Нам снова выпал бой
Глава 20
Держась за руки
читать дальше
Пожалуй, Алиса давно уже не чувствовала себя так глупо, как в солнечный апрельский день, когда решила заскочить к Володьке. Точнее сказать, это он попросил к нему заскочить, прекрасно зная, что каждую среду Алиса пробегает мимо его дома. У Володьки выходной мог выпасть на любой день недели, и в этот раз пришёлся на среду. Поэтому предложение, поступившее с вечера по телефону:
- Слушай, а давай завтра забежишь ко мне, чай попьём, я тебе кое-что почитаю! – Алиса приняла с удовольствием. Пораскинув мозгами, придумала, как оптимально разложить рабочий маршрут, чтобы посетить всех, кого нужно, и получила около двух часов свободного времени. И где-то после полудня позвонила в знакомую коричневую дверь с выпуклой бляшкой глазка.
И оторопела: ей открыла незнакомая женщина лет шестидесяти с громадными грудями, с глыбами малахита, покоившимися на этих неохватных грудях. Алиса мигом обо всём догадалась, и от такой подставы ей стало не по себе. Женщина была при полном параде: надушена, накрашена, со взбитой причёской и удобно прилаженной улыбкой.
Алиса принялась судорожно вспоминать, не сообщал ли ей когда-нибудь Володька имени и отчества своей мамы. В памяти ничего не находилось, и Алисе оставалось только смущённо улыбнуться:
- Здравствуйте!.. Мне бы Володю…
Женщина с грудями, как показалось, ужасно обрадовалась; неспешно повернувшись вполоборота, точно оперная певица на сцене, провозгласила:
- Володенька! Золотце! К тебе пришли! – и после обратного движения тела глаза её с редкими накрашенными ресницами вновь с любопытством уставились на девушку. То ли из-за плохой туши, то ли из-за выцветших волосков казалось, будто между веком и ресницами существует довольно ощутимый зазор, и непонятно, какая сила не даёт слипшимся полоскам отвалиться под тяжестью комочков краски и упасть на пол.
- Вы – Алиса?
Отрицать это было бы странно; она с улыбкой кивнула. Блин, ну надо же было состояться такой встрече именно в рабочий день, когда Алиса одета в самую скучную одежду, не уложена, не подкрашена – и вообще, абсолютно не настроена с места в карьер играть «девушку Бонда»! Вот интересно, кстати, кто из них двоих придумал эту сценку из сериала? Если сам Вовка – она его придушит, как только их оставят наедине.
Он уже спешил из комнаты на зычный маменькин зов, и по играющей на губах самодовольной улыбке Алиса поняла, что даже если идея «наконец познакомить мамочку со своей девушкой» принадлежала не ему, то была согласована и утверждена.
- Ну что же, Алиса, очень приятно, проходите, пожалуйста… Я – Мария Степановна.
- Очень приятно, взаимно…
- Володенька! Достань, пожалуйста, тапочки.
Алиса, не утерпев, вытянула шею и высунулась из-за пухлого плеча, обтянутого китайским свитером с истерически блестящими нитями:
- Вовка, ну можно так? Я бы что-нибудь к чаю купила… и вообще, пришла бы по-человечески…
- Ой, что вы, что вы, какое «к чаю»?! – взмахнула полными руками Мария Степановна.
- Ну, неудобно как-то получилось, - расстёгивая молнию на сапогах, вздохнула Алиса. – Я вообще… даже не накрашена.
Володька рассмеялся, подавая ей тапочки:
- Как будто я тебя от этого меньше люблю.
Да, это прозвучало с определённой долей вызова. Вроде как кошка трётся мордой о мебель, чтобы оставить свой запах, застолбить место и дать понять всем и сразу, что эта территория – её.
Несмотря на то, что Мария Степановна излишне суетилась, охала, терялась и смотрела на сына, выдавая тем самым, что взволнована куда больше Алисы, ту в течение всего часа, что они втроём провели за чистеньким столиком в кухне, не покидало ощущение, будто в паре десятков сантиметров от её макушки замерла громадная лупа. Впрочем, Алиса не особенно дёргалась: знала, что на женщин значительно старше себя почти всегда производит приятное впечатление. Но именно теперь, когда битва между Светлыми и Чёрными разгоралась не на шутку, Алисе было некомфортно играть роль потенциальной невесты.
