь, скупо разбавленную жёлтыми лампами, проносящимися за стеклом, залепленным рекламой.
На перрон Старой Деревни они вышли в молчании; молча встали рядом на эскалатор – она на ступень выше, он на ступень ниже, левой рукой держась за поручень, а правой всё так же крепко сжимая её ладонь.
Алиса не представляла, что говорить. Что вообще тут можно сказать? Пока они оба молчат, не тает облачко воздушной иллюзии, будто всё идёт, как обычно, будто ничего не изменилось. Любой вопрос, любой звук, любое неосторожное движение сейчас лишь подтвердят, что мир стал другим.
Они разъединили руки лишь когда выходили из метро; Роман придержал ей дверь. Спустились по лестнице, окунулись в яркое, настойчивое солнце, в назойливые волны мелодий, летящих из музыкальных палаток. До встречи с Володькой ещё целых тридцать минут, а он редко когда приезжает вовремя, бояться нечего. Но… как же стучит сердце! Ах, если бы встречу с Вовкой можно было отменить…
- Ну… - она вздохнула, и воздух вошёл в лёгкие не сразу, рывками. – Завтра приедешь на тренировку?
Он остановился; встал очень близко, заслонив собой павильон с дисками:
- Приеду. Аксель, слушай…
Сердце, с таким трудом выкарабкавшееся из живота, сорвалось со спасительного троса и рухнуло вниз, прошибая всё, что встречало на своём пути.
- Да…
- Не собирался я тебе, вообще-то, этого говорить… Но чувствую, не могу иначе. Неизвестно, что будет с нами – даже завтра. Ты и сама это понимаешь. Но… если оба мы останемся в живых, знаешь, я хотел бы стать для тебя кем-то большим, чем друг или просто товарищ по оружию. Гораздо большим, чем твой Володька. Только не говори сейчас ничего… Я просто решил, что ты должна знать. У тебя будет время подумать. А у меня будет стимул уцелеть в этой битве, чтобы услышать твой ответ. Вот так-то, маленький.
Алиса, подняв голову, смотрела ему в глаза. Она и не думала ничего отвечать – ей даже показалось, что на какой-то момент лишилась голоса. Но потом собралась с силами и прошептала – по давней дурацкой привычке – то, что меньше всего подходило к ситуации и давало самое превратное представление об её истинных чувствах.
- Раптор!.. Ты с ума сошёл…
Он усмехнулся:
- Ну, считай, да.
И, бережно взяв личико Аксель в свои большие ладони, на мгновение крепко прижал сомкнутые губы к её закрытому рту.
Отпустил, распрямился и, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь, прямо на безумное весеннее солнце, зависшее над бледно-зелёным флёром далёких деревьев.
Алиса стояла, как оглушённая, всё ещё ощущая на губах прикосновение любимых губ. Печать, хранящую силу чувства, самый желанный подарок, который она не смела просить ни в мечтах, ни в молитвах! Она растерянно смотрела Раптору вслед, пока его чёрная ветровка не затерялась среди таких же чёрных спин.
Сердце билось, повиснув на последней нитке сознания. Тонко, беспомощно верещала зарубежная певица из павильона с приросшей к нему трапецией пандуса; Алиса направилась туда.
- Здравствуйте… Простите, а что у вас перед этим играло?
Продавец, не слезая с высокого табурета, даже не пряча за щеку жвачку, протянул ей обложку диска.
- Угу… - хотя буквы сливались в сплошной водоворот. – Сколько?
- Стопиисят.
- Я возьму.
Продавец усмехнулся и полез в коробку, стоявшую на полу.
…Она ждала у выхода с эскалатора, отворачиваясь от режущего глаза искусственного ветра, пахнущего резиной, рассматривая афиши и обложки книг. До пяти, до пяти с четвертью, до половины шестого. Но тщетно: Володька на назначенную встречу так и не явился. И на красочный исторический фильм Алиса пошла одна. И в течение всей картины со стен, увешанных динамиками, вместо Володькиного вздоха в трубку: «Я не приеду. Не могу…» звучало, обнимая её, проникая сквозь кожу и растворяясь в крови:
- Вот так-то, маленький.
Продолжение следует...
@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество
-
-
01.06.2010 в 21:46Маршруткой добрались до Волковской, чтобы ехать по прямой:
Это они из НИИ Скорой помощи ехали?
Извиняюсь, я дотошный.
