Выпал в сеть

Наконец-то я в сети!
Реал засосал с такой страшной силой, что у меня даже не оказалось времени на то, чтобы кинуть в сканер и вывесить свежую карикатуру, посвящённую выходному дню в штабе - когда я никуда не тороплюсь.
Тут, правда, нужна преамбула, чтоб ненароком не оскорбить ничьи чувства. Когда я утром никуда не тороплюсь, ухожу молиться в крайнюю комнату, к "большому красному углу". И за мной всегда идут обе кошки. К процессу, производимому хозяином, они относятся с большим уважением - ни воплей, ни требований еды, никто меня не отвлекает; кошки молча ждут - причём ждут непременно в этой комнате.
А поскольку христианин из меня тот ещё, во время молитвы ум мой рассеивается, и...
Собственно, подумал я как-то обо всём этом - и свёл воедино в одну карикатуру.

Человеческий мозг )))

Что же касается событий прошедшей недели - проще забить раз и навсегда, чем обещать, что вот-де на днях непременно всё опишу.
Но мне нравится такой ритм жизни.

---

42-й пошёл...

Ура, мы всё же съездили в Курорт! Спасибо Ятэну.
Лёльке осталось два укола, и курс лечения будет пройден. Кошка молодец.

Хочу вывесить ну просто туево море всего-перевсего, а не успеваю даже побриться и вымыть полы.

На данный момент я не спал уже почти 42 часа. И продолжаю сидеть в Интернете, зная, что вставать мне в восемь утра.
Вариантов, собственно, немного...
а) я всё-таки робот;
б) я всё-таки мудак.

...И это только я могу опоздать на работу, не ложившись накануне спать.
Всё! Убыл в камеру подзарядки.

@темы: Нарциссизм фуры

---

Думы одолели

Хомячок выпал из колеса!.. Но отдышаться ему ни хрена не дали.
Ладно, это было вчера. Сегодня я снова в строю! И хочется поговорить на отвлечённые темы.

Вот уже несколько дней подряд думаю о том, что же такое взрослость. В чём она проявляется? Как выражается? Как понять, взрослый перед тобой человек или ещё только юнец, самозабвенно играющий взрослого?
Что является определяющим фактором? Сколько их вообще, этих факторов? Много разных мнений можно услышать относительно того, каким должен быть взрослый человек и каким он быть не должен, что свойственно человеку взрослому, а что - юному...

Ответственность за свои поступки? Забота о ком-то ещё, кроме себя? Умение строить оформленные планы на будущее? Ставить цель и добиваться её? Умение самостоятельно зарабатывать на жизнь? Категоричность суждений?

На всё это я бы мог ответить и яркое "да", и категоричное "нет"...

А ещё ведь есть грустная сторона. Взрослость - состояние, в котором начинаешь объезжаешь лужи, катаясь на велосипеде, и, глядя на облака, уже не пытаешься угадать, на что они похожи...

Что для вас - взрослость?

---

Коротко о главном

Это были потрясающие выходные в режиме нон-стоп.
Это были ПОТРЯСАЮЩИЕ ВЫХОДНЫЕ!!!


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках

Ежеквартальный тест на работе вечером в пятницу, тут же - поездка с Львицей на озеро Разлив, общение, купание, а если глобальнее -
Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг, но иной
(В. Ходасевич)

Поездка в субботу с лордами и Ятэном в Кронштадт, съёмка, купание; ночью - день рождения моей однокурсницы, а в воскресенье - поездка с Зойсайтом к Смерчу Рыжему, общение, вкусный обед, купание...
В промежутках - промывка Лёлиной раны и уколы.

Словом,
...допоздна веселие,
а завтра на завод! (с)

П.С. Я сама скромность, да... но-таки я себе нравлюсь в столь необычном образе.

П.П.С. И всё же, всё, же... Кто-нибудь там, наверху, нажмите на кнопку! Хомячок очень хочет выпасть из колеса... и хотя бы отдышаться!..

@музыка: Финская полька

@настроение: Я танцую пьяный на столе!..

@темы: Встречи с друзьями, Нарциссизм фуры, Фотографии со мной, Сэйлор Мун

---

Благодарность Рэттрапу

Хочу отдельным постом вынести благодарность моему другу - Рэттрапу - за деятельную и многогранную помощь с Лёлей. Именно он приехал вчера ко мне с другого конца города, привёз переноску, помог транспортировать кошку до ветклиники и сидел с ней там, пока я бегал за деньгами. Помогал держать кошку во время операции, помог донести до дома. А сегодня с утра, узнав, какие препараты я не успел достать вечером, сел обзванивать ветеринарные аптеки (!) - и в конечном итоге мне осталось только сесть в автобус и приехать по названному адресу, чтоб закупить всё, чего мне не доставало для лечения кошки.
Про психологическую помощь, оказанную в полном объёме, я уже просто молчу!

Я законченный пессимист, и меня поражает, когда друзья делают столь многое для меня и моих любимых.

 Рэттрап, огромное тебе спасибо!!!

@темы: Встречи с друзьями

---

Лёля

...И вот у меня на руках амбулаторная карта животного (кошка, приблиз.12 лет., жен., Лёля). Остеосаркома. Абсцесс. Длинный список лекарств; руководство, что, где, когда и как.

Остеосаркома - онкология кости с обязательными метастазами в лёгкие. Смертный приговор. На сколько хватит Лёли, неизвестно. Может быть, на несколько недель. Может быть, на несколько лет.
Сколько бы ни было, меня должно хватить на всё это время. По нескольку раз в день промывать, смазывать, колоть кошку, скармливать ей таблетки, поить чагой... И так - месяц. Потом перерыв. Потом - опять.
Ничего, скоро я приноровлюсь, а потом привыкну.
Скоро мы приноровимся и привыкнем.

Не считаю кощунственным чувство, которое испытываю сейчас: чувство де жа вю. То есть - в мой дом опять пришла беда, и я с ней один на один, лицом к лицу, и некому помочь. И я не имею права сделать не то что шага - даже движения назад. Не имею права на слабость. "Если не я - то кто же?.."
Первые дни, пока не привыкну, будет особо не до сети. С кем назначены встречи и звонки - всё в силе; только, пожалуйста, пишите смс или звоните на трубку.

..."Хватит тебе, Праймик, пинать балду и жить исключительно для себя", - решили наверху.
...А в пятницу на работе ожидается жОсткий тест на профпригодность.

@музыка: Любэ

@настроение: ...трансформируемся и.

---

Забавное фото

Чай со льдом рулит и доставляет.
В Петербурге +32. Кто попадал в Петербургскую влажную жару, тот поймёт, что это значит.

Вчера (Господи, неужели это было вчера?!) выбрался с друзьями на шашлыки. Потрясающе было. Особенно потряс мангал на берегу, будто специально поставленный для нас. И, конечно, парк 300-летия Петербурга. Как будто южный город...
Спасибо друзьям за великолепный день!

Сегодня посетил последнюю тренировку. Буду ли кататься в августе - неизвестно, зависит от работы.
После тренировки сел в метро, уехал по другой ветке, вылез на поверхность, сел в первый подошедший автобус - номер знакомый, но куда идёт, не имею понятия - и укатил куда-то на закатное солнце под любимую музыку...

Я люблю жару в Петербурге. Именно такую, чтобы недели две буквально умирать от неё.

Ну, а напоследок... Я знал, что рано или поздно такое фото случится. Это был просто вопрос времени и везения.

Неизбежное

@музыка: Blue system "Better than the rest"

@настроение: жара!

@темы: Встречи с друзьями, Нарциссизм фуры, Фотографии со мной

---

Относись к другим так...

Избитая истина, о которой давненько хотелось написать.
Сказано: относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе...
Хм, а вот что делать, если для меня какие-то общепринятые вещи совершенно не имеют значения, и потому я не уделяю внимания этим моментам - а впоследствии оказывается, что кто-то расстроен или обижен. Я стараюсь, конечно, запомнить, у кого что, но...

Дело в том, что у меня изначально живёт в голове установка, что мне никто ничего не должен. Я другим - да, согласно договорённости / расписанию / контракту и так далее. Мне - только согласно подписанным документам. В отношениях же с друзьями - никто и ничего. Как следствие - я совершенно спокойно отношусь к тому, что кто-то не зовёт меня на день рождения, или не приглашает прогуляться в компании, или не ставит в известность о какой-то крупной грядущей встрече. Если меня пригласили, я рад и счастлив, если нет - я знаю, что моим друзьям (или знакомым) в тот момент было комфортнее без меня, или про меня попросту забыли (что тоже неплохо, ибо выходные дни на дороге не валяются). А ещё - мне совершенно параллельно, если кто-то из друзей забывает поздравить меня с днём рождения. В этом случае если и появится какая-то мысль, то - не случилось ли чего с человеком. А если не случилось, всё в порядке - да какая мне разница, поздравил он меня или не поздравил? Ну, забыл! Но что он, Бог, помнить все даты?!

Понимаете, чем пахнет? Ага, я сам регулярно забываю поздравить своих друзей, не всех зову на свой день рождения, не всегда оповещаю о грядущих коллективных встречах - и считаю, что это в норме вещей, так как в случае, где я буду "пострадавшей стороной", мне будет глобально по.

Меня может вывести из себя, пожалуй, только халатность в отношении чёткой договорённости. Иными словами - нарушение данного обещания. Не расплывчатого (во, а давай по весне как-нибудь сходим в театр!), а конкретного (мы идём такого числа, в такой театр, на такой спектакль, билеты у меня; приходишь - и никого нет). Спокойно, кстати, отношусь к опозданиям, хотя сам по возможности стараюсь не опаздывать.
Вот такой я... загадочный.

Интересно, а что принципиально для вас?

@темы: Нарциссизм фуры, Как правильно спасать Вселенную, Пафосная речь

---

Одолевают размышления

Я уже давно размышляю над одной проблемой. Может, и не проблемой... Я не знаю. Знаю только, что раньше - в советское время - ответ был один, и только один. Сейчас же... Что владеет нами? Практичность? Повальное равнодушие? Или мы наконец сняли розовые очки и смотрим на жизнь реальнее, чем смотрели предыдущие поколения?

