НАМ СНОВА ВЫПАЛ БОЙ: начало

[Akselprime]

Ну, когда-то же надо было на это решиться!
Я долго писал, а впоследствии не менее долго дразнил, что вот-вот начну вывешивать свой роман - и вот этот день настал.

Но прежде - информация, которую хотелось бы донести (или напомнить) с самого начала.
1. Роман далеко не является истинно православным по сути, это скорее мирское фэнтези. Но в нём очень много самых прямых отсылок к православию. Оно взято за систему координат, за точку отсчёта и за все возможные шкалы измерений. Предупреждаю об этом именно так, как предупреждают о "рейтингах". Не нравится - не открывай кат. А если открыл - не высказывайся в стиле "омг, что здесь вывесили!!!", ибо тебя предупреждали.
2. Ничего, оскорбляющего иные вероисповедания либо атеистический взгляд на мир, в романе нет.
3. Роман как акт творчества является прямым следствием просмотра "Beast wars"; один из героев сериала нашёл отражение в этом произведении.
4. Роман стилистически беспомощен.
5. Но имеет увлекательный сюжет и довольно легко читается.
6. Роман аллегоричен.
7. Можно читать и молча, хотя отзывы безусловно приветствуются. Благодаря дорогим ПЧ, кстати, был найден и исправлен серьёзный косяк в "Аринушке и ардаре". Но, оставляя отзыв, будьте добры держать в голове условия, изложенные в п. 1.
8. Система вывешивания будет та же: раз в два дня по две главы, 6-7 вордовских страниц текста.
9. Всего в романе 47 глав и эпилог.
10. Вывешивая новую главу, я в этот раз буду давать ссылки на все предыдущие.
11. По окончании эпического действа ПЧ, прошедшим со мною до конца, задам несколько интересующих меня вопросов.
12. Искренне надеюсь, что такие товарищи найдутся.

Сегодня вешаю сразу три главы.
Ну, с Богом. Поехали!

НАМ СНОВА ВЫПАЛ БОЙ
роман

Глава 1
Эпицентр


- Вы к кому?..
Да, Сашка оказался прав: тёплого приёма здесь ожидать явно не приходится.
- Вообще-то я к Потапову… Александру Михайловичу… ООО «Нева Стандарт ПМА»… Ну, то есть, он спустится... Можно, я его здесь подожду?
- Документы.
Вот так, даже не успела сказать жалостливую фразу, что, мол, на улице снег, дождь и всё такое.
Она вежливо кивнула и стала копаться в сумочке, ощущая почти на коже: ого, здесь определённо нехорошее место. Но не засел ли здесь кто-нибудь из тех, других, сможет сказать только Ленка. Но, вообще, конечно, обалдеть: предъявлять паспорт для того, чтобы с полным правом подпирать стенку в холле!
Она положила паспорт на стойку, охранник сгрёб его широкой ладонью. На бейдже, приколотом к чёрной форменной куртке, было крупно напечатано: «Роман» и мелко, неразборчиво – «Баранов». Она не без злорадства подумала, что для охранника это самая подходящая фамилия. Во всяком случае, для данного конкретного мордоворота. Его напарник – стриженный бобриком, с красными щеками и белыми ресницами (на бейдже значилось: «Иван»), заглянул мордовороту через плечо:
- Алиса? Прикольно, - и поковырял в ухе мизинцем.
- Да, Иван, вот представьте себе.
«Иван» прозвучало почти оскорбительно, и Алиса осталась ужасно довольна собой. Но ненадолго: почти сразу подумала, что запоминаться здесь ей ни к чему. А впрочем – этот Баранов всё равно аккуратно записал все данные в журнал своей волосатой лапой. Так что теперь тем – если они здесь обосновались – даже не придётся заморачиваться, чтоб отыскать её и уничтожить. Ведь куда проще искать, когда точно знаешь, что ищешь. Но в их с Сашкой случае всё было скорее наоборот.
Охранник протянул ей паспорт, небрежно махнув им вправо:
- Там есть кресла. Можете присесть.
- Спасибо.
Кресла в глубине холла не спасали от взгляда охраны; сжавшаяся Алиса вся была, как на блюдечке. И тоскливее всего в пустом стерильном зале зудел комар мысли, что у неё не чищены сапоги, а губка, как назло, осталась дома. Ноги спрятать было некуда, сконцентрироваться не получалось, и Алиса только надеялась, что время сожмётся каким-нибудь волшебным образом, и ей не придётся страдать слишком долго.