На Волковской эскалатор не выходит прямо на пирон... Там еще две лестницы надо пройти.
-
-
01.06.2010 в 21:59и да, ты умеешь описать так, что повествование захватывает напрочь) спасибо)
-
-
02.06.2010 в 11:36какие чудесные главы... вот самые лучшие на данный момент...
Мы привыкли смеяться над теми, кто слабее, кто в чём-то нам уступает. Таким образом мы создаём себе иллюзию, якобы в чём-то превосходим других людей. Человеку как воздух необходима уверенность, что он не бесполезен. Вот он и бежит за ней…
Это же просто в цитатник!! Вот истинная причина того, что один постоянно критикует другого, весь этот сетевой троллинг, насмешки и прочее... А на самом деле - страх внезапно оказаться ничтожеством.
-
-
03.06.2010 в 22:35Рэттрап: Это они из НИИ Скорой помощи ехали? Теперь и я это знаю. ))) Каюсь, больница была взята абстрактная. Можно так сказать, из суеверных соображений.
На Волковской эскалатор не выходит прямо на перрон... Там еще две лестницы надо пройти. Исправил; спасибо за дотошность!
Катана Серая: теперь жду обновлений с большим нетерпением) =) Повесил, повесил!
Только там опять, как обычно, на самом интересном месте...Ятэн Ко: страх внезапно оказаться ничтожеством. Да... Самое интересное (это я потом непременно напишу в отдельном посте, посвящённом работе над романом) - история Милочки (вернее сказать, история Диминого к ней отношения) не придумана, а лишь художественно обработана. Её мне рассказал один, уже можно сказать, пожилой человек...
Честно - мне, как автору, хотелось, чтобы после главы "Милочка" читатель хоть ненадолго задумался бы о себе, если не сделал этого раньше.
-
-
03.06.2010 в 22:47БТВ: возможно я буду в Питере в конце июля... эдак в числах двадцать какихто)=3
ктото очень смелый обещал научить кататься корову на коньках... Х)-
-
04.06.2010 в 01:02возможно, я буду в Питере в конце июля... Буду рад познакомиться в реале! Пиши в личку ближе к делу. Возможно, найдём способ и покататься, хотя в это время со льдом самая напряжёнка, практически все катки закрыты.
-
-
04.06.2010 в 03:58...ну надо думать, лето жеж Х)Ага)) я просто скорее всего как поеду или освобожусь - вылезу или в сеть или смсну что ли... =) а там посмотрим как получится))щас мобилку умылом дам свою кстати))
-
-
13.06.2010 в 19:43У меня тоже был одноногий голубь Сильвер (только он потом ногу "отъел" на моих харчах, в том смысле, что выздоровел и стал снова ходить на двух), и я так же истошно вопила на всю улицу: "Сильвер! Сильвер! Сильвер!", а он пикировал с соседнего дома на балконную ограду.
Ух, Раптор настоящий Мужик с большой буквы - первый в любви признался: так просто и тихо и очень искренне, без красивых жестов и вычурных слов! РЕСПЕКТ ему.
-
-
13.06.2010 в 20:26натурщик:
Посмотреть на Яндекс.Фотках
-
-
13.06.2010 в 21:28Да, знаю про голубей, но тот самый случай, когда решил забить и не исправлять, плюс - не акцентировать внимание "ахЪ, посмотрите, какой у меня тут косяк, и простите мне его". Голуби херово вышли, но зато Милочка - как надо. )))
А про Сильвера мы вчера говорили, ага. Это ж недо! Ведь ты мне рассказывала! Вот что значит - подсознание! Туда откладывается всё.
А Раптор - да, Мужик! Динозавр, каких мало.
Но я надеюсь, что мой ещё где-то бегает на свободе и меня ищет.
-
-
26.06.2010 в 04:49Ммм я как Яковлев в "Гусарской балладе" мычу и не знаю, что сказать...
Про Милочку нарочито слишком. Но мне все равно понравилось.
А про Романа и Алису это жизненно очень. И грустно.
И вот еще... Раптор постоянно осуждает. Как-то странно, что у него получается бой))
Я еще я вспомнила, откуда это "маленький" в моей памяти... так и знала... это герой так героиню называл, разбив моего аутсайдера...
мне пришлось фик писать на тему осчастливыливания последнего, имей ввиду
-
-
28.06.2010 в 23:47Ситуация, положенная в основу этой линии, реальна.