Типовая ситуация, которая не даёт мне покоя - можем ли мы реально изменить что-либо в судьбе другого человека? Если этот другой - не муж, не жена, не родитель, не сестра, вообще не родственник, а всего-навсего друг? И стоит ли пытаться?

В том и суть, наверное: "всего-навсего" или всё-таки "Друг"...

Ладно. Вот вам умозрительная картинка.
Предположим, в юности был у меня друг - пусть его зовут, к примеру, Вован. Мы общались, когда нам было не так уж много лет, он был клёвым чуваком, я был клёвым чуваком, и вместе мы зажигали. Потом пути разошлись - и вот спустя энное количество лет я снова встретил его. И оказалось, что Вован тихо, но уверенно спивается. Он женился на пьющей женщине, у него соответствующие друзья, жизнь очерчена, и выхода за этот барьер нет. Причём состояние дел Вована вполне устраивает. Настолько, что ты видишь: даже заговаривать на тему "водка - это яд!" с ним бесполезно. Но душа болит: как же так? Он же губит себя, он катится по наклонной, и если не выдернуть его из этой ямы, он погибнет...
Вместе с тем ты чётко понимаешь: не в твоих силах подойти и выдернуть Вована за волосы из канавы, в которой тот валяется. И уже ни в чьих. Есть робкая надежда, что, возможно, после какого-то периода общения он прислушается к твоим словам. И ты приходишь к нему в дом, будучи трезвенником. Выпиваешь рюмочку, чтобы Вован проникся. На следующий раз выпиваешь две. Потом Вован, лучезарно улыбаясь, наливает и третью, и четвёртую...
И тебе становится ясно, что надо бежать из этого дома, если ты не хочешь, конечно, спиться сам. Но вот беда: Вован уже понимает, что ты - последняя нитка, которая связывает его с нормальным миром, с его, быть может, идеалом жизни. Он радуется каждой вашей встрече. И даже, может быть, плачет иногда - совсем не пьяными слезами, и совсем не напоказ...
Как поётся в песне "Наутилуса", "Если ты ходишь по грязной дороге, ты не сможешь не выпачкать ног". Что делать? Спасти друга невозможно. Да, в советское время верили в утопии. Но в реальном мире, здесь и сейчас - увы, мне видится, что такой Вован обречён. Что делать? Уйти и бросить его? Предать дружбу, оставить без последнего глотка чистой воды трезвого общения? Остаться? Оставшись, ты рискуешь погрузиться в эту атмосферу и попросту спиться вместе с ними - ну, или, по крайней мере, хорошенько повредить себе...

Как вы смотрите на схожую ситуацию? При условии, что Вован хороший человек, и он вам очень дорог...

...можем ли мы реально изменить что-либо в судьбе другого человека? Если этот другой - друг? И стоит ли пытаться?..

@музыка: гроза за окном

@настроение: задумчивое

@темы: Как правильно спасать Вселенную, Шевельнуло мозг, Пафосная речь

---

Фантастически Скромное Я, или...

...пора лытдыбра!
Категорически разучился за последние месяцы писать бессодержательные нудные посты.
Пора кончать с игрой в молчанку. Помолчать тихо сам с собою я могу и в бумажном дневнике.

День рождения праздновал ударно. Практически - нон-стоп трое суток. Впрочем, в третьи вклинилась на несколько часов какая-то, хм, совершенно неожиданная работа (ибо понедельник), а дальше празднование продолжилось. И даже можно сказать, что плавно перешло в четвёртые сутки.
Старт положил лорд Кунсайт, который приехал первым (днём в субботу), дабы помочь мне порезать салаты и накрыть на стол. А дальше понеслось. Ели, пили, говорили тосты, праздновали, играли в "угадай мелодию", зажигательно танцевали с десептиконами, просто общались... Это было круто! Первый эпизод Звёздных войн дня командирского рождения закончился около полуночи. Остались я и моя однокурсница Женька.

да-с

Разумеется, мы решили тряхнуть стариной! Разве же мы могли иначе?! Женька осталась у меня на ночь, и праздник продолжился - при свечах. При свечах - потому что в кухне лопнула лампочка, и вкрутить новую в сумерках не удалось. Я мыл посуду и опипительно звиздел о своих творческих работах и планах, Женька кивала и слушала. Около 03:40 она стала тихо сползать со стула. И мы решили, что дальше трясти стариной уже не стоит, а то ведь и вправду отвалится. И отвалились спать - в 04:00.
В 9:10 утра ко мне приехали Миг 29-ОВТ и Ятэн.

ня

...и праздник продолжился!

по полной!

Проводив вторую партию гостей на метро и переодевшись, я полетел на встречу с Рэттрапом. Прогулялись по Каменному, зарулили в штаб. Бедный крыс вырвался из моих цепких манипуляторов лишь к вечеру.
Я домыл посуду, вкрутил лампочку и упал спать.
Дальше воспоминания отрывочны... Дальше была работа.
А после неё, вечером в понедельник, я встретился с Фоллен и Несси. Мы славно посидели, я нажрался коктейлем, пришёл домой, покормил кошек дальше воспоминания отрывочны и лёг спать.
Вечером во вторник (после работы, а как же!) я побежал в торговый центр, где подарок Женьки превратился в новый топик, а подарок Фоллен - в новые туфли. А потом была тренировка, полюбоваться на которую приехали Лорды. После чего мы все вместе (за что им спасибо громаднейшее!) рванули на Ладожский вокзал, чтобы на час увидеться с Ятеном Петрозаводским и проводить его на поезд. Нам это удалось!

В конечном итоге моё вялое тело с напрочь вырубленным моском было в 11 вечера доставлено ко входу в штаб. Выпадая из кареты, тело клятвенно пообещало покормить кошек и немедленно лечь спать.
Тело выполнило свою угрозу в три часа ночи по московскому времени.
Просто потому, что оно (тело) категорически не собиралось откладывать на завтра скачивание музыки из сети. Музыка - это наш фетиш! наше всё!
Вот, собственно...
Я даже остался жив. И у меня снова куча, куча, куча самых разных планов!

...Мне уже страшноприятно подумать о том, как я буду через год праздновать свой юбилей. Репетиция многодневного празднества прошла успешно, во всяком случае.
Поскольку фотографий много, я жажду выложить и другие, так что просьба предупредить, если кто не хочет висеть на почётном стенде базы "Как мы веселились с Праймом - 2010, Земля".
Грустно то, что про фотоаппараты либо вспомнили мягко говоря не сразу, либо не вспомнили, либо вовсе не взяли, и на снимках запечатлены отнюдь не все, с кем встретился в эти дни. Но хорошо, что всё же хоть кто-то.

Не слукавлю нисколько, если скажу, что у меня никогда ещё не было такого долгого, такого яркого и такого классного дня рождения. Я очень благодарен всем, кто подарил мне этот праздник!
А уж сколько всего мне подарили, замечательного, нужного, вкусного и классного!..
Эх.

Фантастически Скромное Я в процессе празднования:

"Я писающий Шершень!" С утреца, на бис

Прайм сверху

Даю в бубен!

Чтоб выразить весь свой восторг (даже строго по пунктам), нужно сделать с десяток таких записей. Потому - я просто очень рад, что всё сбылось и состоялось.
Спасибо, народ!

@музыка: Хорошо живёт на свете Винни-Пух!..

@настроение: классное!

@темы: Встречи с друзьями, Нарциссизм фуры, Фотографии со мной

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Самый главный праздник

И вот - оно! 29-го числа мне исполнилось 29 лет.




Где-то около 9 утра я и появился на свет в городе-герое Ленинграде...
Ждёте размышлений о жизни и возрасте? Это вы совершенно напрасно.

@музыка: Н. Басков "Твой день"

@настроение: Один минус: не хочу работать сегодня.

@темы: Нарциссизм фуры

---

Окончание романа

Да! Мы все до этого дожили.

Нам снова выпал бой

Эпилог


Больше всего на свете, конечно, хотелось лечь и ничего не делать. Алиса чувствовала, что зверски устала за этот день – а всё основное ещё было впереди. Впрочем, в последние недели декабря она всегда выматывалась больше обычного, так, что сил не хватало даже на самые простые, насущные вещи. Сняв обручальное кольцо, она чистила картошку и резала в салат толстые, водянистые солёные огурцы. Задумчиво ела длинные прозрачные ломтики и закусывала солнечными зёрнами сладкой кукурузы.
На их с Раптором свадьбу в конце сентября из команды Светлых смог прийти только Слава: Димы не было в городе, а Ленка тяжело заболела. Впрочем, никаких особенных торжеств и не было: расписались, немного покатались по городу, а вечер провели дома с самыми близкими друзьями. Даже забавно: и у неё, и у Ромки первая свадьба была довольно помпезной, и оба вынесли из того дня не самые приятные воспоминания. Наверное, стоило один раз попробовать, чтобы понять: красивая свадьба не обеспечит семейного счастья.
Нет, Раптор нисколько не изменился: неразговорчивый, очень сдержанный, скуповатый на ласку. Но рядом с ним Алиса всегда, постоянно чувствовала то, чего катастрофически не хватало ей раньше: защищённость. Больше не надо было брать на себя всё и решать массу совсем не женских проблем. А впрочем – она теперь смогла бы решить, наверное, всё на свете!
Из-за струи, бьющей в дно железной раковины, из-за включенного радио она не сразу расслышала, как открывается входная дверь; уловив, вытерла руки, пошла в коридор.
- Привет! Ну, что? Салюты купил?
- Достал. Я разных взял.
- Вот и отлично…
- Слушай, я ещё тут принёс… Порежешь, бутерброды сделаешь. Вино поставь в холодильник.
- Хорошо… А я уже ёлку украсила. Устала жутко… Сейчас бы лечь и лежать.
- Так ляг! Иначе ночь не высидишь.
- Да я не успею…
- Ну, тогда не жалуйся.
Алиса засмеялась, прислонившись плечом к стене, обнимая себя рукой за талию. Он надел тапки, отставил в сторону ботинки, повернул голову:
- Помочь тебе?
Алиса взглянула на него с ласковой улыбкой:
- Помоги: надо рыбу нарезать.
- Ладно, маленький. Сейчас приду.
Он прошагал в ванную, Алиса вернулась к разделочной доске. Как странно раз за разом сознавать простую истину: до встречи с Раптором она любима не была. В чём кроется счастье? Как объяснить его, как описать? О чём они говорили сейчас? Ведь о самом бытовом… Просто – муж дома!
…Ночь обещала быть морозной и ясной: самое дело после первого бокала шампанского и первой порции оливье выскочить на улицу и раздробить густую холодную тишину взрывами салютов и радостными воплями. В большой комнате был раздвинут и накрыт стол; белая скатерть торжественно светилась в полумраке, беспечно мигали синие и зелёные огоньки гирлянды, причудливо отражаясь в ёлочных игрушках и в бокалах, сгрудившихся на столе. На экране телевизора беззвучно шла «Ирония судьбы», и стол потихоньку обрастал бутербродами, салатами и закусками.
Гостей ждали к десяти; в половину десятого Алиса отправилась переодеваться. Несколько лишних минут простояла перед зеркалом, размышляя, во что бы нарядиться. Выбрала элегантную юбку, эффектную блузку, украшенную стразами, вдела в уши серьги, подаренные мужем, а на шею повесила неизменную ящерку с изумрудными глазами. Туфли на каблуках после некоторых колебаний были отвергнуты, и Алиса извлекла из-под шкафа парадные тапочки с блёстками. Вновь оглядела себя в зеркале с головы до ног, повернулась боком и оценивающе взглянула снова… Отлично! И не скажешь, что ей давно не двадцать лет!
Перерывая косметичку в поисках туши, она присела на краешек кровати, и взгляд невольно упал на картину, висящую на противоположной стене. Это был небольшой этюд, выполненный маслом: два мака, нежно склонившиеся друг к другу, соединившие листья – будто люди, взявшиеся за руки. Картину подарил им Димка – уже потом, когда вернулся в Питер. Алиса долго отказывалась верить, что маки на холсте написал человек, ни дня не учившийся у профессиональных художников. В простой картине было столько добра, столько тепла и чувства, с такой любовью были прорисованы все яркие пятна и все тени на невесомых лепестках, что каждый, глядевший на неё, невольно начинал улыбаться. Ещё Алиса знала, что на обороте очень аккуратным, похожим на детский, почерком выведено: «Алисе и Роману, чтобы семейная жизнь была счастливой! Людмила Гончарова». Эту картину Димка специально заказал у своей знакомой. И сейчас, скользнув по ней взглядом, она невольно вспомнила их с Димой разговор; в ушах зазвучал его голос:
- Ну, то есть, я только сказал – к свадьбе, а она тут же: мол, я знаю, что им нарисовать. Я, говорит, уже вижу.
- Здорово! Спасибо ей большущее…
- Я передам, что тебе понравилось. У неё, кстати, выставка сейчас, можешь прийти, посмотреть… Ну, не совсем выставка – что-то вроде выставки-продажи, прямо у нас в кафе. Короче, там всё как интересно получилось… Никто вообще не знал, что она рисует. То есть… она неоднократно говорила, что рисует, но никто всерьёз не воспринимал! А мы как-то разговорились, и она пообещала, что принесёт показать кое-что… Я просто офигел, когда увидел!
- Надо думать!
- Вот, подбил руководство, организовали выставку… Одну картину я сам у неё купил. Мы теперь все, конечно, параноики, но… понимаешь, когда я первый раз увидел этот холст, мне чуть плохо не стало. Там… как бы это помягче сказать… короче, там нарисован Демар. Голубой грифон с львиной мордой. Вот просто, клянусь, один в один. Фон какой-то пошлый, типа кровавого заката, жёлтая трава, лес на горизонте… Но сам грифон – реально Демар. Я у неё поинтересовался: мол, откуда это? Она ответила, что приснилось весной. И что какой-то голос во сне сказал: «Будь готова вступить в бой». Она эту фразу сверху, прямо на картине, написала. Вот будешь у меня как-нибудь – покажу…
Прийти к Димке в гости не случилось, но рассказ зацепил Алису, затронул что-то глубоко в сердце. И теперь, глядя на ласковые маки, Алиса даже чаще вспоминала не тот наказ, что касался счастливой семейной жизни, а именно этот: «Будь готова вступить в бой»…
…Она едва успела подкрасить ресницы и чуть-чуть, лёгкой линией, подвести глаза, как раздался звонок домофона. И она, мигом забыв о косметике, кинулась открывать, гадая на бегу, кто же пришёл первым: Слава? Ленка?
- Кто там?
- Дима! – донёсся безобразно искажённый переговорным устройством, но такой узнаваемый и родной голос.
- Открываю! – пообещала Алиса, и крикнула прямо в пластмассовую сетку микрофона:
- Ура!..
И Диму, и остальных гостей они встречали в прихожей вдвоём: Алиса смеялась, визжала от радости, громко, возбуждённо говорила, а Роман в основном молча улыбался – не скрывая, впрочем, что рад видеть друзей. Ленке он помог освободиться от тяжёлой старомодной шубы – под ней оказалось что-то чешуйчатое, сверкающее, красное. Девушка сняла шапку – и Алиса ахнула:
- Ле-енка?!
- Ого! – вешая шубу на крючок, добавил Раптор. - Ты никак постриглась!
Обозвать Ленкину метаморфозу словцом «постриглась», без сомнения, мог только мужчина. Ленка изменилась целиком, вся – как-то резко повзрослела, и вместо неуверенного в себе подростка, застрявшего между пятнадцатью и девятнадцатью, перед ними была оригинальная, интересная девушка. Алиса подумала, что на этот раз Ленка, пожалуй, перещеголяла даже её: чёрные колготки, чёрная юбка выше колена и ярко-красная блузка, вся сплошь расшитая пайетками. На прозрачном запястье – тонкий браслет, в ушах – серьги в виде китайских дракончиков. Ну и, наконец – причёской Лены стало стильное короткое каре с алыми прядями в чёлке и на висках.
- Привет! Ух ты, круто! – лаконично оценил увиденное высунувшийся из гостиной Дима.
Лена польщено заулыбалась, смутилась:
- Ну… Я решила, что раз уж я дракон, мне можно…
- Лен, нужно! – активно поддержала Алиса. – Молодец! Слушай, а блузку купила или сама вышила?
- Ну что ты! Какое там купила... Конечно, вышила. Это мамина…
- Мне надо было звезду и бортовой номер на свитер, раз уж я самолёт, - хихикнул Дима, провожая взглядом Ленку, проскользнувшую вымыть руки. – Жаль, не догадался!
Превращению Лены изумился и пришедший следом Вольга. Он сам выглядел усталым – куда более усталым, чем Алиса; на лбу у него чётче прорезались две вертикальные морщинки.
- Алиса, Рома! Очень рад видеть. Я, наверное, последний?
- Вовсе нет, - ухмыльнулась Алиса. – Ещё не пожаловал Вовочка.
Святослав вскинул брови:
- Да ты что? Серьёзно? Он будет?
- Обещал быть…
- Как он? Не знаешь?
Алиса помотала головой и опустила ресницы:
- Да мы не общаемся… Я просто позвонила и сказала, что все соберёмся. А он ответил, что тогда тоже придёт…
- Ну, и замечательно, - подытожил Вольга.
- Ну что, пятеро одного не ждут? – тихонько спросил Роман. – Садимся?
- Ромка, слушай, будь другом, развлеки гостей! Мне ещё бутерброды сделать и грибы переложить…
Раптор кивнул – и Алиса умчалась на кухню. Радио немедленно было выключено – и милые, родные, любимые голоса отчётливо доносились из гостиной, напитывая всё тело радостью, восполняя запас иссякающих сил.
Говорили в основном о чём-то лёгком, весёлом, незначительном – как и положено давним друзьям. Шутили, вспоминали эпизоды, связанные с битвой, и преимущественно в ёрническом ключе. Правда, на пару минут вдруг замолчали – словно кто-то оборвал звуковую нить, ведущую из большой комнаты. И Алиса догадалась: вспомнили Сашку.
Забежав с пиалой, полной маринованных грибов, Алиса застала пантомиму: Слава с пренебрежительным выражением лица, с полуприкрытыми глазами, повёл ладонью над краем стола – и тут же вытаращился, схватился рукой за голову и жалко заморгал. Ленка с Димой зашлись от хохота, и Алиса с удовольствием присоединилась.
В этот момент снова раздался писк домофона, Алиса поспешила к дверям – и муж, поднявшись, пошёл за нею.
Володька возник на пороге в дурацкой шапочке Санта-Клауса, с красным от мороза и ветра носом, со снежинками на капюшоне куртки и неизменным болтающимся шарфом.
- Привет! – жизнерадостно проорал он и шагнул в тамбур; обернулся и величественным жестом руки указал на всё ещё открытую дверь:
- Знакомьтесь! Это – Ольга!

* * *

Она ужасно боялась этой встречи. Но для себя решила: лучше уж один раз увидеть, какая она была – та, другая – чем мучиться ревнивыми догадками. И вот теперь, после объявления Володи, под бухающий аккомпанемент сердца перешагнула порог.
И сразу же увидела ту самую Алису, которая причинила столько боли ей, разлучив с любимым, и столько горя ему, подло предав. Девица эта смотрела так, словно испугалась. Ну, ещё бы: на воре шапка горит, известное дело… Как всякий, чья совесть нечиста, она наверняка не любит непрошенных гостей…
А внешне она даже ничего… Симпатичная… Красивая. Волосы крашеные… А кольца обручального у неё нет… Значит, живёт, не расписавшись… А сожитель её… Какой мордоворот! Должно быть, он гораздо больше зарабатывает. Подобные женщины меркантильны, только в кошелёк и смотрят…
Наконец крашеная нацепила фальшивую американскую улыбку:
- Здравствуйте, Ольга! Очень приятно. Я – Алиса, это – Рома… Проходите. Мы ещё даже не садились, вы как раз вовремя…
- А мы вам колбасу принесли, - улыбаясь, сказал Володя и жестом факира вытащил из шуршащего пакета твёрдые, с мороза, колбаски:
- Во! Охотничьи!
Стриженая мигом оживилась и прыгнула вперёд, хищно вскинув руки:
- Вовка! Ой! Отлично!.. То, что надо!
Ольга похолодела от такой наглости. Какая жадная! И любой повод использует, лишь бы снова подобраться поближе к Володе…
Потом они тоскливо ждали в большой комнате, когда пригласят садиться за стол. Ольга заметила, что остальные гости при их с Володей появлении заметно приуныли, даже как-то растерялись. Да, только Господь знает, каких гадостей эта дамочка могла наговорить своим друзьям про Володю!
Худая девушка в красной блузке, что представилась Леной, выбралась из-за стола:
- Пойду, помогу Алиске.
Володя взял Ольгу за руку, торжественно произнёс:
- Коллеги, прошу спокойствия. Ольге я уже всё, абсолютно всё рассказал. Ну, то есть, она в курсе про нашу ролевую игру. Понимаете? Все имена, вся коллизия… И что злодеев мы сами придумали… Поэтому вы… мы… можем совершенно спокойно говорить абсолютно обо всём! Оленька уже посвящена. Вот…
Она кивнула; подтвердила:
- Да, Володю вот звали Демар, я знаю…
Прозвучало так глупо, что Оля почувствовала, как заливается краской стыда. Трое мужчин – бородатый Слава, этот кошмарный Роман и третий – кажется, Дима – переглянулись между собой, а потом посмотрели на Володю.
- Очень предусмотрительно, - сухо заметил Святослав.
Володя повернулся к ней:
- Олечка! Пожалуйста… Думаю, им с Ленкой не помешает твоя помощь. Хорошо?
Она всё поняла; послушно ретировалась и пошла на кухню, боясь, что, приблизившись, услышит что-нибудь неприятное или обидное. Но девушки говорили не о Володе и не о ней; стучал о доску нож.
- …Ага, сейчас облучение…
- Как она переносит?
- По сравнению с рассказами, как бывает, очень неплохо… И врач тоже говорит – хорошо…
- Ну, дай Бог. С бабушкой сегодня Новый год встречает?
- Не-а! Всей семьёй! Тётя Аня с мужем приехала!
- Да ты что? Вот здорово!..
Ольга вошла: Ленка, стоя у буфета, выкладывала янтарную икру на квадратики булки. Алиса же сидела, как барыня, посреди кухни на деревянном табурете… и ела колбаску. Прямо так! Держала её в руке – жирную, мерзкую, похожую на гигантского толстого червяка – и откусывала кусок за куском от его туловища.
Ольгу затошнило: эта крашеная у неё на глазах жрала сырокопчёного червя, кусала его, жевала и глотала – без тени смущения! А Володька ещё утверждал, что она якобы верующая, ходит в церковь… Многие сейчас ходят, модно стало! Вон как жрёт – и это в Рождественский-то пост!..
Впрочем – а ну-ка хватит. В конце концов, это не твоё дело.
- Алиса, Лена… Может быть, помочь?
Алиса снова улыбнулась:
- Ой, Оля, да что вы! Да мы уже всё… Я присела просто… Сил нет совсем.
И странное дело: сейчас Ольге уже не показалась фальшивой эта её широкая «голливудская» улыбка. Смущённо улыбнувшись в ответ, она сказала:
- Да вообще-то можно на ты…
- С удовольствием! Оля, слушай, а ты… Давно вы с Володькой-то знакомы?
- Прилично… Около двух лет.
- Ого! – Алиса коротко засмеялась, не выпуская из пальцев греховно блестящую колбасу. – Да вы… ты его знаешь раза в три лучше, значит! Ну, отлично. Отлично. Честно, я очень за него рада.
- Я тоже за него рада, - хотела хлёстко и цинично, а вышло застенчиво, и хозяйка снова рассмеялась:
- Чудесно!
Она уже находила Алису не столь противной – но тут наконец сели, чтобы проводить старый год, и Ольга внезапно увидела: здесь, за общим столом, Алиса демонстративно ест только постную пищу. Не прикасается ни к сыру, ни к салату оливье, ни к пресловутым охотничьим колбаскам.
Ну и лицемерка… Неудивительно, что бедный Володя попался ей в зубы… И ведь… какие наивные, чистые при этом делает глаза!
Но это открытие ничуть не обрадовало Ольгу. И она с удовольствием отметила про себя, что вино Алиса пьёт явно без удовольствия: чокается со всеми, обмакивает губы в тёмную жидкость и отставляет рюмку до следующего тоста. А это значит, что она, в отличие от других женщин подобного склада, по крайней мере не склонна напиваться, как свинья. А это безусловный плюс, это хорошо… Да и обручальное кольцо, как по волшебству, появилось на пальце.
И Ольга сама не заметила, как постепенно оттаяла. Было ли тому виной уютное мерцание огоньков на невысокой ёлке, или отражение в каждом стеклянном шаре большой люстры, или запах волшебства и детства – кто скажет наверняка? Но в какой-то момент Оля с радостью осознала: ей тепло, ей очень комфортно здесь, среди незнакомых, по сути, людей. Таких разных, таких странных – и интересных… Постепенно она стала улыбаться, смеяться, затем уже и сама поддерживала беседу – рассказывала, шутила, отвечала…
«Вот и хорошо, вот и слава Богу! А я так волновалась… Говорят же, ролевики – не совсем нормальные люди… А эти, вроде бы, вполне адекватные, добрые… Но как же здорово, что Володя снова со мной! Какое чудо…»

* * *

От недавнего упадка сил не осталось и следа: напротив, Алиса чувствовала невероятный прилив энергии, и глотками пила нектар общения с дорогими людьми.
Правда, Вовку надо будет четвертовать. Непременно! Обязательно! Безмозглый волосатик, вот какой частью тела он думал?! Ролёвка!! Отличная ролёвка, зашибись!..
…Как хорошо, что он не один…
Алису даже сейчас покусывало чувство вины за то, что она бросила милого, беспомощного поэта и связала судьбу с Раптором. Но это – видит Бог – было сильнее её. К тому же, перед Володькой она чиста. Удача, что у них не было никаких интимных отношений. Большая удача…
Ольга сразу понравилась ей. Хоть и стеснялась, и глядела сперва букой, по глазам было ясно: надёжная, добрая девушка. Конечно, растеряешься тут: какие, надо думать, у них были рожи после Вовкиных «откровений»!.. А ещё Алисе показалось, что Оля, в отличие от неё, умеет производить впечатление робкого, не приспособленного к жизни человека. Именно так, чтобы чуть двигались губы: «Володенька!», а вслед - пальчики, указывая направление, куда, сорвавшись с места, должен был сию секунду лететь осчастливленный поэт.
Иными словами – Господь опять всё устроил как нельзя лучше.
Постепенно разговор за столом потёк свободнее, приобрёл яркость, подарил истинное веселье – именно то, что бывает без вина. И только раз ещё взгрустнули: когда выпили, не чокаясь, за Сашку.
- Ну, давайте, ребята… Светлая память.
- Да. Очень больно, что его нет с нами…
- Нет, Дим… Непривычно и обидно.
Володя повернулся к Ольге:
- Седьмой из нашей команды. Он погиб в автокатастрофе…
- Ой…
- А что в итоге сказали, кстати? – хрипло поинтересовался Роман. – Там такую херь несли сначала – убил бы.
- Вот-вот, я бы тоже! – с горячностью согласился Володька.
- Сказали, якобы у джипа было неисправно рулевое управление, - поделилась Лена.
- Ну, какое-то физическое объяснение всё равно должно быть, - пожал плечами Святослав. – Может, и было неисправно. А мы с Алиской, кстати, его мать видели.
- Ах, ну да, он рядом с Лидией… - начала Ленка и осеклась: вспомнила об Ольге. Слава немедленно пришёл на помощь – спокойно, размеренно подтвердил:
- Да. Рядом с ней.
- А отец… - тихо-тихо спросила Лена, - в другом месте?
- Да, - неожиданно включившись в диалог, кивнул Дима. – Вообще на другом кладбище. Я ведь тоже с его матерью познакомился. Я столько узнал, ребята! Сашка, оказывается, лет с восемнадцати занимался благотворительностью. И не просто так, отчислил чего-то куда-то и забыл. Он лично этим занимался… К инвалидам, старикам, бездомным ездил – кучу обществ умудрялся охватить! Где-то договаривался с администрацией по поводу мероприятий, где-то финансово поддерживал, где-то лично… Он даже волонтёром был, представляете?.. У него была пара адресов… А бабушки и не догадывались, что он не на «копейке» им продукты привозит!
- Ничего себе! – вырвалось у Алисы.
- Я тоже не подозревал, - произнёс Вольга.
- А я… - Дима сделал ровно такую паузу, чтобы Светлые мысленно вставили: «сдержал обещание», и продолжил:
- «Веду» сейчас больницу и районное объединение… помощь одиноким престарелым людям. Раньше Сашка этим занимался. И мама его тоже втянулась. Похоже, он успел донести до неё, что не хотел бы, чтоб его дело заглохло.
- Вот как… - потрясённо сказал Володька.
- А ещё вот… - вдруг, без всякого перехода, сообщил Дима, - я крестился в октябре.
- Да ты что! – обрадовался Святослав. – Грандиозно! Поздравляю! Как же ты решился?..
Дима пожал плечами:
- Не знаю. Думал всё, вспоминал… Может… как сказать? – в Сашкину память; а может… я ведь тоже ко всему этому… нашему… причастен. Вот так… захотелось. Ну, и решился.
- Отлично! – Святослав улыбнулся, и даже морщинки между бровей заметно разгладились. – Очень рад за тебя. Молодец!
- Ха, кстати, знаете, что я выяснил? Оказывается, Иеракс – это имя! Православное!
- Ну, так и Вольга, и Аксель – имена, - согласилась Лена.
- И только Раптор, - хихикнул Володька, - это пластинки от комаров!
Роман зарычал на него, пригрозив выдернуть перья – но в этот момент на беззвучном экране телевизора возник президент.
- Включайте, включайте! – подпрыгнул Володька.
Ленка нашарила пульт на тумбе, нажала кнопку; Роман взялся за горлышко бутылки:
- А я кому-то сейчас пробкой физиономию-то подкорректирую…
- Рома!..
- Гражданка Варанова, сядьте на место! Не отвлекайте суд от вынесения сурового, но справедливого приговора!
«Прошедший год был для нас с вами, э, непростым…»
Алиса окинула счастливым взглядом друзей, родную комнату, украшенную ёлку, занавески и снег на перилах балкона. Сердце учащённо застучало – и под бой курантов она загадала самое простое и самое заветное желание: чтобы всё, что выпало на их долю, навеки осталось в прошлом. Чтобы добрые слова и добрые дела держали и вертели эту Землю, чтобы ни их детям, ни их внукам, ни всем последующим поколениям не пришлось бы узнать, что это такое – смертельный бой с Чёрными искрами.
Она не подозревала, что все, сидевшие с ней за одним столом – кроме Ольги – загадали то же самое.
А Ольга загадала, чтобы в наступающем году ей привалило бы необъятное счастье: брак с дорогим Володей. Но потом, обведя взглядом лица всех тех, с кем оказалась на этом праздничном застолье, устыдилась и исправила: нет, конечно, не себе одной всех благ… Пусть все, с кем она встречает сегодня Новый год, обретут в нём огромное, чистое, искрящееся, самое чудесное счастье!
Заиграл гимн, зазвенели под дружное «ура!» бокалы, и за прозрачной занавеской рассыпался розовыми звёздами первый залп салюта.

* * *
Они стояли у нарядной, в блёстках мишуры, ёлки, глядя друг другу в глаза. Ель притихла – ни один огонёк не дрожал в глубине выпуклых стеклянных украшений, ни один блик не скользил по разноцветным шарам. Гирлянду погасили: собирались на улицу, взрывать пиротехнику, дурачиться, кричать, обсыпать друг друга снегом и конфетти. Гости ушли, а они вдвоём задержались – и стояли теперь около ёлки, напротив окна.
- Господи, как же я счастлива сейчас, - прошептала Алиса. – Знаешь, я последние дни всё думала и думала… Как здорово, что ты согласился сражаться с нами!
- Ничего могло и не быть. Если бы ты тогда не села ко мне в машину.
Она качнула головой:
- С ума сойти… А мне казалось, я всё провалила… Так и не нашла, что умного сказать…
Он усмехнулся:
- Думала-думала и всё равно фигня получилась?.. Помню. И сказала в итоге правду.
- Ага. Ромка, ты не поверишь, но я тут… Словом, я опять хотела найти какие-нибудь особенные слова, чтоб тебе объяснить… но чую нутром, что опять фигня получится.
Он едва заметно напрягся:
- Значит, говори, как есть.
- Я к тому и веду. Раптор, дорогой мой, любимый… У нас будет ребёнок.
Он на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздохнул и молча обнял жену. Прижал к груди – и она ощутила, как быстро и громко забилось его сердце. Улыбнувшись, первой прервала паузу:
- И теперь я буду жрать всё, что вижу на столе!!
Он рассмеялся, взял в ладони её бледное личико:
- Но только попробуй родить мне девчонку!
Она фыркнула, тряхнула головой:
- Ну, знаешь!
Раптор стиснул её плечи и крепко, с особой нежностью поцеловал в губы.
…А на улице – в кои-то веки согласно прогнозу – было ясно и морозно; с треском разрывались петарды, салюты, римские свечи, вокруг свистело, жужжало, бухало, и верещали от страха припаркованные во дворе машины. Алиса прятала подбородок в тёплый воротник, Раптор обнимал её и улыбался, и глаза у него блестели ярче обычного.
Рядом с ними любовалась рассыпающимися над головой салютами незнакомая молодая пара. Девушка в шапке с цветами из белого и чёрного меха, в приталенном пальто, стояла, подняв личико в сверкающее небо, спрятав руки в муфту, переступая по снегу ботинками с меховой оторочкой. Её молодой человек – с непокрытой головой, светловолосый, с коротким вздёрнутым носиком – неожиданно повернулся прямо к Алисе. И она невольно вздрогнула: до того этот незнакомый паренёк напомнил ей Сашку. Он внимательно поглядел ей в глаза, широко улыбнулся, подмигнул и весело сказал:
- С Новым годом! С новым счастьем!..


03 марта – 01 июля 2009 г.
Санкт-Петербург.

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Предпоследняя запись с романом

Нам снова выпал бой

Глава 46
Бой продолжается


В полном молчании они вшестером смотрели на Летопись силы, совершенно бестактно всплывшую из глубины массивной столешницы.
- Мать моя женщина, - наконец тихо произнёс Дима. – Это… как прикажете понимать?..
Знаки во всех секторах горели ровным, спокойным светом, насыщенным и ярким, как всегда. Только сердце, принадлежащее Зелёной искре, сияло прозрачным, алмазным цветом.
- Разве ты не чувствуешь, что искра осталась в твоей душе? – негромко спросил Святослав. – Что она никуда не делась?
- Я думал, только у меня…
- Все так думали, - вздохнула Алиса. – Слава, а почему это? Неужели… - она запнулась, - новая битва?..
- Это вам Лена сейчас объяснит, - Святослав легонько кивнул в сторону девушки, слабо освещённой красным огоньком магического знака.
- Расскажу, - подтвердила Ленка. – Просто… Дело в том… Мне в первый же день позвонила тётя Аня… Она жива! Представляете, как я перепугалась?!
- Жива?! – вскрикнул Володька. – Это как?
- Её тело погибло вместе с Чёрной искрой… А душа-то осталась! Бесы не смогли сразу забрать её, ведь тётя Аня её не продала, – пояснила Ленка. – И она слышала весь наш диалог с Никитой и Лидией. И потом… Попросилась обратно.
- И её вернули?! – возмутился Дима. – Ни хрена себе! Она же новую армию соберёт! Она же нам жить спокойно не даст!
Ленка мелко помотала головой:
- Не… Ну, сначала я тоже так подумала… Но потом догадалась: она же теперь обычный человек. Чёрной искры в ней больше нет. Она и сама мне сказала: мол, не бойся…
- Чёрную искру, имея предрасположенность, не так уж трудно вырастить, - хмуро заметил Роман.
- Она сама категорически против, - заверила Лена. – Как раз наоборот, собирается исправить всё то, что ещё можно.
- Себя? – тихо спросила Алиса.
- Да… Её же не навсегда отпустили. Только на два года. Никита обещал, что у неё хотя и будет прежнее тело, но… короче говоря, она уже больна, - Ленка выдохнула так, будто воздух, оставшийся в лёгких после этой фразы, мог заразиться. Вдохнула вновь и продолжила:
- И она умрёт. Вроде бы Никита сказал ей: мол, хочешь – лечись, хочешь – не лечись… Но на то, чтобы изменить вердикт, который тебе положено услышать, и уйти прощённой, два года. Плюс-минус несколько месяцев.
Раптор покачал головой:
- Не фа-акт, - и его знак окрасил в голубоватый цвет показавшиеся клыки.
- Думаешь? – с сомнением произнесла Леночка. – А Вольга сказал, что она не врёт…
- Сейчас она, может, и не врёт, - согласно кивнул Раптор, - но стоит ей оказаться в привычной обстановке, в привычном окружении… Ведь это была не потенциальная, а состоявшаяся Чёрная искра!.. Не очень-то я верю, что человек способен вернуться, забравшись так далеко.
- Повернуть на узкую тропу спасения может любой, чья душа ещё жива, - возразил Святослав. – Во всяком случае, Ленина тётя, насколько я знаю, более чем решительно настроена поменять свою жизнь.
- Она едва ли реально представляет, насколько это сложно, - хмыкнул Раптор.
- Но если ей что-то было открыто… Из того, что ей положено было бы получить… - задумчиво сказала Алиса.
- Тогда ей будет проще, - кивнул Вольга.
- Но мы всё равно не знаем наверняка, - сокрушённо вздохнула Лена.
- Зато можем ей помочь, - уверенно произнёс Святослав. – Поддержать и дать понять, что мы верим в неё. Что задуманное, желаемое возможно и достижимо. А главное – надо обязательно молиться за неё.
Лена кивнула; на бледных щеках её проступил румянец. В мягком отсвете знака лицо её казалось удивительно одухотворённым и красивым – не только внутренней красотой, но даже чертами.
- А если… - робко начал Володька, - она примется за старое?
- Да, разве первая неудачная попытка не подстёгивает человека пытаться снова и снова, пока не получится? – спросил Дима.
- Да, вот и я тут подумала… - тихонько добавила Лена, - посчитала… Ведь если бы они не стали ждать, пока умрёт Лидия, если бы напали сразу, как собрались вместе – они бы нас победили!
Слава немного помолчал – и торжественно высек:
- Ни-ког-да! Чёрным искрам никогда не победить Светлых. Это закон! И он исполняется. Всегда. Вне зависимости от количества жертв и сложности битвы. На нашей стороне Правда, а с ней – и Сам Бог. И пока мы готовы грудью защищать этот мир, Господь тем или иным способом не даст силам зла одержать верх и погубить землю.
- Это, простите, что же получается?! – воскликнул Дима. – Мы что же… Мы зря, выходит, положили столько сил, крови и нервов? А Са…
- Дима! Из нас семерых ушёл только тот, чей путь завершён. А мы все, вшестером, остались живы. И с какой стати мы должны перекладывать ответственность за НАШ бой на плечи Бога?.. Сложить лапки, не открыв в себе силу дарованной нам Светлой искры – да это прямое преступление. И против себя, и против Бога. Мы не имели права не выполнить того, чего Господь ждал от нас. Скажу даже больше: в случае, если бы мы не вступили в бой, мир действительно был бы обречён!
- Как же всё сложно, - шепнула Лена.
- Нет ничего сложного, - возразил Святослав. – Просто – бой продолжается. Ошибочно думать, что для нас с вами всё закончилось с победой над Чёрными. Нет! Мы воевали и будем воевать всегда, до самого последнего вздоха. Только теперь этот бой перестанет быть виден.
- Так он и раньше не был виден, - удивлённо сказал Володька.
- Раньше мы сами видели, как и с кем мы сражаемся. А теперь битва переместится в наши души. Только и всего. Но суть её останется прежней. Разве что драться придётся ежедневно, а то и ежечасно. Постоянно следить за собой, за всеми движениями своего сознания.
- Верно, - кивнула Алиса.
- Ерунда, - опустив углы губ, помотал головой Дима. – Опять вы за своё… Нет, увольте, я не хочу, чтобы жизнь проходила мимо, пока я копаюсь где-то там в глубине своих извилин.
- У каждого свой путь, - спокойно произнёс Вольга. – И с самого начала нам дана свобода выбора. Мы никого не вправе осуждать. Но мы можем прожить свою жизнь так, чтобы нам не было стыдно предстать перед Богом. Так, чтобы и другим захотелось последовать нашей дорогой – дорогой света, дорогой настоящей, непритворной любви. Только и всего.
Стало тихо: все вдруг замолчали, и в комнату сквозь приоткрытую форточку влетел короткий, озорной порыв ветра. Принёс с собой запах травы, шум машин, писк стрижей – и, словно зацепив невидимой рукой, поднял и поставил торчком тоненькую прядку волос на макушке Димы.
- Интересно, где теперь Сашка… – вдруг еле слышно сказала Лена.
- Кстати, - перебил её Дима, - Слава, а как нам теперь? По-прежнему собираться раз в неделю?
Святослав покачал головой:
- Нет. Теперь только как друзьям. Я очень рад буду видеть каждого из вас.
- А я вот – не каждого, - с обидой, и даже злобой в голосе отозвался Володька. – И меня больше тоже не ждите! Я свой долг исполнил, и хватит с меня. Находиться в одной комнате с человеком, который способен на гнусное предательство, мне попросту противно. И делать это меня никто не заставит!
- Вовка, никто тебя не предавал, - слабо возразила Алиса.
- Молчи лучше, - огрызнулся тот. – Я и так еле сдерживаюсь!
- Володя… А я вот как раз хотела сказать, что… очень благодарна тебе… за всё… Прости, что так получилось… Я не могу иначе, Вовка, ну, прости!
Голос у Алисы дрогнул, она вскочила и поспешно отвернулась. Успела заметить напряжённо застывшее Ленкино лицо – и неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, расплакалась.
- Враньё! – громко, с пафосом произнёс Володька; но глаза его подозрительно заблестели.
Раптор молча отодвинул стул, оставил своё место напротив тёмно-синего меча и шагнул к Алисе. Крепко обнял за плечи и прижал к груди:
- Ну! Перестань.
Ленка, Святослав и Дима сидели молча. Из них троих до последней минуты ни о чём не подозревал разве что Дима, и для него открывшееся положение дел, судя по всему, было шоком. Правда, всё же меньшим, чем часом назад для Ленки, которая по-прежнему остро чувствовала все искры. И, как только Алиса с Романом возникли на пороге, невольно попятилась:
- Вы… вместе?
Алиса, глядя в её расширенные зрачки, смутилась и лишь кивнула.
А сейчас, в крайне неловкой ситуации, первой вдруг заговорила Ленка – неторопливо, уверенно. И Алиса отметила про себя, что эта битва в той или иной степени изменила их всех, и Ленку вот – тоже…
- Володя, ты можешь и не ходить, никто не заставляет. А я, например, с радостью приду на такую встречу. Мы столько пережили вместе, что просто глупо друг друга терять!
- Я тоже «за», - поддержал Дима. – А что? Можно, в конце концов, отметить всей компанией какой-нибудь праздник…
Святослав улыбнулся; встал, сделал шаг назад, к шкафу, и достал из-за стеклянной двери характерный конверт с жёлтыми и красными полосками:
- Хорошо, что ты напомнил. Я ведь отпечатал… Не стал писать диски. Сделал так, по старинке. Мне это как-то ближе.
Он провёл рукой над столом – свечение погасло, и место Летописи Силы заняла привычная скатерть. Святослав бережно положил в центр стопку фотографий:
- Разбирайте, здесь все дубли. На память…
К фотографиям одновременно потянулись пять рук.
- Ой, как здорово, Слава! – обрадовалась Алиса. – Кажется, давно так было… Будто в прошлой жизни.
- В прошлой и было, - вдруг серьёзно откликнулся Дима. – Мы же подарили новую целому миру…
И замолчал, разглядывая снимок: Ленка, что-то возбуждённо говорящий ей Володька, и улыбающийся Сашка. Вздёрнутый нос, русые брови, вечная смешинка в глазах – вот-вот, дождавшись окончания Володькиного монолога, скажет что-то острое, ёмкое, свежее, только что пришедшее на ум…
- А ведь это была его идея, - вспомнила Алиса. – Про фотоаппарат.
- Он знал? – спросила Лена.
- Возможно, чувствовал что-то, - вздохнул Святослав.
- Чёрт, как же страшно, когда кровные родственники становятся твоими злейшими врагами… - сказал Дима.
- Да. Достаточно открыть учебник истории, - кивнул Слава. – Вот уж воистину, в самом худшем смысле: враги человеку домашние его.
- А всё-таки… добрых людей на планете значительно больше, - вертя в руках фотографию, где были запечатлены рядом Вольга и Сашка, задумчиво изрекла Лена. – Вы ведь только представьте себе: в каждом, абсолютно в каждом человеке изначально заложена искорка, которая способна стать не какой-нибудь там жёлтенькой или беленькой – Бриллиантовой!.. В каждом. Только вдумайтесь: в каждом!..



Глава 47
Пушинка


Была уже середина июня, когда Святослав сумел наконец выкроить несколько часов, чтобы встретиться с Алисой. Она обещала, что отведёт его на могилу Лидии и расскажет всё, что слышала в своё время от Сашки: что это была за женщина и какую роль она сыграла в Сашкиной жизни.
На заброшенных могилах во весь рост поднялась сныть, кое-где вылезла крапива; иные участки заполонил хвощ. В кронах деревьев щёлкали и свистели соловьи; качались от лёгкого ветра голубые облака незабудок, и свешивалась на самую дорогу блёкло-лиловая пена персидской сирени.
- Слава, - когда они свернули с главной аллеи, очень серьёзно произнесла Алиса. – Знаешь, я давно хотела тебя спросить… Я всё пытаюсь понять, и всё никак не соображу, почему вышло именно так, а не иначе.
- Спрашивай… Смотря что ты имеешь в виду. Попробуем разобраться.
- Я вот думаю, думаю… Не идёт из головы, и всё. Понимаешь… Мы все открыли в себе силу искры. Все вступили в бой. И каждый помимо собственно сражения сделал что-то ещё, как-то… как бы сказать… возвысился над собою прежним, что ли. Посмотрел на себя со стороны и изменился. Или прошёл через какое-то тяжёлое испытание… И Дима, и Ленка, и Володька с Сашкой, и Рома… Про тебя и говорить нечего… То есть – все сделали в этой, земной жизни, серьёзный шаг вперёд. Все, кроме меня, Слава. Только не возражай! Честно же: я ничуть не изменилась… я вообще очень посредственный воин. И была, и осталась… Ну так вот: Слава, объясни, если сможешь… - она выдохнула и резко понизила голос:
- Почему тот последний взмах Мечом сделала именно я?..
Святослав хмыкнул, поднял бровь:
- Хороший вопрос!.. А что тебя так смущает?
Алиса ответила несколько нервно:
- Я же только что рассказала. Любой из нашей команды был в десять раз более достоин… Почему выбрали меня?
Святослав улыбнулся, посмотрел прямо перед собой, на прямую заасфальтированную дорожку, уходящую далеко вперёд, на кресты и памятники вдоль неё.
- У тебя какой-то странный, однобокий, я бы сказал, взгляд на себя и свой бой. Ты оцениваешь примерно так: «Я хуже других, и вдруг оказалось, что вроде чем-то лучше». Так?
- Ну… - замялась Алиса. – Тяжело анализировать свою собственную точку зрения. Я как-то… не задумывалась.
- Ну так вот, не лучше и не хуже. Жизнь и человеческая личность в ней как таковая – это же не бег по прямой, не стометровка! Каждый человек ценен и уникален. И ты прекрасно это знаешь. А в бою… В смысле, в финальной битве… Так получилось. На тот момент ты была единственной, кто мог – чисто физически – взять меч и сделать решающий взмах.
- Потому что меня спас Раптор…
- Неважно. Важно то, что ты могла взять меч. Ты просто стала орудием в руках Бога. Тебя никто не избрал как нечто особенное и чем-то там отличающееся от других в мифическую лучшую сторону. На твоём месте мог оказаться любой из нас.
Алиса усмехнулась.
- Слав, я понимаю, что это наивно, но всё-таки… Объяснить, почему на этом самом месте оказалась в итоге именно я, кто-нибудь в состоянии?
Слава мелко помотал головой:
- Не думаю. Хотя у меня, конечно, есть соображения на тему. Ты ошибаешься, если считаешь, что я вовсе не размышлял об этом…
Она негромко, уверенно попросила:
- Скажи.
Он помолчал, по-прежнему глядя перед собой.
- Мы остались живы, потому что за нас в тот день молились в храме. Но ещё кто-то молился отдельно за тебя. Мы, скорее всего, никогда не узнаем, кто это был. Но он молился. Я считаю так.
- Да некому… - тихонько произнесла Алиса.
- Я считаю так, - повторил Святослав твёрже. – Ты спросила, я ответил.
Алиса кивнула:
- Ну, да… Спасибо.
Они миновали здание администрации и церковь, свернули на боковую аллею.
- Знаешь, - вздохнув, продолжила девушка, - раз уж мы заговорили о нашей миссии, и так далее… Я… я должна тебя поблагодарить. Я много думала, сопоставляла… Большое счастье, что ты сказал тогда, в самом начале – помнишь? – ну, что… чтобы между воинами искр не случилось бы никаких, м, отношений.
Вольга улыбнулся и опустил глаза:
- Собственно, я для вас это и сказал. Теперь-то можно признаться.
- Да мы бы с Вовкой и так…
Святослав остановил её чуть заметным жестом:
- Для вас с Раптором.
Алиса взглянула на него с изумлением:
- Тогда?! Господи, да у меня и в мыслях ничего не было! Как ты… Почему ты решил?!
Он заулыбался:
- Ты ещё сама не понимала, что происходит. Я видел, что Раптор нравится тебе. И видел, что он своего добьётся. И этого я всерьёз боялся. В принципе, оно и так недёшево обошлось. Заметь, я ни разу не поинтересовался, что вы делали тогда впятером ни свет, ни заря в Лисьем Носу. А теперь представь на минуту, что сталось бы с нами, с нашей миссией и в итоге со всем миром, если бы вы с Романом… не удержались?
- Да... - выдохнув, закивала Алиса.
- Более того… Раптор по натуре – хищник. И для него важен процесс охоты. Если добыча достаётся слишком легко, она недолго будет тешить его самолюбие, какой бы прекрасной и ценной ни была. Понимаешь?..
Алиса молча кивнула; щёки её медленно заливала краска. Вольга понизил голос, сказал совсем тихо:
- Согласись, ты бы не устояла. Вот и представь, что вышло бы в итоге… если бы мы остались живы, что при таком раскладе весьма сомнительно.
Алиса даже не кивнула: промолчала, уставившись в асфальт. Подумать только! Вольга… В который раз он оказался мудрее обстоятельств, в который раз спас своих друзей! Спас и её любовь от опрометчивого шага…
- Блин… Славка… Как же я тебя люблю!..
Он ласково взглянул ей в глаза; серьёзно сказал, словно отвечая на вопрос:
- Как брата, конечно.
Алиса чуть было не засмеялась в голос, но подавила это желание: кладбище – не то место, где следует громко и жизнерадостно хохотать. Тем более что они почти дошли: белый мраморный крест, ограда в виде сетки, а за ней, если Алиса ничего не путает, как раз будет нужный поворот…
Перейдя канаву по деревянному мостику, она решительно двинулась по заросшей тропке – и вдруг остановилась в замешательстве.
- Дошли? – спросил сзади Вольга.
- Дошли, - механически отозвалась Алиса. – Смотри…
Перед ними были две могилы. Холмик на правой уже слегка оплыл, потёк ручейками высохшего песка, начал расползаться; холм на левой был свежим. Вернее сказать, его почти не было видно: всё пространство могилы, до самой ограды, было завалено венками и цветами, посреди их скорбного великолепия в закрытых стаканчиках мерцали огоньки свеч. Молодой парень, улыбаясь, смотрел с овальной фотографии за ограду, направо – туда, где прямо на него, смеясь, смотрела со своего чёрно-белого фото Лидия Смарагдина.
- Сашка?! – потрясённо произнёс Святослав.
От звука его голоса слева, напугав Алису, шевельнулось за кустом сирени что-то большое, чёрное. Спустя мгновение они разглядели женщину в трауре. Она вышла к ним: невысокая, холёная, с лицом, обезображенным горем. Властно спросила:
- Кто вы такие? Вы его знали?
- Не так долго, как хотелось бы, к сожалению, - проигнорировав первый вопрос, негромко произнёс Вольга. – Соболезнуем…
Она молча заплакала в ответ. Алисе почудилось, будто женщина и сама не заметила этих слёз – должно быть, привыкла за последние дни к их бесконечному потоку.
- А вы всё идёте и идёте… Я сижу, а вы приходите… - вздохнула она, переведя невидящий взгляд с Вольги на Алису.
- Кто? – вежливо спросила Алиса.
Женщина пожала плечами:
- Люди… Я и не знала… Оказывается, Сашенька в разные общества… дома разные… Квартиру продать завещал и… и тоже туда… И всё идут, идут… Вот, видите – всё цветами завалили… Буквально всё! Не одна же я столько принесла…
- Он был замечательным человеком, - тихонько сказала Алиса.
- Остаётся, - поправил Вольга. – Ведь душа его жива. Она же бессмертна. И она заслужила Свет.
Во взгляде женщины скользнуло лёгкое презрение. Она качнула головой и отвернулась к кресту.
- Господи… Ну почему?! За что?! Лучше бы это была я!.. Сашенька! Саша, Саша-а!..
…Шагая к выходу, Алиса с Вольгой молчали, невольно торопясь быстрее покинуть кладбище. А в ушах звенело застрявшей в паутине мухой, рвалось и стонало протяжное:
- Сашенька! Саша-а!..
- Какой это всё-таки ужас… - грустно вздохнув, подытожила Алиса, когда они отошли достаточно далеко.
- Для неверующего-то? – уточнил Вольга.
- Да… Как вообще можно примириться со смертью, если считаешь, что она – абсолютный конец?
- К тому, что она начало, приходишь далеко не сразу, - после некоторого раздумья ответил Вольга. – Должен быть хотя бы какой-то духовный опыт, чтобы осознать это. Главное, чтобы не было слишком поздно.
- Ну, пока человек жив…
- Да нет, я не совсем об этом.
Тона, которым это было сказано, Алиса никогда в жизни не слышала ещё – ни от «товарища воеводы» Вольги, ни от христианина Святослава. В нём была такая глубокая скорбь, такая чёрнющая бездна отчаяния, что тёплый июньский ветер, влетевший Алисе под кофту, показался горстью колкого снега.
И тут же стало невыносимо ясно: круг должен замкнуться. И сейчас она совершенно точно услышит последнюю историю жизни и борьбы, которую – видимо, по замыслу Творца – непременно должна услышать. Шла и, будто в детстве, считала шаги. Успела насчитать пятьдесят девять, и лишь тогда, на шестидесятом, Слава заговорил.
- Помнишь, Сашка сказал тогда Диме, что не смог бы смотреть в глаза матери, зная, что убил своего отца... Вот… А нас в семье было трое: я старший, Марина средняя, а младший – Николай. Ему – ну, знаешь, как бывает? - всегда позволяли больше. Не сказать, что любили без памяти или что-то похожее… Родители всех нас любили. Но Колю баловали. Чрезмерно, как я думаю. Он привык к тому, что думают и делают за него либо родители, либо брат с сестрой. И не его в этом вина, а всех нас. Это мы не научили его жить. В общем… рассказывать в подробностях не хочу. Просто факт. Ему было двадцать лет, когда он выбросился из окна.
- О…
- Да. В Бога он никогда не верил. А последним, с кем он говорил по телефону, был я. И только я мог объяснить, что его ждёт там, за гранью жизни. И, собственно, только я мог его тогда остановить… Но я пришёл усталый с работы, настроения никакого не было, сил разговаривать с братом – тоже… Грозятся покончить с собой в основном те, кто хочет внимания. Настоящие самоубийцы молча губят свою душу. Я даже не подозревал, что у него на уме. Сказал, чтоб он отвязался со своим нытьём. Что я завтра сам его наберу, и мы обо всём поговорим. А утром родителям позвонили…
Вольга тяжело вздохнул; продолжил после паузы:
- Я как-то… очень долго пытался убедить себя, что ни капли не был виноват в его смерти. Что он взрослый человек, в конце концов, и решил сам. Но видишь, какая штука – я всё откладывал и откладывал на потом разговор с ним на тему Бога, жизни и смерти. Я знал, что Колька – с его-то характером – просто пошлёт меня, куда Макар телят не гонял. И я молчал, высокоумно рассуждая: Колька ещё маленький. Вот подрастёт – всё сам поймёт и увидит. А когда он вырос, оказалось уже поздно. И даже в том телефонном нашем разговоре поздно ещё не было! Вот так, Алиса… в некотором смысле я убил собственного брата. Не помню, говорил ли тебе – я это не афиширую, конечно – но последние несколько лет всерьёз думаю о том, чтобы уйти.
- Говорил…
- Да. А причина – вот она… Колькина смерть перевернула вообще всё, сама понимаешь. Но мне духовник сказал, чтобы я не торопился и ничего не решал сгоряча. Всяк сверчок знай свой шесток. Из приличного мирянина порой может получиться на редкость хреновый монах.
- А родители…
- Родители в целом не против. В общем-то, после Колиной смерти они и пришли в храм… И, понимаешь… Вот то самое отношение к смерти – мол, это конец… Он и собирался всё закончить раз и навсегда. А теперь… Ты же знаешь, отмолить можно и самоубийцу. Но этот бой куда страшнее, чем всё, что мы с вами пережили, вместе взятое. Но теперь – когда уже поздно – теперь это единственное, что я действительно могу сделать. Такая вот вещь получается.
- Слав… ну, думаю, тебе уже говорили… Если б ты всё успел сказать брату из того, что хотел… Он бы не услышал тебя. Он бы всё равно сделал по-своему…
Вольга пожал плечами:
- Вероятно. Но я должен был объяснить ему, что будет тогда. Всё равно должен был. А я промолчал. Знаешь, есть такое правило, касающееся благоразумных поступков и слов: лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что мог бы, но не сделал.
Они миновали массивные каменные столбы и вышли через калитку за территорию кладбища, в маленький парк. Алиса, вдохнув поглубже, повернулась к Святославу:
- Вольга, ну, в самом деле… может, не стоит тебе уходить? А?
Он строго посмотрел на неё, качнул головой:
- Алиса, с бухты-барахты такие вопросы не решаются. Не переживай. Уйду только в том случае, если окончательно пойму, что это – мой путь. Что это – мой бой…
Она кивнула.
- А сейчас… как кажется? Что в самом деле твой?
Вольга привычным жестом поднёс руку к подбородку и немного помолчал перед тем, как ответить.
- Сейчас?.. Да.
- Ясно… Да… Понятно теперь, почему ты открыто говоришь о вере. И обо всём, что связано… А я вот чаще молчу. Хотя тоже ведь переживаю… За Димку, например…
- А не надо, - спокойно отозвался Вольга, задрал голову и посмотрел в ярко-синее небо, прикрытое гипюровой тканью листвы. – Он со смертью играть не станет. Он слишком многое знает теперь наверняка. А в остальном… У каждого свой путь на этой земле. И каждый сам выбирает, как его пройти. А Господь настолько любит всех нас, что отпустил. Отпустил, даровав свободу.
Алиса согласно кивнула и тоже подняла голову. Там, всецело отдавшись тёплому потоку воздуха, плавно возносилась вверх невесомая пушинка. Как она оказалась здесь? Откуда забрела? Ивы уже отлетели, тополя ещё не пустили пух… Похожая на крохотную белоснежную искру, она восходила в ярко-синий проём между двух веток, ничего не боясь, ни о чём не жалея.
Что ж, подумала Алиса, пускай летит. Её время пришло. А они пока ещё нужны здесь, в этом мире. Ведь Господь отправил их сюда. И сохранил в решающей битве. А значит – впереди будет ещё очень много дней и ночей, полных радости и откровений, полных детского восторга… И того, самого необъяснимого, самого важного, что сильнее и сильнее ощущала в себе Алиса – бесконечной любви и бесконечной благодарности Богу за всё, что уже случилось с ними, что происходит сейчас и что ещё только должно произойти.
- Господи… - сказала Алиса, глядя в синеву над ажурным опахалом ветвей. – Ой, какое же это счастье: знать, что Ты есть!..


Окончание следует.

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

---

За Родину. Достали, на...

Я крайне редко пишу такие посты. А тут вот так разобрало, что даже после тренировки не прошло. Пишу, чтоб выпустить, так сказать, дым из труб.

На одной из моих вторничных точек (куда прихожу по работе) всегда включено "Эхо Москвы". И, если я не попадаю на рекламу средства от простатита, то обычно наслаждаюсь жизнью, слушая дискуссии на волне этого радио. Но вот сегодня - т.е. вчера, а именно 22.06, что меня и разозлило в конечном итоге больше всего - шла там передача, куда приглашены были два журналиста. Один из них известен тем, что был инициатором появления портрета Сталина на одном из городских автобусов (это было приурочено ко Дню Победы и невгребенно раздуто прессой, надо сказать). Второй - тем, что с его лёгкой инициативы в Петербурге появились плакаты (или транспаранты, не знаю, не натыкался лично) со словами "За Родину! Без Сталина".
Ведущий объявил гостей. Я (сидя за компом и ковыряя в Матрице) подумал: о, круто! Похоже, интересная будет дискуссия. Только бы не начали переходить на личности и ругаться между собой, а шли бы по теме.

Ну так вот. Что один, что другой, на вопрос ведущего: "А ЗАЧЕМ вы это сделали?" внятного ответа дать не смогли. На вопрос "почему вы считаете, что сейчас есть резон появляться автобусу с изображением Иосифа Виссарионовича?" последовал ответ в духе: "В каждой войне есть главнокомандующий, и здесь вот... тоже был..."
А на следующий - "А зачем вы выдвигаете лозунг - БЕЗ...?" - (я серьёзно!) - "Ну, надо же, чтобы кто-то был против..."

Дальше - больше. Ведущий: "Следует ли как-то особо отмечать 22 июня?"
Я порадовался было: вот, думаю, ага, сейчас-то и пойдёт самая дискуссия! С конкретной даты непременно свернут на обсуждение, что Сталин знал, что Германия готовит нападение; а с другой стороны - если знал, то каким образом регулярные войска в этот момент оказались уведены чёрте куда, и что бы это могло значить, и какова роль Сталина в данном случае, и так далее, и тому подобное.
Я непоправимо ошибся. Журналисты (не забулдыги при опросе на улице, нет!) на вопрос "надо ли как-то особо отмечать 22 июня" ответили...
Один: "Вы понимаете, нельзя так говорить, что вот война началась в какой-то конкретный день..."
Второй: "Э... Выходным днём сделать, что ли?"
Это писец.

В такой острой дискуссионной теме, в такой интересной, чёрт возьми, модной, вкусной теме! - в конечном итоге про Сталина и его роль в Великой Отечественной (хотя бы!) не было сказано ни слова. Журналисты говорили исключительно о себе. Только о себе! "Я... мне... меня... моё... у меня..." Сложилось стойкое, липкое впечатление, что оба решили (благо финансы позволяли, идеи обошлись всего в 35 тысяч рублей) последовать примеру старухи Шапокляк. То есть - прославиться. А как - да это же неважно.
Нет, один честно сказал, что за последние годы прочёл несколько исторических книг. Так и хочется добавить: и посмотрел раскрашенного Штирлица.
Потому что цензурного, ей-Богу, сказать больше нечего.

Какой мой интерес и моя позиция? Если брать данные полюса, то никакая. Я понимаю и тех, и других. Мне интересно было бы сегодня узнать какие-то новые факты или хотя бы - какие-то частные истории, обусловившие выбор каждого оппонента. Но увы.
Незачёт. Причём полный.

@темы: Как правильно спасать Вселенную, Шевельнуло мозг, Пафосная речь

---

Продолжение романа

Терпим, осталось немного!

Нам снова выпал бой

Глава 44
Письмо


Когда Володя вернулся с прогулки, в прихожей уже стояли туфли отца. С кухни пахло едой; бормотал телевизор. Володька осторожно уместил велосипед на крепко вбитых длинных гвоздях, скинул кроссовки, сунул ноги в тапочки и отправился мыть руки, по дороге рассеянно ответив на ласковое мамино:
- Володенька! Сынок, это ты, золотце?
«А теперь я прощаюсь с вами до завтра; подошло время криминальной хроники…» - монотонно сыпал женский голос. Володька включил воду, и продолжение потонуло в её плеске. Он не в силах был понять, как у папы получается такая запредельная вещь: ужин с непременным просмотром кровавых новостей. А главное – ведь папа сидит сейчас, с удовольствием вливая в себя полные ложки горячего супа, и даже не подозревает, что вместо этого ожидаемого вечера могло случиться такое, чего не в силах была бы отразить никакая хроника – ни историческая, ни криминальная. Да, откровенно говоря, этого бы уже и не потребовалось.
- Папа, привет!
Отец кивнул и угрожающе поднял длинный указательный палец: мол, тихо, не мешай!
- …о причастности к преступлению сотрудников ресторана.
Володька вздохнул: эх, папа, если б ты подозревал, что пару часов назад и твой единственный сын, и вся Земля – с тобой, между прочим! – находились на волосок от гибели, ты не жевал бы сейчас вот так, тупо уставившись в экран!..
Ведущая поспешно заглотила порцию воздуха – и в доли секунды преобразила её в новый поток слов.
- Настоящая трагедия разыгралась сегодня на юго-западе Петербурга. В своём рабочем кабинете был жестоко убит генеральный директор ООО «СтандартГрузПМА» Михаил Алексеевич Потапов. По предварительным данным…
- Володенька, ты не проголодался? Супчика хочешь?..
- Нет, спасибо…
- Точно нет?
Теперь уже точно нет. Володька, застыв у обеденного стола, глядел на экран, и сердце стучало в висках.
- …восемь огнестрельных ранений; потерпевший скончался на месте. По показаниям свидетелей, после обеда, где-то около четырнадцати тридцати, к потерпевшему приехал младший сын, Александр Потапов; между ними произошла ссора. Как сообщила сотрудник, чью фамилию мы не оглашаем в интересах следствия, у Михаила Александровича был давний конфликт с сыном, и отношения всё обострялись. Следствие не исключает версии, что киллеров нанял именно Александр. Однако на этом трагедия не завершилась: покинув офис отца, Александр Потапов буквально через полчаса погиб в автокатастрофе. По предварительным данным, он не справился с управлением, вследствие чего врезался в столб уличного освещения.
Володька замер, прикусив верхнюю губу, и почти перестал дышать. Ведущая всё сыпала и сыпала горох прохладных, отрешённых, одинаковых слов, а на экране возникали по очереди смятый капот, забрызганный кровью бежевый салон и засохший размазанный след на треснувшем лобовом стекле.
«Живым Сашка пристёгивался… Всегда…»
Последней – крупным планом – показали эмблему в металлическом кольце: линии крест-накрест, белый пропеллер на фоне синего неба и буквы BMW, тусклые от осевшей пыли.
- По отзывам коллег, Михаил Алексеевич был знающим, активным человеком, компетентным специалистом, настоящим профессионалом в своей области, успешным руководителем, заботливым мужем и отцом. Кому потребовалось столь жестоко разделаться с бизнесменом, пока остаётся неясным. Жена и старший сын погибшего комментировать ситуацию отказались. Следствие не исключает версии, что заказчиком убийства являлся Александр Потапов; причиной его гибели по предварительной версии является передозировка наркотиков.
- Да каких, на хрен… - застонал Володька, и тут же, испугавшись, замолк. Но родители не обратили внимания. Ведь им со своей стороны всё уже было предельно ясно.
- Господи, до чего мы дожили! – с трепетом произнесла мама. – Дети убивают родителей, не моргнув глазом! Это ж каким зверем надо быть, чтоб такое сделать!
- Так то ж новые русские, - с презрением поддакнул отец. – У них всё не как у людей.
- Да, большие-то деньги до добра не доведут!
- А то ж…
И папа с мамой, не сговариваясь, уставились на Володьку – словно пытались прикинуть, не побежит ли ненаглядное дитятко в один прекрасный день нанимать киллера, чтоб тот застрелил старика-отца.
Володька взглянул на них круглыми тупыми глазами и понял, что катастрофа неизбежна. Потому что сдержаться он не в состоянии.
- Да х…ня это всё!.. А вы уши развесили!..
Мать охнула; отец слегка пригнулся к столу, будто спасался от выстрела, и выставил подбородок:
- Владимир! Это ещё что такое?
- Я, в отличие от этой куклы, - Володя потряс пальцем в сторону ведущей в безукоризненном деловом костюме, - сказал правду.
Он сжал губы, развернулся и вышел из кухни. Нет, конечно, материться не стоило, факт. Стыдно. Но вот интересно: это именно сейчас отец заговорил с ним, как с ребёнком, или просто раньше ему не приходило в голову заострять на этом внимание?
Сколько было Сашке? