История в санатории

[Akselprime]

Как я и предупредил постом ниже, выкладываю новое прозаическое произведение. Русский фанфик, бессмысленный и беспощадный, объединивший в себе сразу три придуманных мира.

Естественно, капитально в стиле своей прозы я ничего не менял. То есть повесть представляет собой довольно-таки литературное произведение, наделённое и сюжетом, и смыслом. Никаких порнографических сцен оно не содержит; автора по-прежнему (о горе ему) интересуют в большей степени характеры героев, нежели их органы размножения. Основная идея заключается в том, что персонажи из разных миров предотвращают вместе один пипец. И между ними в процессе завязываются всякие разные отношения.

О чём ещё следует предупредить...
Данный кроссовер содержит:

- ахтунг! совершенно неэпические пейринги!
- сцены жестокого обращения с каноном;
- трупы зверьков-обоснуев;
- отсылки к канонам;
- вполне канонные сцены;
- отступления от канонных характеров.

также нелишне знать:
- действие происходит в России;
- все герои носят русские имена;
- никакой логики в этих именах нет!!!
- мерисьюшки отсутствуют!
- тема церкви намечена только пунктиром!
- Легко читать тем, кто вообще не смотрел ни одного из трёх м/с, взятых в качестве базы;
- Таких, кто знал бы меньше двух канонов, среди моих ПЧ, скорее всего, единицы.

Вот так.
Названия, кстати, нет. Но я не морочусь: намерен использовать бесцветную "пилотку", название файла.
Ну, поехали!

ИСТОРИЯ В САНАТОРИИ
(повесть-кроссовер)


Места с седьмого по одиннадцатое, плацкартный вагон, дохлые мошки между рамами; за окном трепыхается берёзовый лесок в лёгком флёре лопнувших почек. На жёстких нижних полках сидят четыре девчонки. Пятая лежит на верхней полке, свесив ногу в розовом носке.
О да, вы угадали! Это именно они, наши героини. Давайте познакомимся с ними поближе. Нелишне будет напомнить, что здесь – среди дохлых мошек и берёзового леса – их обыкновенно называют Аней, Раей, Машей и Любой – а хуже всех приходится той, что в розовом носке. Но мне уж очень хочется побыть оригинальной. А хода умнее придумать я не могу.
Итак, их зовут: Шура, Валя, Наташа и Вика.
Спокойно! Не надо нервничать. Я сейчас всё покажу.
Шура сидит с книгой у окна, и на все вопросы девочек уже второй час отвечает: «Да, спасибо, и два кусочка сахара». Голое плечико прислоняется к замусоленной стенке вагона; она прохладная, и Шуре хорошо. Прямая короткая юбка, нога на ногу, и даже лень дотянуться до стакана с остывшим чаем – придётся на мгновение отвлечься от копей человеческой мудрости на страницах книги.
Вика красит губы, глядя в карманное зеркальце. Она красит губы, смеётся и разговаривает одновременно – и зеркальце дрожит в её руке с модным серебряным колечком в такт дороге и смеху. Эту помаду она купила только что, прямо на вокзале. Помада с блёстками, и очень нравится Вике – и, судя по всему, это надолго: ещё где-то на час-полтора.
Наташа сидит напротив Шуры и смотрит в окно, и у неё в такт колёс вздрагивает грудь. Наташа повыше и сложена грубее подруг; про таких говорят – нескладёха. Большие руки, толстые лодыжки и колени, но зато – грудь, о да… Довольно милое личико, и уже года два как не спрашивают паспорт, когда она покупает сигареты – хотя восемнадцать ей исполнилось лишь этой зимой.
Валя… Валя занята: она кричит на девчонку, что лежит на верхней полке. И это никого не удивляет, все давно привыкли. Ей прощается - ведь она не со зла, а от темперамента. Валя, в отличие от Наташки, статуэтка; притом статуэтка подвижная и грациозная. Кто за чем едет в этот санаторий, по правде говоря – а вот Валя едет с определённой целью. Подругам это знать негоже, конечно – но она в свои восемнадцать до сих пор (страшно подумать) девушка. И Вале ужас как не хочется, чтобы кто-то ещё её обскакал. Потому что все уверены, что Валя весьма опытна в амурах. Она не спешит рассеивать этот тщеславный миф. Уж больно он хорош.
Как зовут ту, что лежит на верхней полке, завернувшись в летнюю куртёшку, похожая на белый хот-дог, не имеет никакого значения. Её никто никогда не называет по имени. Друзья зовут её Капустой, Крольчатиной или Кролегом. Все, кроме бойфренда Лёши. Тот ласково зовёт Беляшиком. И Кролег обычно пускается в рёв. Кролег в принципе либо хохочет, либо ревёт. Потому что это Кролег.
- Валяаааа, - кричит она в ответ, и с полки свешивается длинный хвостик светлых волос, - Валяааа, ну пипец, так нечеееестно!
И весело смеётся вместе с остальными.
Вот теперь порядок: вы с ними знакомы. И вы их, конечно же, узнали. Они действительно едут в санаторий. Но вовсе не отдыхать, как могло бы показаться с первого взгляда. Увы: они подозревают, что на месте их ждёт довольно грязная работёнка.

