Продолжение романа

[Оптимус Прайм]

Нам снова выпал бой

Главы 1-15: www.proza.ru/avtor/veta_uran
Главы 16, 17: www.diary.ru/~Akselprime/p110199725.htm
Главы 18,19: www.diary.ru/~Akselprime/p110522753.htm
Главы 20,21: www.diary.ru/~Akselprime/p110822429.htm


Глава 22
Негодный пулемёт


Вихрем из блестящих осколков пронеслись перед глазами прожитые мгновения. Ленка не верила, что всё это было десять, пятнадцать, двадцать минут назад… Слава, выйдя на крыльцо, сощурился на бойкое апрельское солнце, улыбнулся теплу, вытащил из кармана сложенную десятку и хитрым, незаметным движением сунул её в заскорузлую руку бомжа – как будто просто прошёл мимо. Тот даже не успел толком отреагировать: лишь рассеянно кивнул, точно Святослав давно обещал ему денег, да всё никак не давал. И Ленку насмешило выражение его лица; удивило, что от него не исходит непременный удушающий запах… А Слава зашагал вперёд, Ленка последовала за ним; они задержались немного на переходе, и девушки на остановке громко, чуть развязно протянули:
- Здрасьте, Святослав Оле-го-вич!
Он повернулся, подарил улыбку, притаившуюся в уголках глаз и в густой бороде:
- Маша! Марина! Добрый день. Девчонки, вы о чём думаете? Застудите почки – мало не покажется!
Они не слушали: разглядывали её, робко высунувшуюся из-за плеча их любимого препода. Конечно же, прикидывали, кто она ему, конечно же, ревновали… Полупустая площадь за Биржей, стада иностранцев, пасущиеся на стрелке Васильевского, Ростральные колонны, Дворцовый мост, зелёный бок Кунсткамеры… Она говорила всё это время, он внимательно слушал, изредка вставляя реплики, уточняя… И Ленка уже успела забыть, что там, в кафе, увидела тётю Аню – увидела впервые за последние полгода. И, надо сказать, к ужасу своему по-настоящему увидела впервые. И не смогла отвернуться, спрятаться, сделать вид, что не узнала. И хотела отложить до более удобного момента признание в том, в чём теперь была уверена.
Ну почему, почему она сразу не сказала Вольге, что враг рядом?..
А теперь чудилось: это было тысячи лет назад, это было так давно, что не одно государство Земли успело встать из дорожной пыли, разрастись, поглотить соседние, заболеть, ослабнуть, угаснуть и обратиться в точно такую же серую пыль за это время. И так странно было чувствовать, как летят, летят, летят осколки памяти, оставляя кровавые хвостики царапин на слизистых оболочках души, и невозможно заставить их уняться. А она сидит на коленях на асфальте, и уже выдернули чеку из забитого в глотку шара из крика и слёз, и под её ледяными влажными пальцами – запястье самой дорогой в мире руки, и, и…
Пульса нет, нащупать его не удаётся. Вокруг сомкнулось кольцо людей; она волнуется, она не в состоянии – никак не в состоянии отыскать на безжизненной руке упрямо толкающуюся венку, и не смеет поверить в то, что опоздала, что Святослава больше нет на этой земле, нет – и никогда не будет…
Дима растолкал толпу, упал на одно колено, схватил правую руку Святослава:
- Жив?..
- Не знаю… - в нос сказала Ленка, и по щекам одна за другой покатились слёзы.
Дима ловко сжал запястье Славы, на секунду отвёл глаза в сторону, вниз, быстро сказал:
- Да жив, жив! Скорую помощь вызывайте!
Он суетился. Да, он точно знал, что следует делать в подобной ситуации, и выполнял, и командовал – но он суетился. И Алиса, стоящая неподалёку, чувствовала, как тонкий невидимый обруч давит ей грудь. Она пыталась разорвать его – он растягивался, но не рвался: точно резинка, резко, до боли бил под дых, возвращаясь. Она стояла в толпе, в запачканной куртке и грязных джинсах, и к её ушибленному плечу легонько прикасалось плечо Романа. Скосив глаза, спросила, не поворачивая головы:
- Ты цел?
Он хрипло ответил:
- Нормально.
Значит, ударился, или кусок стекла, вылетевший из разбитой рекламы, поранил его. Она уже в достаточной мере изучила интонации строптивого ящера.
Сзади, слева, её несмело потянули за рукав; обернувшись, Алиса увидела бледного, перепуганного Володьку. Он шепнул одними губами:
- Что? Как?..
- Жив, - тихонько произнесла Алиса, но это прозвучало не слишком уверенно.
Володька сжал её ладонь, охнул:
- Господи! Лучше бы я… не надо было мне бежать!..
- Ты не виноват, - уверенно возразил Роман, глядя на него поверх Алисиной головы с перепутанными жёлтыми прядками.
Они замолчали. В толпе, как одинокие гнилушки, тускло загорались отдельные реплики – бессвязные, не требующие ответа. Алисе становилось от них жутко – страх, сочась из груди, заливал желудок и пищевод, точно она глотнула дешёвого ледяного лимонада.
- Может, выживет ещё…
- Вот так, да, средь бела дня…
- Да уж, конечно, это только у нас…
- Ботинки не слетели…
- Ещё час ждать будем…
- Красивый мужик. Жалко…
От этой реплики, что была поймана последней, Алиса невольно вздрогнула и на полшага подвинулась вправо, чтобы, коснувшись плеча Раптора, вернуть себе хотя бы относительное спокойствие. Как будто через кожаную куртку Романа, через запачканную ткань её одежды из одного тела в другое могла неосязаемо перетечь энергия уверенности.
Она всё так же послушно держала в своей ладони Володькину ладонь, совершенно этого не замечая, и всматривалась в бледное лицо распростёртого на тротуаре Святослава. Веки его наконец слабо дрогнули; Ленка, ахнув, наклонилась ниже, нежно, крепко держа его руку:
- Слава…
Он вдохнул – грудь заметно поднялась – и разомкнул ресницы. По кучке зевак прошёл лёгкий шёпот: дышит, очнулся! Веки мужчины приподнялись – раз, другой; Святослав силился открыть глаза, но ему не удавалось. Пальцы правой руки – большой, указательный, средний – с трудом прикоснулись друг к другу.
- Лежи, лежи, всё будет хорошо… Сейчас «скорая» приедет… - быстро залепетала Ленка. – Слав, ты лежи только, не двигайся! Сейчас…
Он опять вдохнул, и из разомкнутых губ нитевидно, еле разбираемо вытекло:
- Демар…
- Он жив, Славочка, он жив! – Лена торопливо заправила за ухо невидимую прядку волос. – Он жив… И все живы… Не разговаривай, тебе же больно!
Его губы пару мгновений беззвучно дрожали; потом выпустили с новым выдохом:
- Нет, не очень…
Ленка наклонилась к нему – и Святослав, будто уловив это движение, наконец открыл глаза: зрачки, закаченные под верхнее веко, непривычно, мутно синие; густые ресницы, на кончики которых легли мельчайшие песчинки дорожной пыли. Подобие слабой улыбки изобразилось на губах, и Слава прошептал:
- Ле-енка… Ты молодец… Слышишь?
- Конечно, слышу! Слава… - она опять сказала это в нос. Слёзы не давали вдохнуть, и Лена тихонько тянула воздух ртом – только бы Вольга не догадался, что она вот-вот разревётся! Но он догадался. Прошелестел, пытаясь изо всех сил придать звукам хоть малейший намёк на строгость:
- Не плачь!.. Скажи… Что случилось, почему… он не выстрелил?..
