Нам снова выпал бой
Глава 42
Высоко над городом
читать дальше
Алиса открыла глаза. Долго лежала молча, неподвижно; моргала, то быстро, то медленно смыкая веки. Над ней было небо. Только небо – огромное, чистое, по-летнему тёплое, с редкими розоватыми штрихами перистых облаков. Утреннее, ещё немое, и даже скорее не голубое, а сиреневое.
Она пошевелилась – сперва неловко, с опаской, потом увереннее; села, а затем поднялась во весь рост. Поспешно огляделась – и от сердца отлегло: её друзья, точно так же, с робостью, пробуя движения, поднимались рядом. Справа раздалось:
- Слава!.. Ой… Мы – живы?
Голос Ленки – тихий, удивлённый, такой родной! Голос Святослава, усталый и спокойный:
- Похоже на то…
Алиса с опаской оглядела себя: никаких повреждений. Ни ран, ни ссадин, ни царапин. И даже на одежде не сохранилось никаких следов жесточайшего сражения.
А сражение было: восемь скорченных мертвецов никуда не исчезли, так и остались лежать в некотором отдалении. Правда, растворились и купол, и стены, и трон, и магический круг Чёрных, а вместо ледяного мраморного пола под ногами была плоская крыша высотки, крытая тёмным рубероидом.
Битва завершена. С Чёрными искрами покончено, и в этом не может быть никаких сомнений. И всё же – где они сейчас? На каком свете? В каком из миров?
Друзья стояли рядом, озирались вокруг, пытаясь ответить для себя на те же вопросы.
- Господи! – выдохнула она. – Какое счастье, что всё закончилось!..
- Главное, что оно закончилось нашей победой, - произнёс сзади уверенный, чужой баритон.
Они разом обернулись: сзади, за их спиной, стояли двое: незнакомый витязь и девушка в светлом платье. При естественном освещении стало видно, что оно не белое, а бледно-зелёное, с оливковой вышивкой по краю подола и оливковым поясом.
Оба они – и мужчина, и женщина – стояли, улыбаясь; Алиса прекрасно различала и черты их лиц, и все, даже самые мелкие, детали на одежде – но вместе с тем осознавала, что люди, стоящие напротив, лишь номинально могут называться людьми. Тела их были воздушны и абсолютно прозрачны.
- Кто вы? – опередив друзей, тихо спросила Алиса.
Витязь и девушка переглянулись. Светлые подошли ближе, встали полукольцом. Мужчина, помолчав ещё немного, ответил:
- Мы – Бриллиантовые.
- Оба? – поразился Слава.
Тот кивнул:
- Оба. Правда, я – не из вашей команды. Просто за мной был должок… Теперь, думается, я оплатил его, и совесть моя чиста.
Он улыбнулся, снял шишак – и Святослав почти сразу же ахнул:
- Никита?!
- Он самый.
- Постой-постой… Так ты… Как же так получилось?..
Он усмехнулся:
- Что значит «как»? Божий промысел! Простудился и схватил пневмонию, если тебя интересует чисто техническая сторона вопроса. Всё, что нужно было разрешить на земле, я разрешил. Вот и всё. Кстати, мы лежали в одной больнице, рядом, через этаж. Я умер за неделю до твоей выписки.
Слава оглядел товарищей:
- Невероятно… Помните, я рассказывал вам о человеке, с которым разговорился, и… ещё сказал, что довольно давно его знаю…
- Вольга, я тебя умоляю. Ты же никогда не врёшь. Стало быть, ты должен был рассказывать о бомже, которому регулярно подавал милостыню. Так?
- Так, - признался Святослав. – Тебя все считали пьяницей…
- …Поскольку люди избегают смотреть нищим в глаза. Даже если окликнешь, они этого не сделают. Они выносят суждение по внешности. А внешность, знаешь ли, бывает обманчива… Так что, Слава, я просто не мог не прийти к тебе на помощь!
Светлые молчали.
- Счастье, что ты оказался рядом, - негромко произнесла девушка в нежно-зелёном. – Ведь я даже не надеялась успеть. После моей смерти как раз прошло сорок дней. Все связи с этим миром были порваны. Если бы Чёрные напали раньше, я была бы рядом почти с первой секунды. Но они ждали. Ждали, чтоб я умерла и чтоб миновал сороковой день… Но они давно забыли, что вся Вселенная зиждется на любви. И что Господь не допустит их торжества. Я ведь… тоже не ваша искра. Просто мне довелось жить рядом с вами, в одном городе, в одно время. Даже Чёрные опознали меня как вашу союзницу. Хотя я вас не знала. Просто Светлые искры даются свыше. А Бриллиантовую человек может сам вырастить в своей душе. Из ничего, из совершеннейшего нуля. И не подозревать о ней. Ведь это открывается только после смерти…
- Но в таком случае – откуда вы про нас узнали? – удивлённо спросил Святослав.
Она улыбнулась:
- Благодарите вашу Зелёную искру, Александра.
Едва она произнесла это, как справа, спустившись прямо с притихшего утреннего неба, к ней шагнул он – хрупкий, невысокий, с непослушной прядкой волос, торчащей на макушке тонюсеньким шпилем. Такой же милый, с чуть более зелёным левым глазом и чуть более карим правым, со вздёрнутым коротким носом; как всегда, в отглаженном, с иголочки, костюме... Сашка, их единственный, бесценный Сашка! – совершенно прозрачный, совершенно чужой…
Девушка развернулась к нему, вскинула руки:
- Марсель!
- Лида… Лида! Ты вернулась!
- Я же обещала! Я обещала, что помогу тебе, если только это будет в моих силах. Марсель…
Он прижал ладонь к лицу, помотал головой и спросил едва слышно:
- Неужели… ты меня узнала?
- Скажи, ну как, как я могла тебя не узнать?! Не сразу, конечно, не с первой встречи, но… Марсель!
Он закрыл лицо руками и отвернулся, пытаясь удержать рыдания. Лидия подошла и коснулась невесомой ладонью его плеча:
- Ты ещё тогда казался мне человеком… Надо мной все смеялись. Но сердце не обманешь… Марсель!
Они крепко обнялись – и так застыли, прижавшись друг к другу. Лица Лиды Алиса не видела, а Сашка плакал, и прозрачные капли падали на мягкое плечо, прикрытое нежно-зелёной тканью.
- Получается, мы… мы всё-таки живы? – тихонько спросил Дима.
- Вы вшестером – живы, - подтвердил Никита.
- А Слава говорил, что после активации Меча выжить невозможно… Что искра убивает человека, покидая его тело…
Никита кивнул:
- Если за человека никто не молится – то да, убивает. И вы остались в живых потому, что за вас молились в храме. А ты лично, прости за грубость – потому, что мне жаль тебя стало. Нельзя тебе ещё уходить. Креститься тебе надо.
- Жаль? Меня? – переспросил Дима, проигнорировав последнюю фразу. – А может, лучше меня заберите, но оставьте Сашку! Он более достоин жить, чем я!
- Ох, как же с вами, атеистами, тяжело!.. – Никита неторопливо надел шлем. – Спроси его, хочет ли он вернуться. Если скажет, что хочет, я попрошу за него. Сейчас, пока вы между тем и этим светом, всё возможно.
Дима решительно повернулся:
- Саша!.. Послушай… Ты с ума сошёл – заранее себя хоронить?.. Тебе ещё жить и жить! Ты совсем ещё молод, и столько ещё сможешь совершить!..
Тот посмотрел на товарища с лёгким испугом:
- Дим… Ты чего?
- Послушай… Тебя ещё можно вернуть! Понимаешь? Сделать так, чтоб ты остался жив!
- Димка, ты с ума сошёл?.. Зачем?..
- Как… зачем? Жить, понимаешь? Жить!
- Дим, спасибо, конечно, но я больше не хочу… Видишь, я теперь совершенно счастлив! Смысл отнимать у меня это счастье?
- Разве же… А как же будущее?
Сашка переглянулся с Лидией, взял её руку и улыбнулся:
- Ладно, я постараюсь объяснить. Ты смотришь на земную, человеческую жизнь с идеальной точки зрения. Что человек должен состояться как личность, как профессионал, жениться, расплодиться, тихо умереть в девяносто лет, оставив куче потомков результаты своих трудов… Дима, ты судишь, исходя из того, какой я сейчас, и исходя из того, каким ты, именно ты, видишь моё будущее. А люди меняются, и не всегда в лучшую сторону. Мне досталось самое тяжкое испытание на земле – испытание богатством. На данный момент оно пройдено. Но если я останусь на земле… Вот, - он сжал ладонь Лидии, приподнял её руку, - вот женщина, которую я люблю. Что ты мне предлагаешь взамен? Мучительно ждать шестьдесят, а то и больше, земных лет, когда же мы наконец встретимся?.. И при этом – жить с другой законным земным браком, растить детей?.. Дима, это же пытка… Наконец, ожидая финальной битвы, я чаще приступал к исповеди и Причастию. Я причащался в это воскресенье. И погиб в бою, защищая всех вас. Защищая мир… Если я уйду сейчас – у меня есть надежда, что уйду прощённым. Уйду в свет, уйду вместе с Лидой. А если я продлю земную жизнь, могу нагрешить так, что мы с ней не увидимся уже никогда. Ты не забывай: я земной сын своего земного отца…
Они и до этого слушали молча; теперь же стало так тихо, словно все разом задержали дыхание. И Сашка продолжил, глядя Диме прямо в глаза:
- И ещё… Скажи, как, по-твоему, я смогу взглянуть в лицо своей матери, зная, что… убил собственного отца?
- Но ведь у тебя не оставалось выбора… - робко возразил Дима.
- Оставался. И я его сделал. Это Лидка поймала мою искру, приволокла обратно и всадила в Меч. Дима, ну пойми ты: смерть для меня… Это всё равно как если б я заказал билет на самолёт в прекраснейшую страну, в землю моей мечты. Где не будет проблем, болезней, трудностей, лжи, мерзости, злобы… Я ждал дня отлёта, терпеливо завершал дела… И вот уже багаж сдан, уже посадку на борт объявили… А ты говоришь – остаться! Зачем? Ведь я просто улетаю в другую страну, с которой по техническим причинам связь невозможна. Нельзя ни позвонить, ни написать, ни отправить эсэмэску… Но я буду счастлив там, понимаешь?
- Сашка, - медленно произнёс Дима, и серые, с сиреневым отражением неба, глаза его смотрели едва ли не с отчаянием, - Сашка, но… откуда ты знаешь, что она есть, эта страна?
Опередив Сашкину реакцию, звонко расхохоталась Лидия, и Никита усмехнулся в усы:
- Ну, молодой человек, это уже слишком.
- Да, хорошо! – Дима повысил голос, и кончики ушей у него запылали. – Допустим, вы двое – не игра сознания, а в самом деле… призраки. Но это не доказательство существования загробной жизни и уж тем более – рая…
- Мне жаль вас, - мелодично сказала Лидия. – Вам будет очень трудно жить. И ещё труднее умирать…
- Почему вы так уверены?
- Потому что каждому даётся по его вере.
Сашка отпустил руку Лидии и, подойдя к Диме, положил ладони ему на плечи:
- Димон, ну пожалуйста, не расстраивайся. Я рад, что всё получилось так, как получилось. Честно. Даже по твоим меркам или, там, категориям – ну, пусть я умираю. Но я умираю счастливым. Что же касается земного будущего… Дим, я буду очень благодарен, если ты продолжишь кое-какие из моих дел.
- Да я… с радостью, если смогу... А что это?
- Не волнуйся. Мама всё тебе расскажет. Решишься – буду признателен. Нет – не обижусь. Ведь это была моя земная жизнь.
- Сашка! – Дима старался удержаться изо всех сил, но не смог и расплакался, зашмыгал носом. Они с Сашкой крепко, по-мужски, обнялись.
В этот момент к ним приблизилась Ленка – пучок чёрных волос на затылке, бледная кофточка, юбка, босоножки на платформе… На лице легко читалось: она испугана до крика, замершего в горле, до отчаяния, до слёз.
- Саша…
Он взглянул на неё с умилением, сказал – точно так, как говорил всегда:
- Ленка! – и тут же заволновался. - Что случилось?
Алиса, наблюдавшая эту сцену со стороны, вдруг отметила про себя, что Сашка выглядит теперь чуточку старше, чем выглядел прежний, земной паренёк: в его линиях и движениях появилось какое-то спокойствие, завершённость. И, несмотря на то, что черты лица его нисколько не изменились, теперь это было лицо поразительной, чуткой красоты.
Ленка покачала головой:
- Саша… Саша, это же я… Я во всём виновата! Прости меня! Если можешь, прости! Я просто… это же моя тётя! Я подумала, что её можно спасти… И закричала…
Сашка сжал её ладони:
- Ленка, ты что! Ты не могла поступить иначе. А я всё равно попытался бы остановить отца. Даже не думай! Ты всё сделала правильно.
Ленка повисла на нём и беззвучно заплакала.
Лидия бесшумно приблизилась к Сашке:
- Время истекает. Нам пора идти, а им – возвращаться… Видишь, уже рассвет.
И в самом деле: сиреневое небо поднялось, стряхнуло дымку, поголубело. Ярче стали кроны деревьев, чётче проступили на туманном фоне далёкие дома. Три высоких трубы, подпирающих небо, обрели диаметр и цвет: на их верхушки легли первые лучи солнца. Плоские кратеры ТЭЦ на горизонте, далёкие кучевые облака, крупные буквы «Ладожский вокзал» на близком полукруглом здании – всё вдруг стало вещным, объёмным и настоящим. И лишь стянувшие небо и землю нити Вантового моста всё ещё казались частью недотаявшего сна.
Вдалеке, ниже по течению Невы, сверкнула крохотная золотая точка: восходящее солнце попало на верхний купол Смольного собора.
Святослав тепло улыбнулся Сашке:
- Спасибо тебе за всё. Прощай. Будем за тебя молиться.
Они все по очереди обнялись с Сашкой. Алису поразило, что он точно такой, каким положено быть живому человеку из плоти и крови, но при этом – прозрачный и абсолютно невесомый на взгляд. Дима и Ленка отошли с мокрыми глазами, и Дима отвернулся, отчего-то стыдясь своих слёз.
- Ну, удачи! – сказал Никита. – Благодаря вам весь мир празднует сегодня победу. Жаль, что люди не умеют видеть и чувствовать очевидное… Но вы выиграли бой. Только не растеряйте то, что приобрели. Впереди ещё долгая дорога. Прощайте, друзья! Искренне надеюсь, что мы с вами когда-нибудь встретимся снова.
Они втроём – Никита, Сашка и Лидия – отошли к самому краю крыши и стали постепенно удаляться. Сашка улыбнулся, поднял руку в жесте прощания – и все трое медленно растворились в воздухе. А спустя мгновение внизу, в прохладе и свежести запахов тополей, сирени и молодой листвы завёлся мотор, и на пустынную, изогнутую бумерангом улочку выехал со стоянки чёрный джип.
Ленка всхлипнула; Слава, взглянув вниз, вздохнул и перекрестил крошечную удаляющуюся машинку.
- Да помянет Господь его душу… Ну что, народ, нам ведь тоже пора.
- А эти, - доселе молчавший Володька вдруг встрепенулся, кивнул на неподвижные тела врагов, - они что, так и останутся тут лежать?
- Ты смеёшься? – фыркнул Роман. – Нет, конечно.
- А… А они… они точно не оживут?.. – с трепетом спросила Лена.
- А ты как думаешь? – Роман сделал три крупных шага, остановился возле обезглавленного мужчины. – Полагаешь, можно приклеить ему башку?
Он посмотрел с высоты своего роста на труп в разодранной одежде и хрипло, короткими фразами, вытолкнул:
- Я знал его. Учились вместе. И вот как всё повернулось… В предпоследней битве он грозился срубить мне голову. А я, вообще-то, злопамятен.
- Это с ним ты сводил личные счёты? – осторожно спросила Алиса.
- Ну да.
- А я вон с той жирной тёткой дрался, - вздохнул Дима. – Как там её… Печаль, что ли… Ну и гадина!
- Да они все тут хороши, - заметил Святослав. – Жаль, что после первого удара мечом я способен был только моргать. Тело не слушалось совершенно…
- Да ладно, я вообще без сознания был… Всё самое интересное и пропустил… И как мы победили, и откуда взялись эти двое…
- Ну так правильно, Дима, - с неожиданной строгостью сказал Слава. – Чего ты хотел, если за тебя даже записку в храм не подать?.. Слышал же – скажи спасибо, что Никита тебя пожалел и поймал за пятку. А то пили бы сейчас где-нибудь там за бытие из твоей черепушки.
- Вряд ли бы меня это гребло, - ехидно заметил Дима. – Ох… Но до чего же приятно осознавать, что всё кончилось, и мы – живы!
Невольно все они взглянули друг на друга – пристально, радостно, нежно; вдруг обратили внимание, кто во что одет, стали выяснять, из какого мгновения жизни были выхвачены и брошены в решающую битву…
- Я у мамы была, - сказала Ленка. – Только-только приехала.
- А я зачёт принимал, - поделился Святослав. – Как раз собирался кол поставить…
- Я тоже на работе была, - подхватила Алиса. – Как обычно…
- Так будний же день, - рассудительно заметил Дима. – А я с обеда…
В этот момент слева, сломав логическое построение их диалога, донесся возмущённый, полный горькой обиды вопрос Володьки:
- Так ты, оказывается, ещё и мент?!.
Воцарилась тишина, и все разом повернулись; Алиса с трудом сдержала громкий смех, глядя на уязвлённого поэта, изо всех сил старающегося проткнуть взглядом невозмутимого Романа. В самом деле, тёмно-серую форму с узлом галстука под синим воротником рубашки вряд ли можно было трактовать каким-либо иным образом. Раптор отпираться не стал; смерив Володьку уничтожающим взглядом, снисходительно заметил:
- На себя посмотри… - и легонько кивнул на драные Володькины джинсы, стоптанные домашние тапочки и жёлтую футболку с изображением пистолета и надписью «хана, человечки!»
…Новый день проступил из небытия: сияющий солнечный диск выплыл в зенит быстро, словно в кино, на улицах сперва смутно, потом всё чётче, проявились пешеходы и машины. Всё задвигалось, зашумело, забибикало, поплыл вверх нагретый воздух от залитых жарким дневным светом тротуаров, замерцали десятки белых солнц, отражённых в стёклах машин на стоянке. С неба донёсся писк стрижей – и тонкой, еле заметной нитью потянулся от земли аромат цветущей сирени.
- Боже мой, какая красота! – восторженно вздохнула Алиса. – Какое счастье, что мы победили!..
- Искажение тает, - тихо произнёс Святослав. – Счастливо, ребята. И… встретимся в воскресенье!
Алиса кивнула – и обернулась, уловив шестым чувством чьё-то присутствие за спиной. За её правым плечом стоял Раптор и молча смотрел на неё. Оба понимали: бой кончен, теперь пора расставить все точки над «и». Но вместе с тем отлично сознавали: здесь не время и не место для такого разговора. И единственное, что смогла позволить себе Алиса – осторожно и нежно коснуться золотой ящерки с изумрудными глазами, замершей на груди. И смело, открыто, не стыдясь своего чувства и больше не скрывая его, взглянуть в любимое лицо.
Они успели лишь улыбнуться друг другу – и в тот же миг всё исчезло. Алиса почувствовала, как её несёт волна тёплого, душистого воздуха.
- Сейчас вернётесь, - где-то очень близко прозвучал мягкий голос Никиты. – Примерно в тот же момент. Но, если хотите, что-то одно можете изменить в своём дне. Только попросите!
«Что я хотела бы изменить? – поспешно подумала Алиса. – Да ничего, пожалуй… Только чтобы у Раптора всё было хорошо!..»