Но в одном Сашка прав почти наверняка: эпицентр не там, где на неё напали в прошлый раз, а как раз таки здесь, в девятиэтажке бизнес-центра. Здание магазина если и связано с ним, то только телепортационным туннелем. И не исключено, что оно хорошо «простреливается» энергией противника – так, что случайно оказавшаяся там Светлая искра мгновенно пеленгуется, и…
Ага, очень неожиданным вышло это «и», да и кончиться, если б не Сашка, могло совсем не весело. Ей всего-навсего понадобились весенние полусапожки, и она зашла в торговый центр, который оказался ближе всех к месту рождения этой мысли. В коридоре второго этажа произошло мощное, почти мгновенное изменение пространства: секции вокруг пошли волнами, лопнули, и из тусклого вонючего коридора прямо к ней побежал, качаясь на тонких стальных ножках, гигантский паук-сенокосец. Был ли он целиком металлическим, или нет, определить на взгляд не удалось. Впопыхах трансформировавшись, она еле успела увернуться от его атаки – резко выброшенной вперёд блестящей лапы с острым лезвием на конце. Это оказалось лишь началом: в следующий миг в воздухе свистнули разом четыре такие лапы, и увернуться ей удалось лишь от верхних. А обе нижние вонзились: в левую руку и в правое плечо. Она сперва даже не почувствовала боли – только с удивлением зафиксировала датчиками, как стало коротить мелкие провода чуть выше локтя.
Выхватить оружие уже не получится, отбиваться ногами – затея абсурдная, но попробовать придётся. Паук предпринял попытку приблизить туловище к её груди и, нырнув головой, вцепиться в лицо, но Алиса засветила ему кулаком в то место, где скрежещущая голова с железными челюстями присоединялась к толстой короткой шее. От этого движения воткнутое в её руку лезвие пошло легко пороть обшивку, а за ней и провода, с лёгким хрустом кроша вставшие на пути платы, и Алиса закричала. Дело принимало дурной оборот.
В тумане на границе искажения показался крупный тёмный силуэт, раздалось рычание. Она могла бы подумать, конечно, что это Сашка подоспел на помощь, но Сашкин рёв был ниже, раскатистее и глуше, а этот – уж больно громким и злым. Отпихивая паука, увидела: прямо к ним, дерущимся посреди пустого коридора, со всех ног мчится здоровенный динозавр. Оскаленная пасть с острыми клыками, подобранные к груди передние лапки и мощные, когтистые задние, сердито вытянутый хвост – мечта о том, что ящер, может быть, травояден, почила в бозе. Алиса охнула; с отчаянием выкрикнула:
- Сашка! На помощь! – хотя и так уже было ясно, что отбиваться придётся самой.
Жуткие острые зубы клацнули прямо перед самым лицом, в нос шибанул резкий запах. В мгновение ока перекусив впившиеся в металл тонкие лапки, динозавр отшвырнул паука и, повалив Алису на пол, прыгнул сверху. Правой рукой, менее пострадавшей, она саданула ему в челюсть, но ящер лишь мотнул головой и, громко зарычав, вонзил зубы ей в плечо. Отлетевший к стене паук подпрыгнул, кувыркнулся в воздухе и сиганул динозавру на спину. Перед лицом Алисы вновь замелькали тонкие ножи; несколько секунд – и оба напавших на неё чудовища, сцепившись, покатились по полу.
Подняться и бежать, немедленно, сейчас же – но подняться она не может: по её бедру протоптались мощными когтями задних лап…
Вот тогда-то и раздался грозный, низкий рык, и из плывущих вверх ногами лоскутков привычного измерения, переваливаясь, выбежал гигантский бурый медведь.
- Держись, сестрёнка! – сказал знакомый Сашкин тенорок. Она бы ответила – но тут острое лезвие, мелькнувшее слишком близко, задело её шлем, срезав нижнюю антенну, и Алиса потеряла сознание, напоследок зайдясь в отчаянном крике.
