Нам снова выпал бой
Глава 26
Тупой угол
читать дальше
- Ну? Долго нам ещё ждать? – гневно спросил Геннадий.
Михаил приподнял безволосые веки, проронил:
- Тебе так хочется сразиться раньше времени? Ну иди, сразись! Тем более что вы с Тимофеем последние, кто ещё не подразнил наших малышей.
Они собрались в той же высокой мрачной комнате с застеклённой лоджией; словно актёры, заняли те же самые места – разве что тощий грязный Филарет выбрал себе место рядом с холёным, окутанным облаком одеколона и презрения, Тимофеем. А тот вновь крутил в руках полупустой бокал, молчал, кидал исподлобья короткие, злые взгляды. Михаил сидел за столом; жирный Всеволод расползся на половину дивана, а чуть поодаль, чопорно выпрямившись, сжимая сумочку на коленях, сидела старая Анна. Геннадий снова бродил запертым хищником вдоль прозрачных дверей лоджии, Катя, закинув ногу на ногу, полулежала на диване напротив, рядом с бесформенной оплывшей тушей Агафьи. У ног Екатерины, трусливо поджимая хвост, вращая глупыми, выпуклыми глазами, крутилась жёлтая чихуа-хуа.
- Ха, я и представить не мог, что эта разминка доставит мне такое удовольствие! – заметил Всеволод. – Кинул цацку в того мышонка, глядь – а попал в Вольгу!
Он расхохотался, тряся брюхом, и Михаилу остро захотелось распороть этот говорящий мешок жира, навсегда заткнуть его, так он был мерзок. Но он сдержался: потом, всё потом, только дотерпи! Эта маленькая радость впереди, она никуда не денется. Просто не надо торопиться. Убив его сейчас, ты не получишь силу его Искры. Всему своё время.
Всеволод продолжал:
- Главное, такая приятная неожиданность! И представить себе не мог, что они сами кидаются под оружие!
- А толку-то! – раздражённо встряла Агафья. – Ты мог убить его, а скомандовал отступать! Его мог убить, и всех заодно! А ты сбежал! И эта чешуйчатая сучка таки выдернула копьё!
- Ты сама хороша была! Ползала по асфальту, жопой покачивала! Толку от вас двоих было! Бабы…
- Да, надо было пользоваться моментом, - сложив руки за спиной, процедил Геннадий. – Уничтожить Вольгу, а вместе с ним – Раптора. Они самые опасные среди этого сброда. Жаль, что мы можем лишь единожды использовать силу до решающей битвы!.. А тем более жаль, что добивать Вольгу нельзя!..
- Да, если б не это, было бы куда проще, - кивнул Михаил. – Я бы сам, лично, добил бы его. Но тогда Золотая Искра выживет. А это недопустимо. Что касается Раптора… Геннадий, насколько я помню, у тебя с ним личные счёты. Вот иди и сведи их пока. Хочешь – один, хочешь – с Тимофеем. Думаю, вам повезёт больше, чем прочим, - и он скользнул белыми глазами по лицу Екатерины, по собачонке у её ног, по чёрной сумочке Анны, зажатой в скрюченных пальцах с кусочками камней и драгоценных металлов на фалангах.
Геннадий ухмыльнулся:
- Тимофей! Ты, кажется, заскучал? Поедем! Обещаю, это будет весело.
Михаил сложил пальцы пирамидой, прикрыл глаза. Геннадий следит за передвижениями Светлых. Он чувствует их. Но ему, старшему, главному, бессовестно лжёт: никто не в состоянии засечь Тёмно-Синюю Искру. Пусть ищет. Пусть дерётся, пусть развлекается – если найдёт, конечно. Другое дело… Геннадий видит Зелёную Искру. По крайней мере, утверждает, что видит. Не всегда и не всюду, но вроде бы видит. Скорее всего, он лжёт. А если нет – почему же тогда он сам – ОН, Михаил! – сколько ни старается, не может засечь эту проклятую Сущность?!.