Что же касается Володьки, он буквально вертелся на пупе. Откуда-то вдруг появилась несвойственная ему внимательность, больше похожая на услужливость; но если он забывал что-либо поставить на стол – сахарницу, корзинку с печеньем – тут же раздавалось негромкое укоризненное «Володя!», и следовало чуть заметное движение руки в направлении пустующего места. И Володька срывался с табуретки, чтобы немедленно исправить свою оплошность. Так, что Алиса даже слегка приревновала: вот интересно, почему в общении с ней Володька никогда ни о чём не догадывается с полужеста и полуслова?
Конечно, почти весь час оказался посвящён последовательному воспеванию всех Володькиных достоинств, и счастливый обладатель этого несметного богатства сидел с красными ушами, опустив длинные ресницы. Алиса поддакивала и кивала – но не потому, что того требовали правила этикета, а потому, что не могла не согласиться с Марией Степановной как минимум в восьмидесяти процентах случаев.
Однако всему приходит конец; и конец Алисиному благодушию пришёл вместе с концом совместного чаепития. Когда они с Володькой остались наедине (он увёл её в комнату и стал рыться в черновиках на столе), Алиса не сдержалась.
- Вовка, а тебе не кажется, что надо было меня всё-таки предупредить?
Он удивился, посмотрел на неё, заправив за ухо прядь волос:
- Зачем? Ведь так гораздо романтичнее! Вы всё равно познакомились бы, правда?
Она позволила взгляду вскарабкаться под самый потолок по корешкам книг в старом шкафу, по фотографиям и безделушкам за толстыми стёклами, повиснуть на тёмном карнизе для штор – и спикировать прямо в глаза парня:
- Володька, ты хоть понимаешь, что… идёт война, и неизвестно, вообще-то…
Он подошёл к ней и обхватил руками; неумело, нежно прижал к себе:
- Алиса… Дорогая моя… Скажи: ну что, эта борьба должна ставить крест на нашей вечной любви? Зачем заранее чего-то бояться? Надо жить! Ну и, в конце концов, если мне суждено будет пасть в этой великой битве, мать хотя бы будет знать ту девушку, которую я любил больше всего на свете…
- Очень её это утешит, - заметила Алиса.
Володька засмеялся и приблизил лицо к её лицу. Алиса послушно закрыла глаза и разрешила себя поцеловать. Целовался Володька до трогательного робко: как будто Алиса только что угостила его конфетой, и он выражает свою признательность, сунув гостинец за щеку, отчего губы становятся слишком мокрыми, слишком липкими, да и язык оказывается безнадёжно занят. Ничего страшного, думала в такие минуты Алиса, у него ещё всё впереди. И потом, наверное, когда война закончится…
Но война в самом разгаре. И невозможно предсказать, что будет с ними завтра.
Алиса мягко отстранилась, когда поцелуй показался ей уж слишком затянувшимся:
- Ну… Хватит…
- Боишься, что застукают? – счастливым шёпотом выдохнул Володька. Стиснул Алису, прижался щекой к её щеке, и мягкая волнистая прядь, дразня, защекотала ей нос.
Потеснённая безделушками, у самого края полки за стеклом виднелась маленькая икона Спасителя. И Алиса, наткнувшись на неё взглядом, вздохнула глубже, чем хотелось бы.
Ведь сегодня среда. И после работы она поедет на тренировку.
Господи, скажи, как же могло получиться так, что она думает об этом – сейчас?..
…Володька отправился провожать её до трамвайной остановки; они обсуждали стихи, которые он всё-таки прочитал. Он яростно отстаивал своё, как он называл, «художественное видение», без конца упирая на то, что Пушкина в своё время тоже ругали за приёмы, которые впоследствии были признаны настоящим прорывом. Но Алиса, привыкшая к тому, что своего любимого поэта Вовка поминает и цитирует к месту и не к месту, пыталась втолковать юному дарованию, что на дворе уже даже не ХХ, а ХХI век, и то, что он считает шагом вперёд, является довольно длинной пробежкой в обратном направлении.