…Как утверждал Сашка, он даже не успел применить силу: фортуна очень вовремя повернулась задницей к пауку, и динозавр, поудобнее перехватив свою жертву зубами, кинулся наутёк к другому краю искажения, оставив Сашке лишь сомнительное удовольствие любоваться своим мерзким полосатым хвостом. Преследовать его Сашка не стал: важнее было оказать помощь пострадавшей Алисе. Впрочем, оказалось, что отделалась она куда легче, чем могла бы: зубы и когти доисторического чудища оставили только вмятины и микро-разрывы на белом металле плеча и ноги. Судя по всему, разозленный паук свалился на ящера очень вовремя.
Да… Если бы Сашка заранее узнал, что сегодня она будет сидеть на коричневой коже дорогого кресла, мысленно поджав под себя запачканные сапоги, в холле, может статься, эпицентра, он разорвал бы её прямо так, голыми руками, даже не превращаясь.
И всё же... Пока Алиса даже не могла сказать наверняка, с кем тогда пришлось сражаться: с очередными клонами, начинёнными плевком чёрной энергии, или уже с кем-то из тех, кто способен их создавать. А если да, и если они совершенно случайно подобрались слишком близко к логову врага, то…
Бесшумно раскрылись створки большого лифта, и оттуда выскочил парень – курносый, с узкими губами, с чёрточками светлых бровей, одетый с тем лоском, который могут позволить себе только состоятельные люди. Впрочем, большее внимание обращали на себя вовсе не эксклюзивные туфли и галстук, а чрезвычайно богатая мимика и живой взгляд быстрых глаз.
Девушка спрыгнула с кресла; узнав её, парень оторопел:
- Алиса?!
- Привет! Нет, честно, Сашка, я просто гуляла, проходила мимо и всё такое. Честное, честное, честное слово!
Сашка негромко пыхтел: сердился.
- А ну марш в машину, живо. Ишь, чего выдумала…
Путь до приземистого чёрного джипа, больше похожего на крупный хэтчбэк, они проделали в шпионском молчании.
- Ну? – спросил Сашка, как только дверцы были захлопнуты, и мир приобрёл запах просторного салона дорогой автомашины.
- В смысле? – не поняла Алиса.
- Убил бы, вот честное слово! Ну хорошо, ну ладно, раз ты всё равно уже туда сунулась – ну?!
Алиса пожала плечами:
- Марсель, я не уверена. По-моему, ты был прав! Но чтоб узнать наверняка, надо…
- …Ленку туда запустить? Понятно…
Сашка повернул ключ зажигания, и джип, как будто отвечая на его слова, мягко вздрогнул всем корпусом.



Глава 2
Пурпурная искра



Откуда взялась уверенность, что где-то там, за хмурыми елями, лежит он? Уткнувшись в землю, навсегда застыв, и снег заносит его рваные, обгорелые рёбра? Там, если от линии электропередач взять правее, пересечь замёрзшую низину с редким, чахлым березняком и, продравшись сквозь хлёсткие, острые от мороза кусты, пройти в глубь леса ещё около полутора или двух километров… Дима не мог объяснить, откуда пришло это изматывающее, сосущее чувство.
Тишину морозного леса нарушал лишь лёгкий треск проводов ЛЭП, черными дугами разрезавших пейзаж. Лыжня поворачивала на вырубку, под головокружительно высокие ели с искрящимися шапками на тёмных лапах. Дима легонько ударил лыжной палкой по бугорку у дороги: снег бесшумными комочками осыпался вниз, и весело замахала зелёными ручонками крохотная ёлочка.
Пройти до конца?.. Придётся снимать лыжи, лезть в бурелом… Ну и пусть! Ведь никто, кроме взъерошенных, недовольных холодами ворон и галок никогда об этом не узнает! Пройти до конца – ведь только тогда можно будет вздохнуть свободно, убедившись, что все мысли, истязавшие его на протяжении последних месяцев – бред.
«Но ты же веришь, что это не так. Ты веришь: я там, за этими елями, и я тебе не лгу… Вернее сказать, там, за этими елями – ты. Потому что я – твоя волшебная сущность. Скоро мы увидимся. Только не пугайся. Может быть, это не слишком приятно. Но это необходимо.»
- Замолчи! – палка вонзилась в утоптанный снег, коротко мяукнула. Дима сделал шаг, другой, размашисто заскользил навстречу широкой лысой полосе со стрекочущими проводами.
«Иди, не бойся. Я подскажу дорогу… Я чувствую тебя. Ты совсем близко.»