- А всё-таки, сколько ещё нам так тупо ждать? – резко спросила Катя.
- Недолго, - отозвался Михаил. – Бриллиантовая искра ещё жива. Но она потухнет, она обязательно потухнет! Ждите. Осталось каких-нибудь три недели, и мир будет полностью, безраздельно наш!
Чихуа-хуа на поводке, украшенном топазами, завозилась и тявкнула, и Катерина ударила её ногой, обутой в лаковую туфлю на шпильке:
- Заткнись!
Три недели – немалый срок. Ждать, ждать… Пускай изнывают от жажды власти. Пускай мечтают скорее изничтожить Светлых. Пускай копят свою желчь, ненависть, желание заполучить то, что якобы принадлежит им по праву. Какие же они смешные, какие жалкие – плоские марионетки из дурно покрашенного дешёвого картона!..
Но ничего. По сравнению с вечностью - осталось немного. Совсем немного. Нужно просто чуть-чуть подождать.
* * * * *
«Moment of peace» - вот как называлась та композиция. Без особенного труда отыскав в Интернете текст, Алиса поразилась: вряд ли Небесный Режиссёр мог подобрать лучший саундтрек к сцене у «Старой Деревни»! И – что поделать! – теперь она думает в основном об этом… Исключительно об этом, всеобъемлюще об этом, а вовсе не о том, почему Володька вдруг ни с того ни с сего не явился на свидание.
Не явился – и всё. Это было более чем кстати.
Не могло быть и речи о том, будто он видел её с Раптором. Если бы это было так, Володька сразу же, немедленно, учинил бы скандал. Скандал с грандиозным шекспировским размахом, с воплями, проклятьями, слезами и угрозами... Но он лишь коротко сообщил, что не придёт.
Что уж тут говорить… Любовный треугольник, как известно, образуется только в том случае, если один из его углов – тупой. Алиса более чем осязаемо ощущала себя именно этим углом, понимая: сколько ни крутит в голове, никак не может сообразить, как же разомкнуть загадочную фигуру, где найти замок, отстёгивающий Володькину планку. И как при этом подобрать ключ, который, повернувшись в скважине, не распорет сердечко восторженного, беспомощного поэта.
Считается ли это предательством, или всё-таки нет? Понятно, что с точки зрения Вовки – однозначно да, с её точки зрения – однозначно нет; так как же?.. Да, дело к свадьбе хоть и очень медленно, но шло… Хотя Володьке она никогда ничего не обещала. А может быть, обещала? Ведь называл же он её иногда в стихах своей невестой, а она ни разу не остановила его, не схватила за рукав: эй! Я тебе ничего не обещала… Она молча соглашалась, вот и всё.
А как иначе?! В её-то двадцать девять, предпенсионный возраст! Да, не обещала стать ему женой, а банально рассчитывала ею стать. И как, скажите, выкопать, вырвать, выгрызть у сознания самые правдивые, самые лучшие, самые нужные слова, чтобы объяснить Володьке самую простую и самую жестокую вещь: «Вовка, прости, но я полюбила другого…»
Когда Алиса представляла, что рано или поздно ей предстоит, глядя в глаза, признаться во всём Володьке, внутри шевелилась ледяная змея, вместо яда наполненная ужасом: вот-вот укусит и выпустит его в кровь…
Полюбила, и полюбила безумно, почти как в семнадцать лет, но осознанней и глубже – так, как никогда, даже в самые лучшие дни, не любила Володьку.
Она непременно найдёт хоть сколько-нибудь подходящие слова. Она сумеет объяснить, что с ней – такой – он уже не будет счастлив. Что пожениться можно легко, хоть завтра, да только что это будет за семья? Где жена тяготится обществом собственного мужа, день ото дня ненавидя его всё больше; взращивает моральных уродцев – плоть от плоти и кровь от крови нелюбимого, мерзкого, постылого человека – напитывая их не светом любви, а равнодушием, срывая на них свою злость… Разве это будет честно? Она чиста перед Володькой. Она ему не изменяла. Просто встретила Своего человека.
Господи, какое же счастье, что встретила!
Она найдёт слова… Но это будет только после того, как закончится битва. Раньше нельзя: они рискуют потерпеть поражение. Ни много, ни мало – теперь их победа буквально в её руках. Слабеньких ручонках!..
Володька не вынесет груза правды. Он не сумеет плечом к плечу сражаться с той, которая предпочла другого, которая затоптала их нежную, застенчивую любовь. И Раптор тоже сколько угодно может догадываться о том, сколь много значит для неё – но, узнав это наверняка, может допустить глупую, нелепую ошибку в бою, сделать всего одно неверное движение… и погибнуть. По сути, по её вине! Да и как, скажите, могут сплотиться, чтобы вместе одолеть Чёрных, брошенный возлюбленный и его счастливый соперник?!
А потом, Алиса слишком хорошо усвоила простую истину: когда двое отчаянно, бесконечно любят друг друга, никакие убеждения, никакие самовнушения, никакие запреты не удержат их от близости. Даже мысль о том, что своим поступком они, быть может, обрекают на гибель целую Вселенную. Да что им до той Вселенной, когда они рядом, когда видят друг друга, прикасаются друг к другу, целуют, ласкают, любят друг друга! Разве сумеет какая-то там Вселенная тягаться с мгновениями высшего, всепоглощающего, всеобъемлющего счастья?..
Ни Володька, ни Раптор не должны знать ничего о том, что творится у неё в сердце, что заливает сладким вином все щели сознания, что быстрее гонит кровь по сосудам. Во имя солнца, запрятанного в ветвях тополей, во имя лопнувших почек рябины, женщины с коляской у дверей парадной, ребятишек, с визгом бегущих по лужам, во имя жизни во всей Галактике она обязана молчать – молчать! – до самого конца битвы за этот мир.
Алиса подошла к окну, взялась рукой за подоконник. Вечернее солнце ещё грело; последние дни шпарили батареи, и её, одетую в домашнюю футболку и шорты, обволакивало тепло. За спиной, робко пробиваясь сквозь шум процессора, тихонько наигрывала свежекупленная мелодия, которая уже успела получить почётное звание «та самая песня».
Что будет, если кому-то из них двоих суждено погибнуть в бою? Если уйдёт она, Раптор никогда не узнает, как сильно она любила, как хотела быть с ним рядом – всегда, до конца дней, чтобы вместе пережить всё, что выпадет на их долю, вместе состариться, вырастив детей, дождавшись внуков… Если смерть заберёт Раптора – что ж, это будет куда страшнее. Она уже не вернётся к Володьке. Она никогда не умела лгать ни себе, ни другим. Обманывать Володьку, который бесконечно ей доверяет? Нет…
Как бы ей самой не ошибиться в схватке, не сделать того самого неверного движения, не стать глупой жертвой случайного выстрела – теперь, когда так чётко и остро знает, что любит и любима!
Ну, а пока… Пожалуй, завтра с утра она позвонит Вовке и отчитает за неявку на свидание; перескажет идиотский фильм, половину которого уже не помнит сама… Спросит строго: какие такие дела помешали встрече? А главное – сперва мобильник долго был вне зоны действия сети, стало быть, в метро Володька всё-таки спустился, но встречаться с Алисой по какой-то причине раздумал. Вот интересно, всё же, по какой? И ещё: короткое «извини, не могу» скорее в стиле Романа, а не Володьки. И никаких тебе цветистых фраз о том, сколь ужасна его участь – так долго мечтать увидеться с любимой и в итоге не суметь. Никаких клятвенных заверений, что следующую встречу он не пропустит даже если одновременно приключатся землетрясение, потоп и пожар. Странно всё это… Не случилось ли с Володькой чего-нибудь нехорошего, в самом-то деле? А она даже не волнуется!
Ладно, завтра всё равно ведь позвонит, и… всё пойдёт по-прежнему. С этим надо смириться.