Дима, всё так же стоявший на одном колене около правого плеча Святослава, выпрямился, чуть откинулся назад. И Алисе почудилось, будто она видит – земным, привычным зрением – как скользит под его курткой, по спине, холодный и мерзкий, как слизняк, быстрый, как сороконожка, страх оказаться единственно виноватым во всём, что произошло.
- Бредит… Это ничего… Это хорошо…
Со стороны Дворцового моста послышался настойчивый вой сирены. Почти не видные под ярким высоким солнцем, болтались в прозрачном прямоугольнике синие огни на крыше белого «Форда».
- Ну, слава Богу, едут!..
- Наконец-то…
- Сейчас ещё телевидение прикатит…
- А как же без них-то…
Ленка – никого не спрашивая, ничего не говоря – забралась в карету «Скорой помощи», как только туда погрузили неподвижного, безучастного Славу. Толпа начала понемногу рассасываться, перетекать к разбитому джипу с телом водителя. Воспользовавшись этим броуновским движением, Дмитрий хотел было запрыгнуть в «Форд» вслед за Ленкой, но ему на плечо легла тяжёлая ладонь Романа:
- Ну, нет, ты никуда не едешь.
- Но… - скорее возмущённо, чем растерянно, начал Дима.
- Пойдём, - тяжело произнёс Раптор – так, что теперь уже у Алисы по спине побежала сороконожка, втыкая в кожу тончайшие льдинки лапок. – Теперь временно командую я.
- На…
- На правах старшего! – рявкнул Роман, и Дима непроизвольно отшатнулся, как когда-то в лифте Алиса, увидев слишком близко от своего лица эти ненормально острые клыки и почерневшие от зрачка глаза, горящие гневом.
Они вчетвером – злой Варанов, вздёрнутый Дима, Алиса и совершенно деморализованный Володька – в абсолютном молчании вышли к Бирже. Долго ждали, когда загорится зелёный сигнал светофора, и Алиса почему-то думала, что зря приврала, пересказывая Володьке тот сон. Во сне они просто смотрели друг другу в глаза, и больше ничего. Но теперь, когда ранен Вольга, кому какое может быть дело до чьих-то пустых сновидений?
Перейдя дорогу, они остановились возле белой скамьи на стрелке.
- Ну? – крайне нехорошим тоном спросил Роман.
Дима с вызовом взглянул в его изуродованное злостью лицо:
- Что «ну»?
- Мне повторить вопрос Святослава или так вспомнишь?
Алиса перевела взгляд со зверского профиля Романа на обиженное, с побледневшими губами, лицо Димки, постаралась смягчить:
- Дим… Что случилось?..
- Ты действительно не стрелял? – тихонько уточнил Володька.
- Я стрелял! – он выкрикнул это, выпустил вверх шпилем, проткнул тучи. – Я нажал гашетку, ошибки быть не могло! Я точно её нажимал, я же не пилот, я сам… Я ЗНАЮ, что нажал её! Вышла осечка… Это просто случайность! Ужасная, но случайность!
- Да неужели? – Роман, к ужасу Алисы, сделал шаг вперёд, и большущие кулаки его сжались. – Случайностей в нашей войне не бывает, чтоб ты знал.
Дмитрий весь подобрался; пошёл в контратаку:
- Полагаешь, я предатель?
- Я бы с удовольствием обозвал тебя предателем, - Раптор уже рычал, костяшки пальцев у него побелели, - да слишком много чести! Ты просто мудак.
- Урод! – спокойно и громко сказал Дима, и лицо его мгновенно залила краска. – Какое право ты имеешь меня оскорблять?!
- Тебе недостаточно было слов Вольги в своё время? Обязательно должно было случиться… такое, чтоб ты понял наконец, что мы тут не хернёй маемся, а всерьёз воюем?! Тебе сказано было, что делать, но ты же самый умный!
- Я всё делал правильно! – отчеканил Дмитрий; верхнее веко у него задёргалось. – Всё то, что мне понятно и приемлемо, с чем я согласен, я выполнял неукоснительно! А бить поклоны старику на облачке вы меня не заставите, ибо это бред! Все религии придуманы людьми, чтобы оправдать свою слабость!
- Димка, нет, наоборот… - произнесла Алиса; её перебил Володька:
- Дим, да я вот тоже почти не хожу в церковь, и пост почти не соблюдаю… Но почему-то у меня всё отлично получается!
- Что, затравите теперь за эту осечку? – Дима с презрением дёрнул губой, провёл рукой по уложенным волосам. - Хороши воины Света, нечего сказать… Как в советское время: если тебе достался негодный пулемёт, только ты несёшь ответственность за то, что он не стреляет! И тебя – под трибунал! Из-за банальной осечки!
- Ты свою сущность грязью не поливай, - негромко заметил Раптор. – Нашёл крайнего. Нет, извини, в том, что произошло, ты виноват, и только ты. Советую поскорее это осознать – если, конечно, не хочешь сдохнуть в ближайшем бою.
- Дим…- тихонько вступила Алиса. – Я вот думаю… Должно быть, ты просто что-то упустил из виду. Что-то важное, что ты по неопытности таковым не считаешь… Если это исправить…
- Я живу по нормальным человеческим законам морали! – глаза Дмитрия сердито блестели, он тяжело дышал. – И не желаю шарахаться от собственной тени! Себя нужно уважать, а не унижать, исполняя какие-то там идиотские правила, придуманные две тысячи лет назад безграмотными рыбаками! Никаких норм адекватного, честного человеческого поведения я не нарушал!
- В тебе говорит гордость, - с усмешкой заметил Роман. – А это уже дурной знак.
- Да какое право ты имеешь меня судить?! – взорвался Дима. – Да у тебя у самого символ на Летописи еле трепыхается! Больше всего мораль любят читать те, у кого рыло в пуху!
Если бы Алиса изучила Раптора хотя бы на десятую долю меньше, она бы опоздала. Но уже на последних словах Димки кинулась вперёд и схватила Романа обеими руками чуть ниже плеча:
- Раптор, не смей! Не вздумай!
Он должен был, резко взмахнув рукой, отшвырнуть Алису, броситься на обидчика и превратить его в кровавую котлету с кусочками костей вместо хлебного мякиша. Но Роман неожиданно остановился, вздохнул и повернул голову к девушке, вцепившейся в его плечо. Алиса под его взглядом разжала пальцы; её ладони мягко легли на плотный рукав. Она, такая маленькая, решительная и строгая, кажется, искренне полагала, будто это прикосновение – крылья бабочки, опустившейся на кору дерева – способно остановить разъярённого ящера.
Но он в самом деле смирился и отступил. Лишь упрямо мотнул головой:
- Ладно.
- Надо позвонить Ленке, - поспешно вставил Демар. – Надо узнать, как там… Алис, у тебя далеко телефон? А?
Она повернулась:
- Володь, пока рано… Она всё равно ничего ещё не сможет сказать… - и сперва не поняла, почему лицо Володьки стало таким оскорблённым, отчего дрогнули ноздри, поджались губы и взгляд, превратившись в острие отравленной стрелы, вылетел вверх, значительно выше её глаз. Но в тот же миг её плеча и спины решительно, даже слегка грубовато, коснулась большая ладонь Раптора:
- Ого, да ты вся измазалась… Дай-ка я отряхну.
В Володькином взгляде смешалось всё: презрение, обида, непонимание, опрокинулось вверх тормашками – и Алиса невольно отвела глаза. Он открыл губы – маленькая, глупая, обиженная рыбка – отвернулся, пробормотал:
- Интересно, почему не прибежал Марсель? Он всегда прибегает…
Дима пожал плечами, глухо бросил, не глядя:
- Не смог, наверное.
Володька поднял непривычно тяжёлый взгляд:
- Алис… А ты что думаешь?
Она думала, что, сколько ни старалась, не сумела себя обмануть. И уже никогда не сумеет.
- Вовка, ну… Просто так вышло. Вот и всё.