Дима промолчал. Мысль, что сумасшедшие не осознают своего безумия, его уже не утешала. Да, он прекрасно осознавал… Он не слышал этот голос – в общепринятом смысле слова – но он ощущал его в себе, внутри. Как такое могло получиться? Сколько помнил себя, всегда относился к здоровью серьёзно. Даже слишком серьёзно, как не раз шутил отец… Мол, настоящий образец комсомольца, и жить бы тебе, Димка, где-нибудь в середине ХХ века – самое то!
Дима порой и сам думал о том, что опоздал родиться. Но, вспоминая лихолетье 90-х, понимал: да нет, он не сумел бы выстоять, когда рушилось всё, чем он дышал бы и жил. В какую эпоху забросило Провидение, в той и есть твоё место. Видимо, это неслучайно.
Пока ровесники резались в компьютерные игры, пили пиво, прыгали на дискотеках, Димка налегал на английский и немецкий, бегал в парке по утрам и крутил «солнышко» на перекладине. Позже – подрабатывал медбратом, с упоением учился; ездил на стажировку в Штаты, работал над кандидатской… Всё это доставляло ему истинное наслаждение, и Дима недоумевал, почему многие из тех, кто случайно попадался на жизненном пути, сперва посмеивались над ним, а позже – жалели. Разве здоровье, спорт, культура, учёба, влюблённость в свою профессию – признаки ущербности?
Зато эти молчаливые деревья, искрящиеся сугробы, зовущая извилистая тропа никогда не посмеются над его идеалами. Им-то хорошо известно, в чём истинная красота и правда жизни…
Другое дело – до недавнего времени всё было доступно логике со здравым смыслом, всё было объяснимо и чётко – пока Диму не начали преследовать странные, отрывочные мысли, ощущения, а порой даже – сны. Он никогда не верил ни во что, кроме человеческого разума, - как и отец, был рьяным материалистом. Но в конце концов логика сложила оружие. И пришлось признать: да, он видит непонятные сны, он ощущает мир совсем не так, как хотелось бы, и даже внутри собственного разума слышит чужой, посторонний голос.
Диме было страшно признаваться в этом самому себе. Но голос, вселившийся в его мозг, мягко, ласково убеждал: поверни, поверни наконец не налево, куда уводит утоптанная тропка, куда, простреливая сугробы, тянутся нитки лыжни с истыканными бортами, а направо, в замёрзшее болото, в частокол кустов, в сомкнутый плотной стеной угрюмый ельник…
Он не слушался. Раз за разом: по декабрьскому первопутку, по новогодней вертлявой лыжне, по укатанной февральской тропе – упрямо сворачивал налево, чтобы, сделав круг, вернуться к застывшей под низким зимним небом деревеньке, куда приезжал к бабушке. Вернуться к бреханью собак, скрипу снега под ногами, столбам дыма из печных труб. Но сейчас, когда небо, стряхнув с себя обёрточную бумагу облаков, разлилось во всю ширь, и острые лучи солнца стали подтачивать сугробы на крышах, он с болью осознал: ещё несколько недель – и всё кончено, до следующей зимы через широкую топь будет не перебраться. А если голос внутри не уймётся, до следующей зимы Диме не дожить: он попросту сойдёт с ума.
Может быть, уже завтра на этот лес обрушится снегопад, и его след исчезнет. И никто не узнает, ни одна живая душа – что сегодня он послушался своего иррационального проводника.
На авось и везение Дима не надеялся: ломал ветки, отряхивал от снега маленькие деревца. Как будто боялся, что, обернись назад, уже не обнаружит натужной, корявой лыжни по нехоженым кочкам.
Болото вскоре осталось позади. Он снял лыжи; жёсткие крепления щёлкнули двумя оглушительными осечками. С треском проломившись через густой кустарник, погрузился в вечные сумерки чащи.
- Ну? Далеко ещё? – сам не зная, почему, задал этот вопрос вслух, шёпотом.
«Ты всё правильно делаешь. Иди вперёд. Иди дальше.»
Дима собирался засечь время – чтобы, прикинув приблизительно скорость, рассчитать расстояние – но взглянуть на часы позабыл. Когда вспомнил, уже основательно углубился в чащобу. Стали попадаться упавшие ели, коряги, крупные ветки; приходилось делать крюки, чтобы обогнуть их. Солнце еле пробивалось сквозь верхушки лесных великанов, но всё же день был ясным, ориентироваться получалось относительно легко.