А, между прочим, завтра ещё тренировка!.. Вот там-то куда труднее будет сделать вид, что всё идёт по-прежнему…
И, ложась спать, проваливаясь в ласковый туман, Алиса думала о том, как держать себя завтра после занятия, что говорить и – о ужас! – как снова ехать с Ромкой в метро. Ведь едва ли уже завтра он приедет в клуб на машине!.. И всё ещё ласково звучала в памяти нежная мелодия, что лилась из динамика около метро, и всё ещё не стыло на губах горячее прикосновение губ Раптора. И думалось, казалось: всё бы отдала, только бы потом, когда закончится битва, повторился этот миг! И продлился, и разросся, и охватил бы собою всё, что есть в этом – уже спасённом – мире…
И она заснула, счастливая и влюблённая, положив под голову руку, улыбаясь во сне.
…В шесть утра её поднял разрывающий мозг звонок. Алиса подскочила, спросонья схватила мобильник – и, пока несла к уху, всё пыталась сообразить, кто такой Сашка и откуда уверенность, что это нечто приятное, но не в данной ситуации.
- Алиса! – заорали в трубку. – Ты что натворила?!
- Что? – испугалась она. – Сашка… Ты, что ли?
- Быстро вставай! Я за тобой заеду!
- К… когда?..
- Сейчас!
- Господи… Что случилось?
- Это я у тебя должен спрашивать! Они же друг друга поубивают!
- Кто?.. – сон как рукой сняло; Алиса в два движения скинула одеяло, спустила ноги с кровати.
- Да блин!.. Демар вызвал Раптора на дуэль! Они за тридцать километров от города – и собираются драться, уроды!
Алиса охнула: у неё закололо в сердце.
- Как?!
- Жопой об косяк! – орал в трубку Сашка. – Вставай, одевайся, пей валерьянку! У тебя десять минут, я сейчас у Тучкова моста! И не вздумай мне заливать, что понятия не имеешь, кто в этом во всём виноват!
Он отключился. Алиса, застонав, закрыла ладонью рот и уронила руку с мобильником на тёплые со сна колени.
Глава 27
Лисий Нос
читать дальше
Джип летел, глотая белую разметку; приплясывали дома, деревья, решётки, трамваи, поребрики и клумбы. Справа махнула белым рукавом над железной дорогой эстакада; слева, встав на цыпочки, раскрыла ей объятья бронзовая пионерка с вечными, невянущими цветами в руках.
Сашка рулил тремя пальцами и время от времени жалобно ругался, но не на дорогу: на Алису.
- Ты нашла когда! Ты нашла кого с кем! Да от твоего волосатика только паспорт останется! Со стихами!
- Саша, я не стравливала их…
- Слушай, ну я не вчера родился! Что-то же их подтолкнуло к этому, мать их, мужскому разговору!
Ясное дело, что. Значит, Вовка действительно приехал гораздо раньше и видел всё своими глазами. Ох!.. Вызвать Раптора на дуэль… Блин, хватило же ума! Ну, хорошо, ну, допустим, вызвал… Но этот зубастый мудак – как он мог согласиться?!
…Что можно рассказывать Сашке, а что – не стоит? Вообще-то – хочется сохранить в тайне всё. С другой стороны… В Сашке, как ни в ком, можно быть уверенной. Да и, в конце концов, кто-то же должен помочь ей разобраться в мужской психологии! Ведь, ей-Богу, не произошло ничего, за что следовало бы вызывать на дуэль!
- Сашка, честное слово, я не представляю, что они не поделили…
- Не смеши!.. А то врежемся.
- Нет, ну… Вроде понятно… Но я никому ничего не обещала!
- Старая отмазка!.. – Сашка сбросил скорость, вывернул на шоссе: впереди показалась двухэтажная будка ГИБДД, мостик, воинственные красные полосы на облупленной морде электрички. – Ладно. Я ни в коем случае не требую признаний. Нам с тобой главное – успеть…
- А успеем?