Глава 23
Участок


Трудно было представить себе что-то более унылое, бесконечное, безысходное, чем дождливый день на кладбище. В канавах дотаивал последний слежавшийся снег, голая земля с каждой каплей влаги всё больше превращалась в чёрную грязь.
Она стояла под зонтом у входа, под облупившейся каменной урной. Пролетающие мимо машины разбрызгивали коричневые лужи, заставляли её испуганно переступать на месте, чувствуя, как медленным ядом растекается внутри стоптанных сапог ледяная вода. Мёрзли икры: единственная чёрная юбка, найденная в шкафу, едва прикрывала колени.
Дешёвые искусственные цветы диких оттенков да её тёмно-красный зонт со сломанной спицей – пожалуй, это всё, что привлекло бы внимание Бога, вздумай Он взглянуть вниз на одноцветный грязный пейзаж со своей бесконечной плёнки облаков.
Она сделала всё, как велел тот человек, и на вопросы сотрудника морга дала совсем не те ответы, которые могла бы оплатить. Даже скинувшись с Валей, даже попросив взаймы у Верочки. Да, хороним, не кремируем; да, именно на этом кладбище; нет, не подхораниваем. До сих пор сжималось внутри, холодело – уж каким взглядом мужчина с противоположной стороны стола, заклеенного образцами заявлений, смерил её! Не смог удержаться… Ещё бы. Вот ведь… муж соседки был недавно на похоронах своего начальника, и потом называл кое-какие суммы, так что она представляет – в общих чертах.
Но это ничего. Сегодня вечером она ещё успеет позвонить в морг и сказать, что, конечно же, передумала. Ведь он, скорее всего, просто забыл, что обещал с ней встретиться. И не думает, что она стоит здесь под безутешным дождём и ждёт, надеясь неизвестно на что.
Набрать его номер она стеснялась. Ну, зачем она будет тревожить попусту, ведь он важный человек… А сейчас – вот в эти, самые первые, дни – услышать в трубке равнодушный, раздражённый голос для неё подобно пытке. Лучше замёрзнуть, лучше напрасно прождать. Так легче…
Из-за поворота, ярко моргая апельсиновым огнём, появился чёрный, лаково блестящий джип. Подъехал, бесшумно припарковался напротив кладбища. На мокрый асфальт выпрыгнул молодой парень с короткой стрижкой, быстро приблизился к ней:
- Надежда Викторовна?
- Да…
- Здравствуйте. Я Саша. Надеюсь, не слишком долго ждали?
- Нет-нет, что вы…
- Пойдёмте. Где тут у них администрация, знаете?
- Да… Я покажу…
Она совсем не ожидала увидеть такого юнца. Да в такой машине, да в такой одежде! Растерялась и совершенно не знала, как держать себя с ним, что делать, что говорить… Общаться с людьми того социального слоя, к которому относился этот парень, ей не доводилось. Она робела и ненавидела себя за эту робость. И вместе с тем негодовала: ну что, в самом деле, неужели мать не могла больше рассказать в своё время об этом странном знакомом?
Что могло объединять их – маму и этого нувориша?..
Квартира.
Конечно же, только квартира. И, хотя мама три года назад составила завещание, содержание которого было хорошо известно всем родным - теперь, очевидно, надо успеть морально приготовиться к самому худшему. И хорошо ещё, если мама действительно умерла своей смертью, как сказала медсестра…
Молодой человек повернул к ней лицо с острым вздёрнутым носиком:
- Лидия Кондратьевна хоть что-нибудь рассказывала о нашей дружбе?
- Почти ничего, - она сокрушённо поправила сползающий с головы платок. Конечно, это проверка. Но что другое тут скажешь?..
- Разве только чуть-чуть… Что вы разговорились в церкви.
Он кивнул:
- Это правда. Хотя я понимаю, что… для вас это более чем странно.
- Александр… - она осеклась, робко кашлянула – но он и не подумал снизойти и назвать своё отчество. – Скажите, пожалуйста, если можно… Кем мама была для вас?
Он уклонился от прямого ответа:
- Это сложно объяснить. Очень близким человеком.
Господи, да неужели… Нет, не может быть, и даже помыслить страшно! Нет, нет… Мама, эта наивная, святая женщина – не стала ли она в последние годы жизни жертвой извращенца?.. Может, он запугал её, и она молчала, опасаясь за жизнь детей и внуков?.. О, Боже… Ведь у богача нет ни чести, ни совести, никакого стыда! На всех ему плевать, он людей за червяков считает. И всё ему скучно, и всем он пресытился – развлечения, заграницы, квартиры, машины, вещи… И вот… Нет, ну не может быть! Ах, мама, мамочка, ну можно ли было полагаться на «сердечные очи», что ты так часто поминала? Сердце слепо... Не разглядишь зачастую, что за человек живёт рядом, смотрит тебе в глаза, дышит в затылок…
- А Лидия Кондратьевна мне много рассказывала и о вас, и о вашем младшем брате… О вашем детстве, об эвакуации… Она так вас любила! Хотя, по-моему, она всех любила, - и высокий голос его стал тише и печальнее.
Надежда Викторовна согласилась:
- Да…
И вновь целый отрезок пути они прошли молча. Нет, конечно, это красивый фарс. Такой человек не будет жертвовать из своего кармана на похороны бедной старушки. Не такие они, богатые… Никогда не отдадут своей копейки. Скорее украдут у других.
В здании администрации – одноэтажном, приплюснутом – пахло сыростью и линолеумом. Женщина у зарешёченного пыльного оконца заполняла журнал, лежащий на столе. В продавленном поролоновом кресле спал кот; из магнитолы, стоящей на высоком сейфе, неслось:
- Нарву цветов и подарю букет
Той девушке, которую люблю…
Она усилием воли заставила себя понять: непривычно только ей, а для женщины, склонившейся над столом, это рутина. Обыкновенная работа, и больше ничего.
Та подняла на вошедших голову с крючками завитых обесцвеченных волос:
- Здравствуйте.
- Добрый день, - отозвался Саша. – Нам бы участок приобрести.
- На будущее или сейчас хороните?
- Хороним, - тихонько произнесла Надежда Викторовна.
- А почему сюда? – голос у администраторши был резкий, прокуренный, не суливший никакого положительного исхода, и дочь Лидии Кондратьевны занервничала.
- Родственники здесь похоронены… Но там места нет… Только урну можно подхоранивать… Времени мало прошло… А мы бы хотели… гроб.
Тётка окинула оценивающим взглядом сперва её – от мокрых китайских сапог до мятого синтетического платка, из-под которого выбилась седая прядь, и обратно – затем перевела глаза на Сашу. Помедлила, пожала плечами:
- Ну, я полагаю, вы в курсе, что у нас, в принципе, не приветствуется… Вообще, кладбище имеет статус мемориального. Полузакрытого. То есть – только подхораниваем, а насчёт новых захоронений… Вы уверены?
Это было адресовано именно Надежде Викторовне, и снабжено недвусмысленным взглядом глаза в глаза. Как часто за свои без малого семьдесят лет ей приходилось переводить с русского на русский то, что говорят в лицо в самых разных кабинетах! Можно сказать, она в этом поднаторела. «Вы же в курсе, что бесплатно в нашей стране ничего не делается. Чтобы похоронить, как вы хотите, нужны большие деньги. А чтобы это произошло на нашем кладбище, нужны очень большие деньги. Ты хорошо подумала, старая дура?»
Она покосилась на Сашу, сжала ручки сумки, мелко кивнула несколько раз подряд:
- Да…