Постепенно они принялись обсуждать детали и отдельные эпизоды; Алиса честно признала, что в последнем отрывке ей очень понравился сон королевича, но язык, которым тот изложен, всё равно оставляет желать лучшего. Володька, размахивая руками, отстаивал:
- Понимаешь, я ведь всё увидел именно так! Как приснилось, так и написал! И во сне они разговаривали именно так, устаревшим языком!
- Так Вовка, это же надо объяснить читателю!.. Я вот, например, не поняла…
- Не надо ничего объяснять! – мотая кудрями, упирал Володя. – Как раз если разжевать, будет очень скучно и банально!..
Потом вздохнул, пару секунд думал о чём-то – и спросил нежней и тише:
- А сон, говоришь, любопытный?
- Сам сон – да.
- Ну вот, видишь… Я ведь его нисколько не выдумывал. Мне так всё и приснилось, честное слово!
Алиса хмыкнула: на сей раз она приснилась своему мальчику в виде Сфинкса. Гладкошёрстного, с тёмно-зелёным отливом, с головным убором, похожим на платок, спускающийся складками на спину, грудь и плечи, со сверкающей короной на лбу. Только во сне не она, а королевич задавал вопросы, глядя в бесстрастное лицо с печальными голубыми глазами, с дугами чёрных бровей. А губы Сфинкса лишь молчаливо улыбались, и ветерок шевелил жёлтую прядку, неведомо как выскочившую из-под гладкого тугого платка.
- Вовка, а я вот возьму и обижусь! Уже в третий раз снюсь тебе в каком-то, извиняюсь, скотском виде…
Володька громко захохотал и схватил её за руку:
- Гениально! Какая прелесть!
Но тут же лицо его стало серьёзным, глаза расширились:
- Слушай!.. А я-то… Я-то тебе снился хоть раз?
По правде говоря, Алиса редко помнила наутро, что ей снилось. Володька – вот такой, с маленьким приоткрытым ртом и большими задумчивыми глазами – ей снился, кажется, всего пару раз, да и то мельком. Но зато недели две тому назад привиделся в настолько любопытной аллегорической форме, что этот сон ого как стоило пересказать!
- Снился. Я вот как раз хотела поделиться… Интересный был сон. Как будто мы с тобой вдвоём летаем. Что мы вышли, держась за руки, на вершину холма, или, может, на скалу, а внизу – долина… Мы прыгнули и полетели. Ты – на голубых крыльях, таких, с сизым отливом, а я – на серебристо-белых…
- Людьми? – заинтересованно уточнил Володька.
- Как раз нет, - Алиса вдруг смутилась, сообразив, что Володькин образ во сне был весьма далёк от романтического. – Наоборот. Мы с тобой оба были роботами.
- Роботы с крыльями? – восхитился Володька. – Ого! И что, каким я был?
Алиса рассмеялась:
- Честно?.. Страшным!
- Ну, этого ты могла и не говорить, - Володька мастерски сыграл глубочайшее возмущение, окончательно развеселив девушку и вернув ей увядшее было ощущение чудесного дня и солнца над головой. – Выразилась бы аккуратнее: мол, своим видом вводил врага в трепет, там, и всё такое…
- Ой, ещё как вводил, не сомневайся! Лапы у тебя были вот не как у грифона, гладкие, а такие, - Алиса, смеясь, растопырила пальцы и угрожающе пошевелила ими, - с длинными когтями… Которые, кстати, не убирались… Ты меня держал за руку такой лапой, и я её разглядывала, и ещё удивлялась – ну, знаешь, как во сне бывает! – как же ты такими когтями стихи печатаешь? А ещё шлем у тебя помню… На мой чем-то похож… Только скорее золотого оттенка, ближе к медному.
- Тоже с антеннами?
- Вот, слушай, не помню… Кажется, да. Треугольником выступ надо лбом, как у меня, это точно. И лицо синее.
- Како-о-ое?!
Они оба прыснули со смеху; правда, в голову Алисе робко заглянула мысль, не лучше ли было присочинить, будто Володька с крыльями, скажем, скакал на белом коне, закованный в ослепительный золотой доспех, с копьём наперевес. Но она прогнала подозрительную гостью. Коль уж понесло рассказывать – расскажет всё, как есть.
- Да ты вообще был какого-то странного цвета, знаешь ли! Сочетание такое… Вроде –
серебристый, коричневый и синий. А ещё у тебя по бокам были как бы рёбра, толстые такие, несколько штук, но снаружи. И на сапогах тоже что-то вроде рёбер – вокруг икры… Сапоги, кстати, тоже какие-то стрёмные были, на шарнирчиках. А вот колено – это я хорошо помню! – такая хрень острая защищала… Выступ сапога… То есть если вот так согнуть коленку, можно кому-нибудь очень ощутимо двинуть.
Володька внезапно задумался. Почесал подбородок и сказал – почему-то печально:
- Знаешь, я себя представлял несколько… по-другому. Неужели подсознательно тебе кажется, что я агрессивный?
- Ничуть… Ни сознательно, ни подсознательно. Наоборот, ты добрый!.. Да и во сне я тебя не боялась совсем…
- С синей-то рожей?!
- Представь себе. Мы перелетели через долину, держась за руки, встали на другой скале… Смотрели, как всходит солнце, а потом…
- Ну-ну-ну… С этого места поподробнее, пожалуйста!
Алиса поиграла бровями:
- Догадайся! Ты медленно повернулся ко мне, а я к тебе… Ты обнял меня за талию, а я тебя – за шею… И мы стали целоваться.
- Роботы! – Володька потешно схватился за голову. – Ты что на ночь ела? Не ешь этого больше!
Подождав, чтобы Алиса обрела дар речи после приступа хохота, скромно опустил ресницы, смешно шаркнул носком ноги по асфальту:
- А… больше мы ничего не делали?
Алиса снова рассмеялась – и покачала головой:
- Нет. Знаешь, у меня так забилось сердце, что я проснулась.
- Ещё бы, с таким уродом целоваться! – авторитетно заметил Володька. – Когти веером, рёбра отовсюду торчат… Может, это я в старости?
- До старости нам с тобой ещё надо дожить, - вздохнула Алиса.
Володька улыбнулся. Далеко-далеко из-за поворота вынырнул голубой трамвай; в мелкой пыли, взвесью плывущей над мостовой, он казался зыбким, как мираж, и приближался легко, беззвучно, покачиваясь из стороны в сторону. Сейчас, под апрельским солнцем, не хотелось думать ни о чём плохом – Володька привлёк Алису и вновь коснулся мягкими влажными губами её губ; зажмурился, обнял покрепче. Алиса подняла руку, чтобы погладить его по нагретым длинным волосам – но в этот миг через них одновременно словно прошёл разряд тока. Разжав объятья, они отскочили друг от друга, и немедленно поняли: случилась беда. Мир стал чёрно-белым, ослеп и оглох, и только где-то в вышине, раскалывая твёрдый купол асфальтово-серого неба, прозвучал далёкий Ленкин крик:
- На помощь!.. Ребята, умоляю! Помогите!..
Глава 21
Осечка
читать дальше
Вольга, сжав палицу, сделал шаг назад, коснулся плечом лапы Хегэт:
- Не бойся! Они слабее, просто хотят нас напугать. Не бойся! Я рядом.
Хегэт изогнула шею; тёмные, выпуклые глаза её горели отчаянным желанием не подвести на этот раз. А ноздри – большие, с желтоватой чешуйчатой кожей – подрагивали, выдавая безумное волнение.
Враги приближались, скаля мёртвые рты - огромные, источающие вонь чудища. По центру шагал кентавр, верхней половиной тела которого был труп, уже начавший разлагаться, с клочками пегих волос на черепе – слишком подвижный и слишком живой для мертвеца. В тощей гнилой руке он держал лук из гигантских рёбер, с жилой тетивы, и уже прилаживал второй рукой острую, похожую на окровавленную кость, стрелу. Справа, угрожающе шипя, надвигалась летучая тварь ненормальных размеров – скелет с лохмотьями тухлого мяса и облезлой чёрной шкуры, с вороньими крыльями. Слева – страшная стальная карамора, вся сплошь состоящая из узких, острых, как ножи, полос металла, готовая напасть и вонзить в жертву бур хоботка.
Их было трое, и они приближались. И Хегэт никак не могла заставить себя поверить в то, что они с Вольгой вдвоём сильнее этих порождений ада. Мотнув головой, она выплюнула первый, пробный язык пламени, направив его в ту сторону, откуда шла блестящая карамора. Гигантский комар подскочил, сердито перебирая кривыми саблями лап, и угрожающе зазвенел крыльями. Внизу на мгновение мелькнул свинцовый бок Невы – чёрно-белая картинка искажённого пространства: Дворцовый мост, Адмиралтейство, пловучие рестораны и прогулочные катера. Биться придётся прямо здесь, на Университетской набережной. Впрочем, не они выбирают место сражения: где нападёт враг, там и будет бой.
- Постараемся, чтобы они не снесли Кунсткамеру, - сказал Вольга. – А то неудобно как-то получится.
Его спокойный, чуть шутливый тон, словно мягкая широкая кисть, стирающая пыль с вазы, вернул Хегэт самообладание.
- Пусть только попробуют!
Скелет справа с шумом расправил широченные вороньи крылья и взмыл вверх; мертвец кентавр натянул тетиву, а карамора вновь зло подпрыгнула на месте. Хегэт выпустила более мощную струю огня, проехавшись на этот раз не только по ней, но и по кентавру – и заставила их на шаг отступить. Летучий скелет со скрежещущим криком ринулся вниз, спикировал на Вольгу и в одно мгновение сбил его с ног. Хегэт, резко повернувшись, успела увидеть вблизи оскаленный череп чудовища – не то обезьяны, не то летучей мыши; постаралась ухватить врага лапой за чёрное крыло, но когти, соскользнув, лишь вырвали несколько перьев. Вольга упал на асфальт, и край его плаща вдруг забился сам собою, побурел, пожелтел, собрался складками – и с земли, к огромному удивлению Хегэт, взлетел в небо крупный, в крапинках, сокол с хищным клювом. Скелет опешил, застыл в воздухе… удар! Чёрные и светлые перья разлетелись в стороны; дерущиеся птицы, обрывая серые провода, рухнули на мостовую, круша чёрно-белые каркасы застывших машин. В это мгновение кентавр спустил тетиву – но Хегэт опередила, и стрела, вспыхнув пугающим фосфорным свечением, растаяла во встречном потоке огня.
Сверху разлился рокот мотора, послышался свист – и одновременно из двух застывших туч с разных сторон вынырнули Иеракс и Демар. Иеракс, летевший слева, атаковал стального комара, Демар прыгнул на землю и кинулся на кентавра, стараясь ударами передних лап выбить лук из его вонючих рук. Пули Иеракса прозвенели о тонкие ножки караморы; она затрещала крыльями, попыталась достать самолёт острыми лапами, но тот в ловком вираже скользнул мимо. И, едва он поднялся достаточно высоко, на железного комара пришёлся мощный поток пламени из пасти дракона.
Кентавр, атакованный крылатым львом, сопротивлялся остервенело: скаля гнилые зубы, отбивался коротким мечом, бросив лук. Они с грифоном как будто танцевали вальс по мостовой, выбивая искры из-под копыт, рассекая воздух клинком и голубыми крыльями. Улучив момент, Демар встряхнул ими – стальные перья глубоко вонзились в мягкий лошадиный бок, вошли в грудь и живот отвратительного зверя. Кентавр заревел; рука его, сжимавшая меч, коротко мелькнула в воздухе – и Демар, поспешно отпрыгнув назад, споткнулся и упал на тротуар. Враг сделал мощный скачок вперёд, замахнулся – но в ту же секунду между ним и Демаром как из-под земли вырос, рыча, полосатый ящер. Молниеносный поворот, густой звук воздуха, разрываемого чем-то тяжёлым – и меч беспомощно кувыркнулся, выбитый из гнилой руки резким ударом хвоста.
Последней из правого края искажения выскочила Аксель – и немедленно навела пистолет на чёрное крыло демона, трепыхнувшееся перед глазами. Сокол рвал тому грудь, раскидывая ошмётки шерсти и тухлого мяса, целясь клювом в шейные позвонки. Враг бил его куцыми лапами, бодал, хлопал крыльями. Заметив Аксель, Вольга мгновенно оставил противника и взлетел ввысь, дав ей возможность разрядить оружие в гадко оскаленный череп. А сам, перевернувшись над землёй, спрыгнул на асфальт богатырём – и бросился на помощь Раптору: лупить палицей обозлённого кентавра.
Между тем карамора, переждав атаку Хегэт, затрещала и подскочила, намереваясь кинуться на дракона и изрубить его в кашу лезвиями длинных лап. Хегэет отшатнулась – и в тот же миг почувствовала какое-то незнакомое прежде движение тела, что сопровождало её поспешный шаг назад. Спустя мгновение поняла: да ведь она непроизвольно дёрнула красными кожистыми крыльями, испугавшись атаки мерзкого комара. Не раздумывая более ни секунды, Хегэт, заревев, подпрыгнула вверх, хлопнула крыльями, растопырила лапы – и рухнула на асфальт, подмяв под себя тонконогую стальную тварь. Карамора дёргалась, скребла и резала своими ножами ячеистую медную кожу, но Хегэт лишь злилась от боли и отвечала на трепыхания врага пламенем из пасти, дымом из ноздрей и укусами крупных острых зубов.
Над полем боя промчался Иеракс, изнывая от желания нажать гашетку – но стрелять без риска продырявить вместе с врагами друзей было нельзя: Светлые и Чёрные бились врукопашную.
Крылатый скелет обмяк под выстрелами серебристого робота, откинул голову на мостовую, распластал конвульсивно подрагивающие крылья. Аксель сделала неосмотрительный шаг вперёд, чтобы добить его – как вдруг чёрная молния острых перьев наискось ударила её по груди, вышибла из рук бластер. Аксель вскрикнула, вскинула руку – верхняя часть предплечья отскочила со щелчком, как крышка, и прямо из руки высунулись два гладких блестящих дула. Миг – и во врага полетели короткие частые полоски огня. Скелет заслонился от выстрелов чёрным крылом, вскочил на короткие задние лапки и попытался взлететь – но тут же через всё его тело, повалив на землю, со стрёкотом прошла пулемётная очередь. А вдогонку, весело свистнув, вонзились голубые перья. Противник стукнулся затылком об асфальт и замер – и на этот раз, судя по всему, не притворно.
- Я тебе покажу, паскудина, как обижать мою невесту! – прокричал грифон.
Он завис в воздухе, судорожно взмахивая крыльями. Оперение левого крыла было залито кровью, и от сильных движений одна за другой срывались и летели в стороны и вниз тёмно-красные капли.
- Демар!!! – не своим голосом заорала Аксель, но было поздно. Крылатый лев опрометчиво повернулся спиной к кентавру, и тот, на миг вырвавшись из-под опеки Раптора и Вольги, выхватил из колчана кровавую кость стрелы и со всей силы метнул её в грифона. Демар, вскрикнув, рухнул вниз с продырявленным крылом – прямо под копыта врагу. Аксель, ахнув, выстрелила в гнедой вздутый бок – но прицелиться не успела, и огонь лишь содрал кожу с лошадиной спины. Раптор, подпрыгнув на сильных задних лапах, налетел на кентавра всем телом, толкнул, щёлкнул пастью – а затем в неожиданном броске ухватил Демара за здоровое крыло, поставил на лапы и пнул в направлении тротуара. Кентавр, поймав утерянное равновесие, кинулся было на динозавра – но тут же получил от Вольги палицей в лоб и завалился, задрав копыта.
Тем временем скелет с крыльями, вяло трепыхнувшись пару раз, вдруг вскочил на лапы – так, словно и не был ранен. И Аксель, испустив громкий крик, стала поливать его струями огня из обоих стволов. Раптор, оставив упавшего кентавра, кинулся ей на помощь.
Хегэт, крепко придавив к земле громадного комара, ревела, выдыхала огонь и отхватывала кусок за куском от слюдяных крыльев и злобно скребущих по асфальту ножек. Аксель и Раптор не давали взлететь крылатому скелету – и Вольга, на всякий случай ещё раз припечатав палицей поверженного кентавра, бросился к грифону, растянувшемуся на асфальте:
- Демар! Вставай и беги!
Демар поднял голову с полукольцами вьющейся гривы:
- Я не могу! Не могу!..
Асфальт под ним подозрительно быстро темнел: из рассечённой выше локтя лапы, пульсируя, лилась ярко-красная кровь. Стрела кентавра не просто пробила крыло, а ранила Демара куда серьёзнее, чем можно было предполагать.
Кентавр дёрнулся, приподнял пустоглазую морду с лохмотьями истлевших мышц:
- Чтоб ты сдох, Вольга! Чтоб вы все сдохли! Хватит, поиграли! Кончились шуточки! Мой Благодетель, во имя всего зла, открой мою полную силу!
Раздался леденящий душу вой, через всё небо шарахнул громовой раскат, и кентавр, вскочив на все четыре ноги, вдруг вырос в полтора раза. Хвост скрючился в скорпионье жало, из копыт высунулись острые когти, одно прикосновение которых вспарывало асфальт, как рвёт ноготь натянутую пищевую плёнку. В осклизлой руке тускло, как гадючья чешуя, сверкнуло копьё. Издав дикий вопль, враг бросился на Вольгу с Демаром…
Но споткнулся: резким ударом хвоста Раптор смял его атаку.
- Ах ты ящерица! – выплюнул мёртвый рот. Молниеносно ткнувшись в полосатую шкуру, скорпионий хвост распорол динозавру плечо; в грудь пришёлся удар копытом. Раптор отлетел прочь и упал, хрипя, на чёрное крыло живучего скелета.
Хегэт, изогнув шею, выпустила в кентавра мощнейшую струю огня – но не достала. Аксель выстрелила тому в круп – но лишь оцарапала и разозлила противника. Он развернулся и попёр на неё, чудовищно огромный и жуткий, дыша вонью разложения. Скорпионий хвост вздрогнул и взвился для укола – ещё миг, и острие коснулось бы шлема робота. Но в этот момент кто-то выбил почву у неё из-под ног, ударив сзади, точно хлыстом, по серебристым гладким икрам. Аксель ойкнула и свалилась кулём: прямо на что-то большое, тёплое. Догадалась: Раптор! Ткнулась лицом в его распоротое, окровавленное плечо – и ящер коротко рявкнул от боли.
Тут же краем глаза заметила шевеление там, дальше, за телом динозавра – и, повинуясь какому-то шестому чувству, активировала магнитное поле. Угадала: скелет, корчась, дрыгая лапами, подпрыгивал на асфальте, как сбитый мотылёк: его чёрные перья, как и перья Демара, оказались стальными. И Аксель, напрягаясь изо всех сил, старалась удержать его на земле как можно дольше. Придавленный ею Раптор рычал, сжав длинные зубы, и жёлтый глаз его с закаченным зрачком подёрнулся плёнкой от боли. Но Аксель понимала, что шевелиться ни в коем случае нельзя: поле ослабнет, и проклятая тварь, как Ванька-встанька, вновь вскочит на свои мышиные лапки. И тогда уже им, обессиленным, барахтающимся на земле, несдобровать. Обнимая тёплое тело динозавра левой рукой, она отчаянно шептала:
- Держись, держись, держись, Раптор! Родной мой, пожалуйста, держись! – и медленно, сантиметр за сантиметром, поднимала правую руку с торчащими из предплечья дулами. Да, пусть она не сумеет как следует поджарить распластанное на дороге страшилище, но ей катастрофически надо выиграть хоть несколько мгновений – пусть лишь на то, чтобы подняться на ноги и не причинять адскую боль раненому другу.
Вольга сражался с кентавром, стараясь обезоружить его; в руке богатыря уже сверкал обоюдоострый меч. Вверху кружил Иеракс, поджидая удобного момента для своей атаки. Демар лежал на залитом кровью тротуаре, слабо двигая лапами. Было ясно: ещё немного, и он потеряет сознание. И тогда противникам достаточно будет резко закончить действие искажения, чтобы надолго вывести из строя Воина Голубой искры – а может статься, даже убить.
Хегэт, сообразив это первой, крикнула:
- Демар теряет сознание! Скорее!
Вольга кивнул; громко позвал:
- Демар! Слышишь меня?
- Да!..