- Алиска, я не знаю. Вот честно. Они уже идут. Вдвоём… Если остановятся сейчас и перевоплотятся, мы даже телепортацией не успеем. Если ещё не дошли до назначенного места, шансы есть.
- Так давай прямо сейчас встанем где-нибудь и телепортируемся! – разволновалась Алиса.
- Куда? – Сашка чуть заметно шевельнул локтем, объезжая глубокую выбоину, полную грязи и камней. – Искажение ещё не открыто.
- Ох!.. Да…
Оба номера – и Володькин, и Раптора – отзывались одинаково, неприятным компьютерным голосом: телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Всегда, когда Алиса нервничала, в мысли лезла всякая чушь: прилипала к коре головного мозга и начинала вертеться, как флюгер, кончиком железного хвоста то и дело задевая сознание. Вот и сейчас: как назло, вспомнилась дурацкая шутка «абонент телефона выключен…» - и оттого, что в данной ситуации её никак нельзя было назвать шуткой, Алисе ещё больше хотелось залиться глупейшим, с подвизгиваниями, нервным смехом.
- Сашка, а как ты вообще можешь быть уверен, что это именно дуэль?
- Дуэль, или не дуэль… Выяснение отношений. Как – это я тебе вряд ли смогу объяснить.
Алиса покачала головой.
- Я не верю, что они оба могли оказаться такими идиотами! Ну не станут они драться, Сашка! Это же смешно, честное слово!
- Ну, по-видимому, им – нет, - ответил Сашка несколько суховато, что смутило Алису.
- Как можно выяснять отношения, когда целый мир предстоит спасать?! А если кто-то из них хотя бы чуть-чуть пострадает, и то будет труднее!
- Ты что, не понимаешь, что им сейчас на это НАС-РАТЬ?! – Сашкин тенор подпрыгнул аж до сопрано.
Насрать на битву с Чёрными? Демару – очень даже может быть; но не Раптору!
…А если всё-таки их команда допустила роковую ошибку, поверив хранителю Тёмно-синей искры? А если он лгал, что любит её, чтобы очаровать, подчинить себе, а потом – погубить?.. И её, и Демара! А если он постоянно лжёт, будто в эпицентре всё тихо?
Они догнали грохочущий состав, поравнялись с закруглённой кабиной, стали медленно отщипывать из поля зрения зелёные с серыми вставками вагоны.
- Марсель, - вдруг спросила Алиса, не поворачивая головы, - скажи, ты действительно не мог помочь… тогда, на Университетской? Словом… почему ты не пришёл в тот раз, когда ранили Вольгу? Ты же чувствуешь… и всегда мчишься на помощь…
- Я действительно не мог, Алис. В самом деле. Я даже какое-то время не в состоянии был сражаться.
- Ты? – удивилась Алиса. – Почему?..
Против воли вспомнился заходящий в вираж Иеракс – и разрывающее сердце молчание его пулемётов. Неужели Сашка тоже допустил какую-то серьёзную ошибку?..
- Вольга был в курсе, что я не приду. Но я не сказал, почему… Знаешь что? Если сегодня всё закончится благополучно, я всё объясню. Но не ему, а тебе.
- Почему? – это прозвучало растерянно, нежней и тише.
- Давай… сначала всё закончится благополучно, а?
Город остался позади; дорога распалась на два узких рукава с односторонним движением, справа и слева замелькал лес, наполненный цветущими ветреницами. Их изящные стебли сливались с фоном и были совсем не заметны из окна автомобиля, и казалось, будто белые невесомые цветы, собравшись в воздушное облако, висят над подсохшей землёй. В противовес их настроению то тут, то там выскакивали из-за валунов и толстых стволов кресты и грязные до черноты искусственные венки; порою под ними виднелся руль или кусок бампера. Алиса украдкой взглянула на спидометр: сто сорок километров в час… В Сашкиной машине совершенно не чувствуется скорость.