* * *

Матвей Семёнович оказался угловатым астеником с глубокой морщиной между бровей; обрубленным жестом указал на кресла:
- Ну… Здравствуйте. Садитесь, господа. Спасибо, что приехали.
Артём с Игорем переглянулись; быстро подвинули кресла, сели. Матвей Семёнович опустился напротив, за письменный стол - в кожаное кресло с высокой спинкой; воткнул острые локти в дубовую столешницу, поднял плечи и кротко вздохнул.
- Ну, в общем, тут такое дело… Я понимаю, вы таких историй много наслушались, но и вы меня поймите, мне, как бы сказать… Трудно с непривычки называть вещи своими именами.
Артём взмахнул рукой, открыл ладонь:
- А вы не стесняйтесь, называйте. Сэкономите и время, и нервы.
Игорь щурился через очки на стены, унизанные дипломами и благодарственными письмами. В пустой подчёркнутой строке почти всюду угадывалось: «Кантору Матвею Семёновичу». Шутка ли – почти два десятка лет проработать директором самого известного санатория в области… Нет, не шутка. Но главное, самое-то главное – то, из-за чего их сюда пригласили, тоже не шутка. Матвей Семёнович – явно не тот человек, чтобы обращаться за их помощью по идиотским поводам. Игорь поправил очки и перевёл взгляд на собеседника.
- Мы слушаем вас внимательно.
Парни давно уже подметили, что тембр его голоса – мягкий, обволакивающий баритон – всегда благотворно действует на клиента. Матвей Семёнович вот тоже перестал бурить локтями стол, расцепил пальцы и, выдохнув, начал наконец связно говорить.
- Последнее время на территории комплекса стали происходить неприятные вещи. Столь же неприятные, сколь и необъяснимые. Понимаете… Я восемнадцать лет работаю здесь директором, я знаю «Золотой рассвет» как свои пять пальцев. Всё, чем он живёт и дышит, все его трудности и все болячки. Но с прошлого года здесь началось… Здесь началось такое… А самое ужасное – уже поползли слухи. И люди уже – вы представляете! – уже едут сюда, чтобы воочию убедиться, что… что…
Матвей Семёнович был в самом деле здорово напуган. Но Артём с Игорем, обменявшись коротким взглядом, решили не торопить его – пусть выльет всю воду, и тогда можно будет спокойно поговорить по существу. Игорь был уверен, что Тёма сейчас думает примерно то же, что и он сам: может быть, как раз не плохо, а именно хорошо, что на этой неделе в санатории разместили участников международной научной конференции. Им будет легко затеряться среди этой массы, успешно мимикрировав под учёных. Доктор Пенкин, профессор Клер… Не так уж далеко от истины, между прочим.
Лишь бы только рассказ директора не оказался жалкой верхушкой айсберга. У Игоря уже были определённые опасения на этот счёт. Но делиться ими он не спешил – даже со своим непосредственным руководителем Тёмой Пенкиным.