Но что именно, она не уточнила, надеясь на то, что Высшие Силы сами подкорректируют её сумбурную просьбу.
Глава 43
Экзамен сдан
читать дальше
Из тумана выступили – так резко, точно хотели броситься на него – коридор, двери, стерильный кафельный пол, люди в домашних тапочках, бредущие вдоль стен. Дима заморгал; сердце учащённо забилось. Так… Это первый этаж, никаких сомнений. И он идёт куда-то… Надо думать, в столовую! Он машинально вскинул руку, взглянул на часы: так и есть, 13:11… А какое сегодня число?
Если всё так, как было… как должно быть! – в кармане лежит мобильник. Дима сунул руку – с опаской, медленнее, чем обычно, как будто вместо сотового в халате могла обнаружиться какая-нибудь тварь и со всей дури вцепиться в палец.
Но нет: телефон был на месте, тонкий, твёрдый и гладкий.
- Здравствуйте, Дмитрий Валерьевич! – томно прошелестела седая старушка, идущая навстречу, когда он почти поравнялся с нею.
- Здравствуйте! – улыбнулся Дима, будучи не в состоянии вспомнить ни фамилию этой пациентки, ни её диагноз. После всего, что пришлось пережить их отряду, мозг в этом, привычном измерении, включался в работу на редкость неохотно.
Но ярче всего в нём горела мысль, что все люди, идущие по коридору, даже не подозревают, что через каких-нибудь два часа наступил бы конец, если б Светлые искры не смогли остановить силы зла. И он, Иеракс, в их числе!
Дима вытащил из кармана мобильник, стал на ходу проверять дату – и налетел на человека, спешившего навстречу, толкнул его плечом.
- Ой! – и на пол с шорохом посыпалось что-то мелкое, бессчётное.
Дима очнулся: перед ним стояла Милочка, растерянно глядя на усыпанный зёрнами и семечками кафель.
- Милочка! Прости, ради Бога!
Он сам удивился, откуда вдруг взялся Бог, но сказанную фразу обратно не засунешь. Милочка подняла безбровое личико:
- Да ничего… Ничего страшного… Я сейчас подмету…
Он смотрел на неё так, словно увидел впервые: подумать только, а ведь ей, наивной простушке с прилизанной головой, с выпирающей кичкой на затылке, он тоже подарил жизнь…
- А ты… голубей идёшь кормить?
Да, безусловно, этот вопрос был идиотским – глупее всех, когда-либо заданных хотя бы той же Милочкой. Но мир в Димкиной голове всё ещё впихивал себя в привычную систему координат. Не попадал, не помещался и очень сердил своего избавителя.
- Ну… да…
- А мне с тобой можно?
В конце концов, что он не видел в этой столовой? Почему жизнь, как эритроцит, должна кружиться по одной и той же системе кровеносных сосудов – этажей, лестниц, улиц, переходов?..
- Со мной? – Милочка была поражена, но мгновение спустя её лицо озарила детская улыбка:
- Ну конечно!.. Только подожди, я подмету… Не уходи… Я сейчас!
На улице стояла практически летняя жара, и в синющем небе плыли редкие ивовые пушинки. Клочьями сиреневой пены свисали с кустарников цветущие гроздья, наполняя благоуханием дворы между корпусами. Едва Милочка присела на корточки и кинула на асфальт первую горсть зёрен, с крыш посыпались сизари.
- Ромео!.. Мастер!.. Пират!.. – радовалась Милочка.
- А у меня с рук они клевать будут? – слегка стесняясь, спросил Дима.
- А ты присядь… И ладонь протяни… Ниже; вот так… Ага!
Одна из птиц – молодая, с гладкими перьями, глянула смело, весело и взлетела на протянутую руку. Лапки голубя – цепкие, с острыми коготками – стали топтать сложенные пальцы, твёрдый клюв – тыкаться в ладонь.
- Ух ты! – Дима заулыбался. – Я и не думал, что это… так здорово!
- Конечно, здорово! – с энтузиазмом поддержала Милочка. – Они такие славные! Их даже на иконах рисуют.
- Эмм… На иконах не рисуют, их пишут… И вовсе не потому, что голуби славные…
Милочка повернулась, глаза её доверчиво распахнулись:
- Да?.. А тогда почему?..
- Ну… Когда Христа крестили, с неба опустился Святой Дух в виде голубя.
Он сам поразился: ну почему прямо так, без каких бы то ни было «как написано в Евангелии» или «согласно легенде»?.. Милочка спросила:
- Дима, а ты веришь в Бога? – совершенно ровно; разве что микроскопически выделив глагол.
- Да знаешь… Я пока не решил.
…Володька открыл глаза. Точно он моргнул – опустил веки тогда, до боя, а вот теперь – поднял. Перед ним стояла тарелка – пустая, чашка с недопитым чаем; лежала корка хлеба. Есть не хотелось.
Напротив сидела мама.
- Володенька! Что-то ты сегодня неразговорчивый… У тебя точно всё в порядке?
Он глубоко вздохнул и улыбнулся:
- Точно, мам. Абсолютно.
- А как обед? Вкусно было?
Володька смутился и опустил глаза:
- Мам, я стих сочиняю… Прости, пожалуйста! Я не заметил. Но наверное – да… раз я всё съел.
Мама заулыбалась:
- Эх ты!.. Талантище.
Он жив. И жива мама. И живы все. И теперь… Только подумать! Будущее, ещё вчера казавшееся блаженной, недостижимой мечтой, вошло в двери и стало у порога, прислонившись к косяку: ну, что грустишь, парень? Одевайся, идём со мной!
Ему подарена целая жизнь – той Голубой искрой, что отважно боролась со злом, что стала частью Меча… Надо будет непременно описать в стихах это потрясающее, грандиозное чувство!
Володька поднялся, пошёл к себе. Зеркало в прихожей отразило его до колен – плохо расчёсанные волосы, дурацкую мешковатую футболку, старые джинсы… Да уж, в забавной «рубашке» он родился в новую жизнь!
В комнате всё было на своих местах: и мебель, и перевёрнутый лист бумаги, и ручка с бледным покусанным колпачком. Через открытую форточку вяло тёк прохладный воздух, и небо казалось чуть ближе и чуточку нежнее.
А может – ну их на фиг, эти стихи? Вот именно сегодня, именно сейчас? Снять со стены велик – и махнуть кататься! Кто сказал, что первый день новой жизни обязательно должен быть похож на тот, непрожитый день старой?..
Во дворе цвела акация, безжалостно, сладко пах куст барбариса, и кисточки его соцветий напоминали Володьке жёлтые пряди Алисиных волос. Сколь многое и как долго будет напоминать о ней! Где найти силы, чтобы выполнить условие, поставленное Небом, и – простить?..
На пятачке возле соседней парадной четыре девочки и белоголовый мальчишка-дошколёнок стояли кружочком, держа ладошки так, словно обнимали и свой круг, и солнечный свет, выглядывающий из-за старой берёзы, и сразу весь спасённый мир.
Дети по очереди хлопали друг друга по руке с каждым произнесённым словом:
- Летели дракончики,
Ели пончики.
Сколько пончиков
Съели дракончики?..
Старая игра! Он сам играл в неё когда-то…
Но отныне она будет напоминать о Ленке, Хегэт…
И о том, что они всё-таки – несмотря ни на что! - победили.
…Стул с резким, грохочущим звуком заскрёб ножками по паркету; тощая девушка в чёрной одежде с опаской села напротив – как-то криво, наискось, плотно сжав коленки. Святослав смотрел на неё, понимая, что ещё не вполне соображает, чего же она хочет.
Девушка кашлянула в кулачок с ногтями, покрытыми чёрным лаком, с серебряным перстнем во всю фалангу, подняла ресницы. Он рассеянно потёр переносицу, вздохнул:
- Ну, давайте… Что у вас?
Руки у неё заметно дрожали, на тетрадном листе оставались чуть видные прогибы от влажных пальцев. Она говорила – запинаясь, вставляя сорные слова – но говорила много, даже неожиданно много. И Слава с огромным удивлением осознал: именно то и так, как он в принципе хотел бы слышать, принимая зачёт.
Возникла здравая мысль: а что было здесь, в привычном измерении, пока Светлые бились с врагом? Она же не ответила, он собирался поставить незачёт… Может, дал ей время «подумать», а сам вышел из кабинета? Он взглянул на часы: 13:42. Значит, нет? Фантастика… Когда голос Никиты произнёс «что-то одно можете изменить», он действительно вспомнил тяжёлый взгляд Аллы – и, как булгаковский Пилат, очень захотел, чтобы казни не было.
Впрочем, чудес – вот таких, связанных с характером и привычками других людей – не бывает. Чтоб Ефремова подготовилась к зачёту?!
- Достаточно… Давайте второй вопрос.
Вопросы, между прочим, те же самые… Роль церкви в жизни государства в период централизации… Да нет, ну не может быть! Скорее всего, она элементарно списала.
- Хорошо… Вот вы озвучили такое понятие, как Флорентийская уния. А чем же она так не понравилась православным?
Напряжённое ожидание на бледном личике с жирно подрисованными глазами сменилось облегчением:
- Ну… Она фактически подчиняла их Папе Римскому…
Святослав кивнул:
- Верно. Ну, а что вы можете сказать о ересях того времени?
- Э… ересь жидовствующих…
- В том числе. Что это такое?
- Ну, это… Как бы, христиане живут, руководствуясь Новым заветом, а они – ну, вот эти еретики – его отрицали… И признавали только ста… ой, Ветхий Завет.
Он приподнял брови, улыбнулся:
- Правильно. Ну что ж, очень хорошо, - и рука его потянулась к стопке зачёток.
Девушка выдохнула, опустила ладошку на колено. Молча проследив, как Святослав расписался в её зачётной книжке, усмехнулась уголком губ:
- А вы точно не маг?..
- Я?!
- Да мне просто… Раза три подряд снилось, будто я вам зачёт не сдала!
Святослав выдохнул:
- А-а, ну, бывает. Вы очень меня порадовали сегодня.
Алла крепко сжала зачётку в пальцах:
- Ещё бы! Учила, как больная!..
Экзамен сдан! Да, вот оно, то чувство, которое завладело сейчас всем существом, от спрятанных в подкорке мыслей до физической телесной оболочки. Экзамен сдан! И слава Богу.
…Телефонный звонок – громкий, с дребезжанием; серый кнопочный аппарат. Прежде, чем включилось сознание, сработал рефлекс: подхватить трубку, сдёрнуть с рычага и прижать к уху:
- Варанов слушает.
- А, капитан, хорошо, что я вас застал. Зайдите ко мне сейчас.
- Понял.
Трубка легла на привычное место. В голове пронеслось меньше чем за секунду всё то, что он уже знал об этом незавершённом дне, и остро вспыхнуло слишком яркое воспоминание: последний взгляд Алисы перед тем, как он снова оказался здесь.
Какая странная штука – сознание… Совсем не бояться битвы с клоном самого дьявола и теперь вдруг – всерьёз испугаться того, что через пару недель, возможно, предстоит покинуть спасённую землю.
Отсюда вывод: нельзя давать чувствам одерживать верх над разумом. Зря он признался Алисе. Но сказанного не воротишь.
Он перетащил неподъёмный взгляд с замолкшего телефона на лицо коллеги – вытянутое, с крупными губами. Губы эти зашевелились:
- Боровиков к себе вызывает?
- Да.
- По какому поводу?
- Пока не знаю.
- Ему шофёр для Клюева нужен, это ты в курсе, наверное…
- Хм… Похоже, что нет.
- А-а! Знаешь, даже если не в приказном – соглашайся. Такой шанс упускать нельзя!
Роман дёрнул уголком губ, прищурился:
- А я думал, ищут для Кабанчика.
Колесников невесело ухмыльнулся:
- Искали. До вчерашнего дня. Грохнули эту паскудину к разъядрёной матери.
- Висяк?
- А то ж… Зато гадом меньше на свете стало.
- Факт, - Роман скупо улыбнулся и вышел из кабинета. Спустился на второй этаж, зашагал по ковровой дорожке.
Неужели?..
- Товарищ полковник, разрешите…
- А! Входите, Варанов, входите. Рад вас видеть. Садитесь.
А теперь – коротко помолиться, выдохнуть… и скрестить пальцы на удачу.
…Из рук Алисы взяли беспомощно попискивающий телефон:
- Алло? Да, это бухгалтерия…
Господи… Всё закончилось! Она на работе… Она вернулась!
Алиса кинула взгляд на экран: на сером фоне бежала строка из синих квадратиков: они набивались друг за другом, как канапе, в небольшую ложбинку; сверху менялись цифры: 54, 58, 63 процента…
«Свобода!!! Мы победили!!! Ура! Слава Богу!!!»
Она еле дождалась, когда программа наконец обновится, ей подпишут и отдадут все необходимые документы, и она, вежливо попрощавшись, сможет оказаться там, под высоким, по-летнему ярким небом, подставить щёки солнечным лучам, встать на носки и попытаться обнять пропитанный сиренью воздух…
Это была одна из самых дальних и оттого – самых любимых Алисиных точек: одноэтажный синий вагончик внутри небольшой промзоны, правую комнатушку которого занимала бухгалтерия. Выходишь за шлагбаум, стараясь не разбудить лохматого цепного пса – и оказываешься на грунтовой дороге с обязательными ямами, полными камней, грязи и воды. И совсем не верится, что через четыре минуты город защёлкнет за спиной свои каменные жвалы, а ещё через пять – захлопнет двери троллейбуса. Просёлочная дорога, бурьян и чистейшее, бескрайнее небо над головой – ни тучки, ни облачка!
«Как же я люблю… Всё, всё-всё это! – с улыбкой подумала Алиса. – Дома, машины на стоянке, одуванчики… До чего хорошо!»
В сумке зажужжал мобильник – ну конечно… Вот кто так вовремя, а? Она торопливо извлекла телефон, кинула взгляд на экран: «Номер засекречен».
Ой! Так быстро?.. Не может быть…
- Алё?.. – негромко, с опаской, нежно и вежливо.
- Привет, маленький.
Здесь, за шлагбаумом, было пустынно, и Алиса закричала в трубку:
- Раптор!!! А-а-а!..
- Ты с ума сошла – так орать?.. Я же оглохну!
- Раптор, миленький… Ой, как я рада, что ты позвонил!..
На том конце провода молчали на долю секунды больше, чем следовало, потом признались:
- Я тоже рад тебя слышать. Я, собственно… Что ты делаешь в пятницу?
Сердце подскочило – Алисе показалось, что оно вот-вот начнёт крутить фуэте.
- Работаю…
- Это понятно. А вечером?
- Пока ничего…
- Встретимся?..
- Давай!..
- Хорошо. Тогда созвонимся.
- Конечно…
И всё: как обычно, торопливые короткие гудки. Алиса продолжила путь, и сердце стучало учащённо, громко. Ей отчаянно хотелось забыть обо всём на свете и погрузиться в сироп мечты, но расслабиться полностью никак не давало явное чувство дискомфорта. Алиса довольно долго пыталась обмануть его: наверное, просто забыла, как ощущала себя раньше, до войны. Или переустала, или ошибается, или что-нибудь ещё…
Но нет: беспокойство всё плотнее жалось к груди, обхватывало, стискивало, затрудняя дыхание. И, наконец, переросло сперва в осознание, а потом в твёрдую уверенность.
Усевшись за компьютер на следующей точке, Алиса какое-то время боролась с собой: ну, может быть, не стоит омрачать хотя бы этот, самый первый, день новой жизни? Но здравый смысл требовал: надо. Если всё так, как она думает, чем раньше она подтвердит свои догадки, тем лучше.
Немного помедлив, Алиса, пользуясь тем, что бухгалтер вышла, сняла правую руку с мышки и понесла в сторону: туда, где в прозрачном пластиковом кубе лежали разноцветные канцелярские скрепки. В верхней грани куба было круглое отверстие – туда-то и тянулась Алиса.
И, едва её пальцы оказались над ним, скрепка, лежавшая сверху цветной груды, дёрнулась, подскочила и прилипла к Алисиной руке.
…Двери лифта открылись, Ленка машинально шагнула вперёд, и лишь после этого стала соображать, где она.
Четвёртый этаж больницы. Там, дальше, направо по коридору, мамина палата… Мама! Она снова увидит маму! Теперь, когда бой позади, когда мир спасён! А мама даже не подозревает… Теперь она должна, она просто обязана поправиться!..
Ленка убыстрила шаг; босоножки на платформе издавали смешной куцый звук, соприкасаясь со старым зеленоватым линолеумом, пакет с ведёрком, полным кислой капусты, раскачивался в руке. Вот и дверь… Ленка слабо стукнула и толкнула её. Мама, полулежавшая на кровати, оторвала взгляд от книги и счастливо заулыбалась:
- Бусик!
- Тусик! – засмеялась Лена, с трудом подавив желание кинуться к матери и сдавить её изо всех сил, а потом прыгать и кричать от восторга, что всё плохое позади, и от мощного, огромного чувства уверенности в том, что мама непременно, обязательно поправится и проживёт ещё много, много лет. – Как ты себя чувствуешь?
- Да ты знаешь, Жучун, ничего! Я даже сама удивляюсь.
- Отлично!.. Подселили к вам, да?
- Ой, да! – с живостью подхватила мама. Такая задорная бабулька! Поднимает нам боевой дух! Вот как раз перед твоим приходом сказала: приедет дочка, станет спрашивать, как ты. А ты отвечай: «Мы тут живём на букву «х»... Хо-ро-шо!»
Лена опять засмеялась; достала из мешка капусту, стала рассказывать о том, как они с бабушкой ходили за пенсией – в мельчайших подробностях, с эпическим размахом – но тут в её сумочке зазвонил телефон.
- Я сейчас! – пообещала Лена и выскочила в коридор.
Мобильник надрывно пищал на весь этаж, и на экране мигало: «Аня М.»
Мохова – такую фамилию носила в замужестве Анна Пылаева, старшая мамина сестра.
«Аня М.» - это тётя Аня.
Как?!? Как – тётя Аня?!
Внутри всё оборвалось; руки задрожали. Трель мобильника распухла на весь корпус, на весь мир, на всю Вселенную… Ленку зашвырнуло в ледяной безвоздушный космос; негнущимся пальцем она надавила кнопку «снять трубку» и прижала телефон к уху:
- Алё… Алё…
Там, в потусторонней тишине, сперва не было ничего – а потом холодный, негромкий голос неторопливо произнёс:
- Здравствуй, Лена.
…Святослав помедлил с секунду и убрал руку от выключателя. Нет, искусственный свет ему сейчас совершенно ни к чему. Вполне достаточно рассеянного голубоватого луча, робко текущего сквозь полупрозрачный тюль.
Вот и всё. Вот он и дома. Закончен зачёт, закончен трудовой день, закончен бой, в котором Светлые отстояли право этого мира жить дальше и самостоятельно вершить свою судьбу. И отныне этот круглый стол в центре комнаты, под массивной люстрой из множества стеклянных капель – всего лишь стол. Только стол, накрытый чистой скатертью, и ничего больше.
Святослав взял стул и сел; неподвижно глядел какое-то время на ровную поверхность. Потом усмехнулся, поднял руку и лёгким, нарочито небрежным жестом провёл ладонью над столешницей.
В ту же секунду скатерть растаяла в воздухе, и из глубины с характерным скребущим звуком поехал наверх круг, поделенный на сектора, с тёмными углублениями магических знаков. Поравнялся с плоскостью столешницы, остановился со щелчком – и все семь рисунков один за другим засияли чистым, ликующим светом.
Святослав, не удержавшись, со стоном выдохнул, поставил локоть на край стола и ткнулся лбом в раскрытую ладонь.
Продолжение следует...