- Это обойдётся в двести тысяч, - своё «двести» она легонько изогнула, как изгибают купюру, поднося к щели банкомата. – И это только участок. Плюс рытьё могилы, плюс ограда, плюс крест – или что вы там будете ставить…
Сердце глухо билось в ушах и в горле. Она стояла молча, ожидая, как более полувека назад ждала у доски: ну что же, ну и пусть, ну пускай уже скорее объявляют и ставят эту двойку. Но зато позор закончится…
Саша качнул стриженой головой:
- Ну, если долларов, то мы, пожалуй, не потянем.
Администратор взглянула на него со смешанным чувством зависти и удовлетворения:
- Рублей.
- Отлично. Показывайте.
Она полезла в ящик стола за планом кладбища, и Надежда Викторовна не выдержала:
- Саша!.. Может быть, всё-таки… не надо?
Она очень надеялась, что он поймёт, переведёт этот крик отчаяния: даже если я продам все свои вещи, я никогда не смогу рассчитаться с вами!
Но он лишь поднял глаза, гипнотически-зелёные в тусклом свете старых ламп, и склонил голову набок:
- Надежда Викторовна… Мы же с вами уже обо всём договорились!
В наступившей тишине, прерываемой шорохом бумаги, стало слышно, как поёт по радио Пугачёва:
- Он тогда продал свой дом,
Продал картины и кров,
И на все деньги купил
Целое море цветов…
Квартира… конечно, квартира. Придётся распрощаться с нею. И хорошо ещё, если не придётся продавать свою. Господи… Но что тут можно изменить?
Надежда Викторовна смирилась.
Под холодным, скользким на ощупь от вкрапленных снежинок дождём их повели смотреть участок.
- На похороны я приехать, думаю, не смогу, - вполголоса говорил Саша по дороге, - да и вряд ли сумею адекватно объяснить, кем приходился покойной. Ну, вы понимаете.
Она понимала. И согласно кивала – ничего другого не оставалось.
- Счета мы с вами оплатим сейчас. Всё остальное – гроб, крест, машину и так далее – вы уже заказали?
- Нет ещё… Как раз собиралась ехать после кладбища…
- По такой погоде! Я отвезу вас. Поедем вместе. А отпевание… нет?
- Нет, ещё не… Да они же там сдерут… Мы хотели заочно…
- Да вы что! – громко возмутился парень, и нос у него дёрнулся вверх, как у рассерженной мыши. – Разве это дело? Хорошо, тогда этим тоже я займусь. Только…
Он вдруг остановился посреди гладкой заасфальтированной аллеи и схватил её за руки, попутно прихватив рукоятку зонта – так, что пожилая женщина чуть не выронила его от испуга.
- Надежда Викторовна!
- Ой… Что?
- Только, я вас умоляю, успокойтесь. Я все необходимые расходы возьму на себя. Мне это не трудно, и даже наоборот…
- Саша… Я, наверное… не понимаю…
Он усмехнулся – какой-то кривой усмешкой:
- А меня никто не понимает. Это нормально. Поверьте, я делаю это от чистого сердца.
…Убийца он или извращенец? И какая правда из этих двух страшнее?
Она еле успела достать из кармана платок: расплакалась. Всё-таки слишком давно жила на этом свете, чтобы верить в чудеса – так, как верила её добрая, бедная, глупая мама…

Продолжение следует...

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

Comments

[.Багира.]

О, бог мой! Я опять разревелась в три ручья...

И, это... э-э-э... участок и правда стоит 200 тысяч?..

[Оптимус Прайм]

.Багира.: Да... Эту главу я очень люблю. Потому что, написав её, понял: блин, да я кое-чего уже повидал в жизни. Ибо сочинять от балды или остервенело рыть матчасть для написания этого эпизода мне не пришлось...

Нет, на момент событий романа участок даже на таком крутом кладбище не должен был стоить больше 100, ну максимум - 150 тысяч. 200 - это уже просто открытое и запредельное рвачество.