* * *

С утра столовая корпуса гудела; гремели тарелки, топали и шаркали шаги, грохотали половники, задевая стенки кастрюль. Шура выбирала между омлетом и сырниками, когда мужчина, подошедший следом, легонько кивнул ей:
- Значит, вы из второго корпуса.
Девчонки, облепившие столик с напитками, как по команде, повернули голову. И воззрились: но не на него, а на Шуру. Уж от кого-кого, а от неё такого вопиющего предательства не ожидал никто. Шура, обладавшая математическим складом ума, думала быстро – и в считанные секунды поняла, что допроса с пристрастием не избежать. Допроса прямо здесь, за столиком с выстиранной скатёркой, допроса с лампами в лицо: голубыми, зелёными, карими, сияющими из-под удивлённо поднятых бровей. И Шура совершенно некстати залилась краской. А как тут иначе! Ведь с этим мужчиной она познакомилась в бассейне. И это придётся рассказать.
- Шура! Если б ты видела, как он на тебя смотрел! Это любовь! Всё, Шура, Шура, всё, надо хватать! – зашептала Валя, как только Наташа громко придвинула к столику свой стул и все взялись за ложки.
- Он просто поздоровался, - математически возразила Шура.
- Где ты его подцепила? – делая уморительно гламурную моську, поинтересовалась Вика. И любопытство дрожало на кончиках её длинных накрашенных ресниц, грозя упасть в тарелку неутолёным и отравить весь завтрак.
- Ну, - коротко вякнула Шура и опять покраснела, - в бассейне. Я вылезла и освободила дорожку для его друзей… И он меня поблаго…
- Друзей?!. – хором обалдели подруги.
- То есть ты вчера ходила смотреть на голых мужиков, а нас с собой не позвала?! – ахнула Валентина. – Охренеть!
Шура не хотела нарушать тишину и порядок - но, не выдержав, рассмеялась вместе со всеми.
Спустя минуту в столовую вбежала заспанная, толком не причёсанная Кролег. Естественно, она проспала всё на свете! Но иначе и быть-то не могло, ведь это Кролег… Валя, жуя, замахала ей руками; Кролег схватила пятый стул и поволокла его к столику, где сидели подруги.
- Не торопись! Ты уже всё пропустила! - прожевав, с радостным садизмом сообщила Валя. – А всё из-за того, что слишком долго дрыхнешь!
Кролег возмутилась и тоже замахала руками. Шура тихо, но назидательно пискнула:
- Девочки, не ссорьтесь! - и с облегчением вздохнула, когда её не услышали.