Впереди возник виадук, и джип мягко пошёл на взлёт. Внизу остались сосны, железнодорожная станция, обнятая линиями путей, подобно тому, как рукава реки обнимают остров. Обогнув платформу, пути чуть поодаль вновь сходились в две серебристые нити, становясь одноколейкой. Алиса разглядывала зал ожидания с крышей, расправленной в небо, похожей на крылья кукурузника, с желобком посередине; скамейки и урны на пустом перроне, белую табличку на тонких стальных ножках: «Лисий Нос».
- Милое местечко, - с ухмылкой заметил Саша. – В начале прошлого века здесь заключённых расстреливали. И вешали. Я в школе в историческом кружке занимался, нас там просвещали…
Дорога вновь спустилась на землю.
- А нам – дальше? – с надеждой спросила Алиса.
- Нам сюда. Только в другую часть посёлка… Бли-ин!! Я идиот! Надо было под эстакаду сворачивать! Теперь кучу времени потеряем!
Они встали на целых четыре минуты, зажатые меж двух потоков машин, чуть под углом к прерывистой белой полосе. И Алисе чудилось, что само сердце у неё в груди стучит в унисон с тиканьем поворотника – ужасным, назойливым, бесконечным звуком. Хотелось закричать, закрыть руками уши, долбануть чем-нибудь по приборной доске – только бы заткнуть навсегда равнодушное монотонное тиканье, каждый щелчок которого отсчитывал секунды – такие нужные, бесценные, невозвратимые! А дорога, на которую они целились свернуть, была рядом – до дрожи в кончиках пальцев. Казалось: три прыжка – и вот уже битый, годами не латанный асфальт, кривая улочка с заборами, с двухэтажными деревянными домишками… Но – нет, но – ждать, мучительно вслушиваясь в равнодушное мерное тиканье.
Наконец на встречных полосах истёртым асфальтом блеснул прорыв; Сашка нажал газ, двумя руками вывернув руль – и джип ворвался в сонную тишь посёлка. Едва не задев его задний бампер, сзади сомкнул шипящие челюсти торопливый поток машин.
- Успеем… Должны успеть! – пообещал Сашка.
Алиса промолчала. Ей мерещилось, будто уже слишком поздно, будто всё самое страшное уже случилось, и уже никому и ничем нельзя помочь.
Улица загибалась дугой; навстречу их автомобилю друг за другом выскакивали разноцветные, разнокалиберные заборы: сетки, ворота, кирпичи… Отделяясь от выщербленного асфальта, налево то и дело ныряли серые рукава дорог, уводящих в глубь посёлка; справа же за границами примыкающих к улице участков отчётливо просматривался нетронутый лес. Сашка уверенно ехал вперёд, и Алиса улавливала шестым чувством: он ищет нужный поворот – но не налево, к жилью, а направо, в голый весенний лес. Наконец справа вынырнул красный забор, сплошной, из плотно пригнанных досок, и за ним – робкий пегий ручеёк тропы.
- Ёлки-палки! – охнул Сашка. – Здесь не проехать… Пешком придётся!
Тропинка мелькнула справа и скрылась, как и не было; вырос перед взглядом угрюмый каменный забор. Сашка свернул налево, на первую попавшуюся улицу, припарковался на обочине, у раздутой широкой канавы; отстегнул ремень безопасности, выдернул ключи и выпрыгнул на молодую траву:
- За мной! Скорее!
Прыгать в канаву Алиса не собиралась; торопясь, перелезла через сиденье водителя и выскочила вслед за Сашкой в душистое утро. Он, не церемонясь, схватил её за руку:
- Бежим!
Здесь, в тени деревьев, земля казалась особенно мягкой и обманчиво тёплой. Канавы, до краёв наполненные водой неопрятного ржавого цвета, бежали вдоль тропы; на их берегах густо зеленела свежая трава, цвели ветреницы, лесные фиалки, ожидали солнечных лучей закрытые мать-и-мачехи. Они с Сашкой бежали изо всех сил, задевая друг друга рукавами; лес, вытянувшись, удивлённо провожал их глазами птиц и белок – и всё никак не кончался.
Тропинка еле заметно пошла под уклон, взяла левее, перепрыгнула ржавую канаву – и, скользнув под опущенные ветви крушины, взбежала на круглые брёвна, перекинутые через крупный ручей.
Сашка внезапно остановился, отпустил Алисину руку и прижал ладонь ко лбу. У девушки в животе похолодело от этого жеста.
- Что?
- Алиска, не может быть…
- Ты ошибся?! – голос изменил ей, вышло шуршание, похожее на ветер, заигрывающий с ломкими стеблями прошлогоднего камыша.
- Нет! Они не открывали искажения. Они перевоплотились… и дерутся прямо так!
- О, Господи! – простонала Алиса.
- Да тихо ты! Давай, мы в двух шагах!
Рванувшись вперёд, он ловко перебежал по брёвнам на другой берег ручья; Алиса кинулась следом.
- Ну всё, кто не спрятался, это его проблемы! - Сашка сделал скачок в сторону, освобождая девушке место для превращения, и крикнул:
- Мутабор!
- Трансформируюсь!
Тропка петляла между деревьев, словно путая следы; перебежала песчаный холм, пошла вприсядку по глинистым кочкам, распихивая заросли влажного от росы тростника – и вдруг выскочила на железнодорожную насыпь. Впереди, между низкорослых берёзок, показалось огромное бельмо неподвижной заводи; вдалеке блеснули на свету волны залива. Туда, к заливу, ко взгоркам, покрытым жёлтой мятой травой, к прибрежным валунам, убегала дорога из неровных бетонных квадратов. Как будто сын сказочного великана выложил её из белых крекеров, бросил, забыл – а они окаменели, вросли в землю, остались навсегда.
Марсель в два прыжка перескочил через рельсы; на растрескавшихся шпалах остались мокрые следы медвежьих лап. Аксель перепрыгнула пути правее; металлические подошвы захрустели по камням. Между шпал росли деревца, тянулись выше рельсин – заброшенная ветка. Забытый Богом угол огромной Земли…
Они понеслись по квадратам плит; Аксель на бегу сканировала поросшую травой бугристую пустошь – вдоль и поперёк, до самого залива – но ни голубого грифона с тёмной гривой, со сверкающими стальными перьями, ни полосатого динозавра с длинным хвостом увидеть не могла.
Но вот – между холмиков, покрывшихся мягким зелёным пушком, среди тонких мёртвых камышей, шевельнулось чёрное пятно; выстрелил по датчикам искусственно-синий цвет джинсов.
- Там! – закричала Аксель и, забыв обо всём, кинулась по прямой, впечатывая глубокие следы в податливую землю. Марсель мгновенно оказался рядом. Человек, к которому они бежали со всех ног, резко вскинул голову и оскалил ряд белых зубов с ненормально выпирающими острыми клыками.
- Раптор! – Аксель ахнула и остановилась так, точно все её шарниры заржавели разом, не давая ей шевельнуть даже пальцем. К левому боку, тяжело дыша, подошёл Марсель – и встал бурой горой перед обозлённым безоружным человеком.
- Раптор! – с отчаянием произнесла механическая девушка. – Господи…
Он поднял тяжёлый взгляд карих глаз – но промолчал. Да она и не хотела никаких объяснений. Она ненавидела этого человека так же сильно, как несколько часов назад любила. И боялась перевоплощаться: была уверена, что упадёт замертво, очутившись в теле с разорвавшимся сердцем.
Не было никаких сомнений в том, что они с Марселем опоздали. Раптор стоял на одном колене, упираясь рукой в холодную землю, стыдливо прикрытую остатками прошлогодней травы и жидкой порослью новой. А перед ним, повернув голову, скорчив правую руку и отбросив левую, уронив набок согнутые колени, лежал Володька с закрытыми глазами – и тяжёлая, густо-красная капля сползала из его ноздри по бледной щеке.
Продолжение следует...