- Быстро меняй сущность и беги! Беги!! Это приказ! – и, вскинув на долю секунды суровый взгляд, скомандовал:
- Иеракс, ты прикрываешь!
Он знал: пулемётная очередь не остановит разъярённую Чёрную искру. Но она позволит выиграть время на то, чтобы перевоплотившийся Демар, заслонённый Вольгой, успел добежать до края искажения. Да, они рискуют: одно попадание в беззащитного человека – и на земле не станет души, хранящей Голубую искру. Но Демар ранен слишком серьёзно. И нельзя, категорически нельзя оставлять его лежать, теряя сознание!
Вольга сердито махнул мечом; кентавр ловко отскочил. Шагнув назад, богатырь закрыл собою Демара – и спустя мгновение вместо раненого грифона на тротуаре оказался тощий паренёк с расширенными от страха глазами. Едва перевоплощение завершилось, он кинулся бежать со всех ног, чтобы выскочить за пределы искажения.
- А-а-а!!! – заорал мертвец кентавр, и во вскинутой руке жутко блеснул наконечник копья.
Но его крик, к облегчению Вольги, потонул в рёве мотора: с высоты стремительно пикировал Иеракс. Кентавр замахнулся – ещё миг, и копьё, туго вздрогнув, отправится в полёт. И если бы в него, в Вольгу – но нет, жадное острие нацелено в удирающего Володьку. Но он рано радуется! Иеракс всяко опередит…
Но что… Но почему… Почему Иеракс до сих пор не стреляет?!
Ну же!!
НЕТ!!!
Всё! Конец! Бесценные секунды упущены.
И теперь он, Вольга, даже не успеет отмахнуть мечом и сбить летящее копьё.
…Аксель, выстрелив в крылатый скелет, вскочила на ноги – и они с Хегэт в один голос отчаянно заорали, понимая, что уже ничего не смогут изменить.
Спикировавший на кентавра Иеракс так и не выстрелил. И враг, не сдерживаемый никем, метнул копьё в хрупкую человеческую спину…
Но не попал: на пути орудия внезапно оказался богатырь в сверкающем шлеме. Пробив кольчугу на его груди – точно та была слеплена из жжёного сахара – копьё мягко вошло в грудь Вольги, и бросило во все стороны крупные вишнёвые брызги.
Вольга страшно вскрикнул и, выронив меч, стал заваливаться назад. Хегэт, бросив полураздавленного комара, кинулась к нему.
- Уходим! – сорвавшись от радости на визг, прокричал кентавр. – Скорее!
Аксель выпустила из прицела чудовищный скелет и тоже бросилась на помощь: она прекрасно понимала, что будет сейчас, если Чёрные успеют закрыть искажение раньше, чем кто-то из Светлых вытащит копьё из тела Вольги.
Хегэт опередила её: схватившись за древко когтистой лапой, рванула изо всех сил. Копьё выскочило из раны – но удар был так силён, что древко переломилось: лишь оно и вышло, наконечник остался. Хегэт уцепила его и стала тянуть наружу, и Аксель даже успела увидеть, как он выходит из раны, весь окровавленный и страшный, и как на глазах теряет цвет безжизненно запрокинутое лицо Вольги. Но в этот миг раздался чудовищный грохот, всё обрушилось звёздами, камнями, осколками; полетело во тьму – и яркая вспышка ослепила её…
…Первым ощущением, привычным для человеческих органов чувств, оказался громкий женский визг. Вслед за ним, поспешно выскочив из тумана, появилась и картинка: огромный серый джип с белыми фарами и нестерпимо блестящим кенгурятником. И он – поперёк движения, поперёк дороги – летел прямо на тротуар, на неё. Сердце рухнуло; ужас сковал всё тело. Алиса понимала, что это конец, но не могла ни двинуться с места, ни крикнуть. Кто-то резко дёрнул её за руку, швырнул на шершавый грязный асфальт и упал рядом. Джип пролетел мимо, сверкнув тонированными стёклами; снёс опору автобусной остановки и с тяжёлым, как выстрел ближнего орудия, ударом влетел в бледно-зелёную стену Кунсткамеры.
…На асфальте, в стороне, остался лежать сбитый мужчина в чёрном пальто, с непокрытой русой головой.
Продолжение следует...