* * *

…Они приехали вчера, к четырём, за два часа до ужина; успели уладить вопрос с пятым спальным местом и разместиться в номере, заполучить чёрно-белую копию карты санатория и обсудить массу бесполезных вещей. После ужина разбрелись. Кто куда; а Шура первым делом побежала в библиотеку. Куда бы она ни приезжала, библиотека и бассейн всегда манили больше всего – и потому она выбрала именно их. Заперев книги в пустующем номере, захватила купальник, шапочку, полотенце и спустилась вниз, в спортивно-оздоровительный комплекс. Вопреки Шуриным опасениям, народу почти не было; в бассейне пустовали целых две дорожки. По крайней правой плавала толстая круглолицая женщина, среднюю мерил саженками крепкий, ладно сложенный мужчина в синей шапочке. Шура немного постояла на нижней ступеньке лесенки, по грудь в воде, потом отпустила перила и неспешно поплыла брассом, смакуя наслаждение. Она успела трижды проплыть бассейн от борта до борта, когда из раздевалки вышли ещё двое мужчин. Тот, что рассекал кролем по средней дорожке, нырнул под разделительную нитку, всколыхнул воду Шуриной дорожки и, с плеском взмахнув руками, положил локти на кафельный борт:
- Не прошло и полгода! Вы что там делали столько времени, простите за грубость?
Загорелый атлет с чёрными миндалевидными глазами, в купальной шапочке апельсинового цвета, вошёл на тумбу с цифрой «два» и, почти не примериваясь, гибко и мощно вылетел – вперёд и вниз, вошёл в податливую воду, словно струя фонтана, почти не подняв брызг. Вынырнул чуть ли не на середине бассейна, фыркнул, мотнул головой и поплыл – точно так же, как за минуту до этого плыл первый: размашистыми, сильными движениями отталкивая воду, стремительно продвигая вперёд своё тело.
Третий мужчина, подслеповато щурясь, ступил на лесенку и стал спускаться; тронул воду пальцами ноги и скривился:
- Брр.
- Помочь? – молниеносный захват за лодыжку, рывок – типично мужская шутка.
- А-а-а, Вадик! Иди в сад!
Шура вертикально висела в воде. Бесспорно, она залюбовалась, и прекрасно отдавала себе отчёт в этом – но не залюбоваться троицей спортсменов было просто невозможно. Она гадала, сколько же им – по двадцать пять? По тридцать? По сорок? Фигуры у всех были идеальные, разве что последний был чуть узковат в плечах. Рассеянный, как будто несфокусированный взгляд выдавал человека с плохим зрением – но движения его были быстрыми, хищными, завершёнными, словно у рыси. И так же гибко и ловко стремилось вперёд, рассекая голубую воду, натренированное тело.
Спустя несколько минут три огромных цветных поплавка – оранжевый, синий и жёлтый – прибились друг к другу на противоположной стороне бассейна; Шура внезапно вспомнила, что тоже пришла плавать. Мужчины негромко говорили, она не вслушивалась: резиновая шапочка, обнимавшая голову, съедала звук. Подплыв ближе, угадала скорее по жестам, нежели по словам, что им хотелось проплыть наперегонки, но две дорожки из четырёх были заняты. Одна – Шурой, другая – толстой дамой. Первый спортсмен, тот самый, плотный и широкоплечий, в синей шапочке, просил приятелей подождать, те соглашались – кисло. Шура в несколько гребков достигла лесенки, влезла и села на верхней ступени, опустив ноги в воду.
Они втроём посмотрели на неё, задержали взгляд – и мужчина в синей шапочке спросил, указав рукой на освобождённую дорожку, ласково перекатывающую крохотные волны:
- Девушка! Можно?
Шура улыбнулась:
- Да, да, конечно!
- Спасибо! Мы быстро!
- Да ничего! Да вы не торопитесь…
- Нет уж, мы поторопимся! – легко выпрыгнув на борт, сказал загорелый красавец, азартно потирая руки. – Вадька, сделаем ханурика? На два корпуса, а?
- Чего-о? – оскорбился спортсмен в жёлтой шапочке и попытался схватить товарища за голую пятку. – Нет у тебя никакого уважения к инвалидам умственного фронта!
- Инвалид умственного фронта, между прочим, тоже мог прийти, - приседая на тумбе первой дорожки, веско заметил широкоплечий.
- Но кто-то непременно должен был остаться и подрочить на свои догадки, - тем мгновенно-язвительным низким тоном, которым говорят только исподтишка и только страшные гадости, произнёс мужчина в жёлтой шапочке.
Черноглазый занял тумбу второй дорожки; жёсткие губы его на миг сердито сжались:
- А вот не сказал бы.
Тот, занимая третью тумбу, стрельнул в него взглядом из-под тонких светлых бровей:
- Ладно. Пожалуй, да, ты прав. Проехали.
Вадим на первой дорожке выдержал небольшую паузу.
- Ну, готовы?