Чувство времени совершенно потерялось; Диме стало казаться, что он шагает часа два или три подряд, не меньше - хотя солнце по-прежнему висело довольно высоко. Он устал и вспотел, тяжёлые лыжи давили плечо. Наконец впереди забрезжил мягкий свет: очевидно, там была вырубка или поляна. Дима убеждал себя, что волноваться ни к чему, глупо и нелепо, но сердце всё равно стучало так, что плотная зимняя куртка вздрагивала на груди. Голос внутри молчал. Дмитрий воткнул лыжи и палки в снег и двинулся на свет. Взялся за лапу невысокой ёлки, бережно отодвинул – и дёрнулся, упустил. Лапа упруго закачалась, едва не мазнув его по лицу смёрзшимися острыми иголками.
Теперь надо ухватить её и отвести в сторону вновь. Не испугаться.
Потому что всё оказалось правдой.
- Это – ты?
«Это я. Точнее сказать – это ты.»
Дима медленно отвёл душистую, колючую лапу, и несколько секунд стоял неподвижно – лишь облачка пара вырывались из носа и рта, намного чаще, чем нужно. Голос привёл его к небольшой поляне, надёжно упрятанной в самой гуще леса. Там, уткнувшись в сугроб, задрав над землёй ржавый искривлённый хвост, лежал самолёт. Именно тот, который ожидал увидеть Дмитрий: истребитель Второй Мировой, бессильно обнимающий землю рёбрами погнутых крыльев, с безжизненно накренённым рулём направления, с обвисшими рулями высоты. Он выглядел куда лучше, чем ожидал Дима - ещё угадывалась кое-где защитная, зелёная с коричневым, окраска, и из оббитых дождями белых цифр на фюзеляже, как из мозаики, даже складывался номер: 54.
Но стоять и любоваться издалека, раз он всё-таки пришёл… Дима шагнул в сугроб, стал выбираться на поляну. Подойдя вплотную к самолёту, решил обогнуть его и заглянуть в кабину, но оступился и опёрся ладонью о ледяное ржавое крыло.
В тот же миг прямо из-под его варежки в небо выстрелил луч густого пурпурного цвета, и строгие ели вдруг начали корчиться, изгибаться и плясать, как пляшет отражение в кривом зеркале при малейшем движении тела. Дима вскрикнул, отдёрнул руку и упал, сел прямо на землю. С ужасом понял: на землю! На сухую бурую хвою, кишащую муравьями, пахнущую кислицей и боровиками. Самолёт вздрогнул, заскрипел и вздыбился над ним. Распрямились погнутые листы обшивки, затянулись раны, пробоины и трещины, крепко и упруго выпрямились рули, и от носа к хвосту, обдав Диму горячей волной воздуха, легла свежая краска. Сверкнули стёкла кабины, тусклой саблей скользнула по небу стальная лопасть, на крыльях запылали красные звёзды. Самолёт выровнялся и замер, гордо подняв к солнцу белый обтекатель винта.
- О, Господи… - прошептал Дима, неуклюже сгребая варежкой палую хвою.
Фонарь кабины, скрипнув, медленно отошёл в сторону.
«Садись. Ничего не бойся. Садись!»
- Я умер, да? – обречённо прошептал Дима. – Меня убили?
«Садись…»
Дима глубоко вздохнул и поднялся с земли.
- Ну… От винта!
Забравшись на крыло, он в одно движение запрыгнул в кабину – так, словно делал это всю жизнь. То, что оказалось перед глазами – панель с приборами, штурвал, кусок неба – всё это он видел уже не раз. Именно эта картинка раз за разом снилась ему в числе прочих в последние месяцы.
Что первое? Убрать стояночный тормоз… А теперь? Зажигание… Руки от жара стали скользкими; Дима лихорадочно стянул варежки и мокрыми непослушными пальцами ухватился за ручку зажигания. Нет, он не умел летать, и совершенно не представлял, что и в какой последовательности нужно делать – он просто исполнял команды, звучащие в голове, нисколько не заботясь о последствиях, ничуть не сопротивляясь. Кровь так шумела в ушах, что он не сразу заметил, как захлопнулся над головой фонарь кабины. Перед взглядом бежала по циферблату бойкая секундная стрелка, и вид этих часов – таких привычных, таких земных – успокаивал, вселял неколебимую уверенность: всё, абсолютно всё идёт, как надо. Всё удастся. И всё будет хорошо.