Они втроём переглянулись – и вновь разом посмотрели на Шуру. Она не ожидала и совершенно растерялась, не успев отвести взгляд.
- Девушка, милая, вы нам отмашку не дадите?
Глаза у него были светлые, серые или голубые, взгляд – уверенный, хозяйский. Густые мокрые брови, спокойная решимость на широком лице. И Шура поймала себя на дурацкой мысли, что именно так мог бы выглядеть молодой Посейдон. Если бы брился, конечно…
Она встала, держась за перила лесенки, громко, по-ученически, скомандовала, дала отмашку рукой – и сердце невольно застучало быстрее. Будто от того, кто из этих мускулистых парней придёт первым, зависит что-то. Пусть даже маленькое и неважное, но что-то – зависит.
Она болела за Вадима. Может быть, потому, что именно он заговорил с ней. Может быть, потому, что он плыл по её дорожке. Вот и всё, было всего два «может быть», в которые разум пытался вбить колышки, чтобы растянуть где-то в глубине души плакат с красивой потёмкинской деревней. Но двух «может быть» было катастрофически мало, и Шура со своим математическим складом ума слишком ясно видела, какой на самом деле ответ у этой не очень-то логической задачки.
Она болела за Вадима… Одним из главных иррациональных свойств Шуры было патологическое невезение в тех мелочах, где требуется совпадение чистого везения с чистой случайностью. Если Шуре хотелось, чтобы их сборная победила в ответственном матче, Шура резонно не включала телевизор. Те, за кого она болела, проигрывали в 90 случаях из ста.
Видимо, этот случай был всё-таки девяносто первым. Уже на первой половине бассейна стало видно, что Вадим опережает друзей-соперников. Все трое плыли с какой-то фантастической, неземной скоростью, мощно и чётко взмахивая руками. Вода пенилась и кипела вокруг их мокрых тел с рельефно напряжёнными мышцами, брызги вылетали стремительными прозрачными пулями, лица приобрели ту вдохновенную уродливость, которая так ценится в спортивных фотографиях… Шура замерла у лесенки, будучи не в силах оторвать взгляд от этого зрелища. Поворот, толчок ногами – и Вадим ушёл под воду; вслед за ним развернулся смуглый – и с остервенением кинулся в погоню. Третий, в жёлтой шапочке, опоздал слишком явно – уже отстал от Вадима на целый корпус.
Вадим плыл, буквально разрывая воду – она не успевала разойтись под его бешеным натиском, и он расталкивал её, разрубал движениями накачанных рук. Шура видела – к финишу он ускорялся, выкладывая все резервы, что ещё оставались, не жалея себя ни на грамм, ни на мгновение, ни на ничтожную его долю. Но ближе к последней трети бассейна загорелый стал настигать его, работая руками стремительно и нервно, буравя воду, словно пущенная торпеда. Шура сжала кулачки и вдруг, сама того не ожидая, закричала:
- Да-вай, да-вай!!!
Нет, не загорелому – конечно же, Вадиму. Но эта тайна должна будет уйти в могилу вместе с ней. Этого не должен будет узнать никто, ни за что и никогда!
И случилось чудо. Вадим, услышав отчаянный писк с борта, наддал ещё; а смуглая торпеда внезапно сбавила обороты; выдохлась и начала неумолимо, неизбежно отставать.
Ещё несколько безбрежных секунд – и поединок был кончен. Сердце Шуры колотилось, распуская в крови цветы внезапного счастья. Вадим выиграл; его крупная ладонь первой ударила в белый кафельный борт. Следом, добежав, ударила голубая волна – и Вадим выбросил вверх руку, сжатую в кулак – непроизвольный красноречивый жест победителя. Мелкие брызги взлетели в воздух и упали в бассейн; Шура радостно вскрикнула и захлопала в ладоши.
Загорелый финишировал вторым; мужчине с плохим зрением всё-таки удалось сократить разрыв, и его рука коснулась борта спустя доли секунды. Он отстал от лидера на полтора корпуса, и Шура весело засмеялась: «золоту» и «серебру» всё-таки не доведётся поиздеваться над «бронзовым» товарищем. Двойная победа!
Широкоплечий показал Шуре поднятый большой палец, кивнул; поблагодарил глазами. Вот тут-то и отвела невольно взгляд, понимая: спалилась всё равно. Столь явным было её восхищение, столь яркой радость, что скрыть её не было никакой возможности… Ну, что ж, ему ведь приятно это… Пусть будет приятно. Ведь он это заслужил.
Загорелый отдышался, стянул оранжевую шапочку и яростно зашвырнул её к стене:
- У тебя мотор в ж…пе, что ли?!
- Тебе сзади виднее!
- А романтический момент девушке ты испортил, - ехидно выгнул бровь третий спортсмен, и на весь бассейн бахнул взрыв смеха.
Вот, собственно, и всё, что было. Мужчины, немного передохнув, ушли, и ещё минут пятнадцать Шура плавала одна – если не считать толстой женщины, которая всё так же невозмутимо и вяло бултыхалась на дальней дорожке.
И теперь, встретив его здесь, в столовой, Шура лишь печально констатировала: увы, сердце постыдно вздрогнуло, споткнулось и побежало бить тревогу. Но далеко ли убежишь из груди?
На нём был голубой спортивный свитер с капюшоном; завязки с прозрачными фиксаторами свисали на грудь, качались от движений. Он был не особенно высок и даже, строго говоря, не очень-то красив – мощный торс, широкие плечи, накачанные руки и ноги, прямоугольное лицо с резко очерченным подбородком, чересчур густые брови. Теперь, когда влага не меняла цвет волос и купальная шапочка не закрывала голову, Шура узнала, что волосы и брови у него русые, ближе к среднему или даже тёмному оттенку, и причёска, которую он носит – глубокий косой пробор, и волна надо лбом – очень ему идёт. У Шуры тоже были русые волосы, но немного темнее; она носила стрижку – так было и практично, и вместе с тем женственно.
Правда, если вчера, наблюдая состязание на воде, она мысленно остановилась на отметке двадцать семь лет – здесь, в кафе, он показался ей значительно старше. Она, правда, и сама никак не выглядела на свой возраст – но с точностью до наоборот. Все упорно считали, что ей не больше пятнадцати. Шура отшучивалась, что хорошо сохранилась, потому что не бегает на дискотеки, а проводит время в читальных залах – а там всегда прохладно, и это полезно для кожи лица…
Но сегодня ей не было лестно от мысли, что на вид ей никак не больше шестнадцати лет.
До чего непредсказуема жизнь! Ведь ещё когда она спускалась по ледяной металлической лесенке в ласковую воду бассейна – ещё тогда думала о том, как похвастается подругам своей встречей в библиотеке! Она же в своё время перечитала чуть ли не все его статьи! И вдруг – бац, трах-тибидох! – и встречает его! живьём! в библиотеке какого-то областного санатория!
Ужас; но это в самом деле отошло теперь на второй план. И другого решения у задачки не предполагается.
Очнулась от сочного, с придыханием, шёпота Кролега:
- Который? Покажи… Этот, да? А-а, тот… Да? Тот, в голубом?
Валя тыкала тонким пальчиком; Кролег вертелась на стуле, смотрела ей через плечо. Вадим где-то далеко, почти у самого окна, поглощал кашу, едва ли догадываясь о том, что приковал внимание целого безумного стола.
- Вот тот? Страшный и жирный?- уста Кролега глаголали истину с частотой, ужасающей всех вокруг, кроме самого Кролега – но к этому, в конце концов, тоже привыкли. – По мне, так он…
- По тебе, так у тебя есть Лёша! – зашипела Валентина. – А Шурку не трожь, предоставь ей самой выбирать себе парня! И вообще, он не жирный, он накачанный, а это разные вещи!
- Но этого я парнем ни за что бы не назвала, - не сдавалась Кролег. – Он же старый!
- Капуста, а вот тебе не кажется, что ты сейчас кого-то обидела? – строго, даже сурово спросила Наташа – и за столом вмиг повисла тишина.
- Нет, Натуля, нисколько не обидела, - мелко помотала головой Шура. – Это же не мой бойфренд, действительно. Просто случайный знакомый. Прохожий, можно сказать.
Но Кролег, пристыженная Наташей, стушевалась.
- Шурка… Да… Извини, пожалуйста…
Та успокоила:
- Всё в порядке. Давайте просто сменим тему, – улыбнулась и продолжила:
- Я хотела рассказать, что… словом, у меня тут произошла… Гораздо более интересная встреча.
- Ну, ты даёшь, мать, - Валя аж откинулась на спинку стула. – Ещё одна?
- Да! – польщенно засмеялась Шура. – Я вчера пошла в библиотеку, и… знаете, кого я там встретила?
- Лауреата нобелевской премии в трениках?
- Да, Наташка, почти!.. Игоря Борисовича Клера!
- Эм… Кого?
- Игорь Клер! Да вы что, девочки? Никогда не слышали про Клера?! Это же знаменитый физик-ядерщик! Слушайте, представляете, у них тут неподалёку конференция, международная, а участников здесь разместили!.. Представляете, какое совпадение?!
- Ну, ты с ним хоть поговорила? – поинтересовалась Вика, но как-то вяло.
- А как же! Я спросила, исходя из каких опытов были сделаны предварительные выводы в его последней статье – там публикация была разорвана, вторая часть так и не вышла, а я…
- Прикольно! – перебила Вика. – А я, слушай, а я видела мужика с причёской точно, как у Росомахи! Ну, люди Икс, помните? Вот – один в один! Такая: ууух!
- Ну и что! – заорала на всю столовую Кролег. – А я здесь видела НЕГРА!..
Вокруг как-то разом стало на порядок тише. Шура сделала большие глаза и обеими руками схватилась за голову. Наташа с Валей захохотали.


Продолжение следует...