Теперь – отвести рукой выключатель подачи топлива…
- Молодец, Дима, спасибо тебе! - это прозвучало уже извне, обняло, как обнимает терпкая волна незнакомого запаха. – Теперь ты открыл свою волшебную сущность. Теперь мы с тобой – одно. Отныне ты – Иеракс. Запомни это. И – взлетай!
Дима увидел, как внезапно сквозь его руку стала просвечивать приборная доска, а через ногу, обутую в лыжный ботинок, проступила педаль с надписью «Depress to release parking brake». Привычное физическое тело таяло, растворялось в воздухе. И, хотя он по-прежнему ощущал себя тем, кем был все 26 лет до этого момента, к этому самосознанию прибавилось иное, которое невозможно было объяснить словами. Он, именно он и никто другой, мог теперь взлететь с этой поляны и пройти над лесом, заложив крутой вираж.
Отныне он – Иеракс. Зачем, кому это нужно, пока нет ответа. Но ясно одно: ему открылась дорога в небо, и он точно знает, что следует делать с этой дорогой!
Пространство раздалось вширь; чихнув, завёлся мотор – и зелёный самолёт без пилота, разбежавшись, прыгнул в небо.


Глава 3
Летопись Силы


Она не ждала особенных комплиментов в свой адрес. Слава не раз говорил, что импульсивность и желание покомандовать не доведут её до добра. И скорее всего теперь отругает, что она всё-таки сунулась в бизнес-центр.
Алиса выдохнула и надавила кнопку звонка. Что ж, самое главное – убедить Славу, что для успеха общего дела просто необходимо, чтобы внутрь здания тем или иным способом просочилась Леночка. А уж она разберётся наверняка. Ей хватит нескольких минут, а несколько минут – это совершенно безопасно. Алиса убедилась на личном опыте.
- Слава, это я, Алиса!
Дверь открылась; хозяин, как обычно, выглянул и улыбнулся из своей русой бороды:
- А-а! Заходи.
Слава – Святослав – даже в привычной, земной ипостаси напоминал ожившую иллюстрацию к русским сказкам. Статный, широкоплечий, с ясными синими глазами, с русыми волосами и русой бородой – самый настоящий добрый молодец! К тому же, Слава был наделён редкой красотой – как физической, так и душевной. Всегда был спокоен и рассудителен; много читал, большое внимание уделяя духовной литературе. Ко всему, связанному с православной верой, относился строго и трепетно – такая набожность поначалу смущала Алису, но постепенно она привыкла к этой особенности боевого товарища. Тем более что товарищ (если называть вещи своими именами) являлся бесспорным лидером их волшебного отряда. Сашка частенько так и говорил на собраниях: «Товарищ воевода!»
Волшебной сущностью Славы был древнерусский богатырь; в перевоплощении его звали Вольга. Очевидно, в честь того самого Вольги, что разговаривал когда-то с пахарем Микулой Селяниновичем. Но наверняка, разумеется, никто не мог сказать – равно как и объяснить, например, почему белого робота, сущность Алисы, зовут человеческим именем Аксель. Впрочем, все они – Слава, Сашка, Ленка, Володька и она сама – давно уже перестали задавать кому бы то ни было в высшей степени идиотский вопрос «почему».
- Слав, а как это Сашка ничего не чувствует, если он в принципе постоянно сидит… в эпицентре?
- Ты слишком много хочешь. У нас у всех разные способности. Зато Сашка всегда слышит наши крики о помощи… Ты вот что, ты мне лучше расскажи, почему вы решили вдруг, что это были не клоны?
Было довольно раннее утро; с высоты двенадцатого этажа казалось, что солнце стоит высоко, и давно уже окрашивает кружевную занавеску на окне кухни в золотистый цвет. Алиса села за квадратный столик, какое-то время молча смотрела на икону в углу, потом взяла печенье. У Славы на столе всегда стояло печенье «Мария» в ажурной серебряной вазочке, и Алиса, когда приходила одна, непременно тащила в рот твёрдые гладкие диски с фигурной каёмкой.
- Ты кофе будешь или чай?
- Цай, - с набитым ртом отозвалась Алиса. Прожевав, ответила на предыдущий вопрос:
- Клоны между собой никогда не дерутся. А эти хотели меня поделить, однозначно! И, потом… от клонов не бывает запаха. А эти воняли…
- Чем? – не оборачиваясь от плиты, где в джезве закипал кофе, спросил Слава.
- Ну… Гадостью какой-то. Как в зоопарке.
- Да… Могли быть и сущности, - задумчиво сказал Святослав. – А это – именно сейчас – мне не очень-то нравится.
- Почему?
- Сейчас позавтракаем – в смысле, попьём – и я тебе кое-что покажу.
Большая комната в квартире Святослава тоже выходила окнами на северо-восток, и по вечерам, когда они собирались здесь всей командой, в ней царил мягкий душистый сумрак. Пахло книгами и свечами; иногда над этими запахами главенствовал аромат ладана или, как сейчас, вплывающая из кухни дразнящая струя от молотого кофе.
Шторы, как всегда, были задёрнуты, и сквозь тюлевую занавеску, прикрывающую щель посередине, просачивались лучи утреннего солнца. Святослав подошёл к круглому столу в центре комнаты, постоял несколько секунд и провел над ним ладонью. Льняная скатерть, покрывавшая столешницу, растворилась, и из глубины стола поднялся тёмный диск, на котором, словно нанесённые рукой искусного резчика, виднелись углублённые линии: семь сегментов, и в каждом – свой знак. Алиса много раз наблюдала эту процедуру, все символы и их расположение давно были ей знакомы. Но всё равно – каждый раз, когда Слава проводил ладонью над волшебным столом, её охватывало чувство причастности к великой тайне бытия. Чувство, что она как никто другой ответственна за будущее тех людей, что каждый день просыпаются в своих постелях, готовят завтрак, спешат на работу, любят, мечтают, творят, растят детей и все вместе создают ту эпоху, в которой, как им кажется, им выпало жить. Возможно, Слава ощущал что-то похожее: когда из столешницы неспешно выплывал тёмный диск, лицо его становилось особенно серьёзным, и между бровей проступала тонкая вертикальная морщинка. Его знаком на этом круге была стрела; по соседству располагался символ Аксель – искусно вырезанная гладкая капля. Секцию рядом с ней занимала свеча, дальше шли сердце, заострённое на конце перо, пятиконечная звезда и меч. Когда диск останавливался с лёгким щелчком, символы один за другим начинали светиться изнутри – каждый своим, неповторимым цветом. Стрела вспыхивала ровным золотым, капля переливчато мерцала серебряным; рядом с ней тусклым красным отблеском с трудом проступала свеча. Сердце ярко сияло зелёным, перо – пульсирующим голубоватым светом. Меч приглушённо мерцал глубоким тёмно-синим, и только пятиконечная звезда раз за разом оставалась безжизненными бороздами на лакированной поверхности стола.
Алиса хорошо помнила, как пришла в эту комнату впервые, и впервые увидела Летопись Силы, как называл этот круг Святослав. Тогда на диске светились только два символа – золотая стрела и голубое перо, а её знак, серебристая капля, еле заметно поблёскивал слабым, новорожденным светляком. Остальные четыре символа были погружены во тьму прорезанных в дереве линий.
- Видишь, - сказал тогда Святослав, - ты открыла свою волшебную сущность. Твой статус изменён, Серебряная искра, которой ты обладаешь, пробудилась. Но ты ещё не вступила в бой, а значит, канал Силы ещё закрыт. Поэтому твой знак пока еле светится.
- То есть… Всё не просто так? В смысле… это обязательно – вступать в бой?..
- Рано или поздно это происходит. Не надо бояться. Бог никому не даёт испытания выше сил. Раз ты оказалась вместилищем Серебряной искры – значит, сможешь и сражаться. Точнее сказать – там, наверху, уверены в том, что сможешь.
- Но я… Я вообще и драться-то не умею… Никогда ничем таким не занималась…
Слава улыбнулся:
- Видишь это? – и показал рукой на ярко светящееся перо напротив своей золотой стрелы. – Это Демар, голубой грифон. Опасная и сильная сущность. И ты прекрасно его знаешь. Это Володя Крылов…
- Володька?!. Ты шутишь?!.
- Ну, вот ещё. Когда встретитесь, ты увидишь его искру сама. Теперь, когда…
- Постой. Господи… То есть ты хочешь сказать, что мой парень на самом деле – грифон?!
- Ты сама «на самом деле» робот. Забыла?
- Ох ты, блин… Да.
- Ничего, не волнуйся. Привыкнешь. Поначалу и меня так же колбасило. Кстати, Демар сражается уже давно… Он первым из нас открыл в себе силу, и первым вступил в бой.
- А всего нас…
- Всего нас семеро. Наших врагов – восемь… Когда-нибудь мы соберёмся все вместе и дадим решающий бой. А пока наша задача – отражать локальные атаки. Ну, и не пострадать при этом, разумеется.
Алиса помолчала.
- Слав… А откуда ты всё это знаешь?
- Это помнит моя искра. И это, и многое другое… Мы обязаны сражаться. Ставка слишком высока. Мы не имеем права проиграть эту битву.
«Мы не имеем права проиграть!» - само собой выстукивало сердце всякий раз, когда Алиса пристально глядела на Летопись Силы, распростёртую на волшебном столе.
Понемногу картина менялась: буквально через неделю залились тёмно-синим линии меча, ещё через три замерцало и тут же яростно вспыхнуло зелёное сердце, а ещё через месяц еле видно затлела красная свеча. Красную искру углядела внутри земной ипостаси именно Алиса – и точно так же, как когда-то Святослав, смело шагнула к незнакомому человеку:
- Девушка… Вы ведь видите то же самое, что и я, верно?
Тот, кто пробудил в себе искру, без труда заметит такую же в теле другого человека. Но Ленка тогда очень испугалась, сделала шаг в сторону, запнулась:
- Вы… вы… обознались…
И пришлось сказать всё, как есть:
- Внутри вас Красная искра. А внутри меня – Серебряная. И вы её видите.
Ленка беззвучно шевельнула губами:
- Да… - и тут же расплакалась на морозе, стирая слёзы дрожащими тонкими пальчиками с обстриженными под корень ногтями.
И потом уже сама Алиса, смеясь, убеждала новую знакомую, что всё, происходящее с ней, происходит на самом деле, и она вовсе не сошла с ума.
Сашка – бурый медведь Марсель – пришёл сам, появившись в самый критический момент, когда Вольга в одиночку сражался с огромной трёххвостой змеёй. Тёмно-синяя искра лишь глухо мерцала на Летописи, не вступая в бой, и найти её пока не удавалось. А седьмой воин их маленького отряда до сих пор не собирался даже обнаруживать свою сущность.
- Видишь ли, в чём дело, - вполголоса начал Слава, пока диск совершал поступательное движение, - Я обеспокоен столь долгим инертным состоянием нашего тёмно-синего товарища.
- Почему?
- Тёмно-синяя искра – это искра Воина. Не может быть, чтобы он до сих пор не использовал свою силу. Но вполне может, что он попал под влияние наших врагов, и собирается не активировать, а погасить в себе светлую искру…
- Перейти на сторону врага? – спросила Алиса.
- Вот почему я хочу знать подробнее про ту схватку, когда…
Он не договорил. Оба ахнули и непроизвольно пригнулись к столу: вслед за привычно загоревшимися друг за другом символами в тёмном секторе вдруг неуверенно трепыхнулось язычком и спустя мгновение разлилось мягкой полутенью пурпурное свечение. Маленькая яркая точка пробежала по углублениям последнего, седьмого, знака, и на глазах у Вольги и Аксель из темноты выступила пятиконечная звезда.
- А-а! – вдохнула Алиса. – Она открылась! Ура!..
- Вот это сюрприз!
- Ты разве не это хотел показать?
- Вовсе нет… Для меня самого большущая новость…
Он замолчал, потрогал бороду:
- Знаешь, пожалуй, теперь всё то уже неважно. Думаю, я зря волновался.
- А что, всё-таки?..
Святослав поднёс ладонь к линиям меча, и пальцы его окрасились мертвенно-синим цветом.
- С этой недели он светится сильнее. Но его хозяин или хозяйка до сих пор не вступили в бой. И я никак не могу понять, в чём дело.
- Нда… Но зато у нас теперь есть Пурпурная искра!..
- Только её ещё надо найти.
- А кто она?
- Пурпурная – это искра Хранителя. Благородная сущность, хотя может быть упрямой и недоверчивой.
- Ну что ж… - вздохнула Алиса. – Будем искать.
И оба они вновь с радостью и тревогой взглянули на робкую звезду, напоминающую о чём-то светлом и детском – ёлке, блестящих шарах, метели за заклеенным окном, бое курантов на Спасской башне… И ещё – о вечном огне на могиле Неизвестного Солдата.


Продолжение следует.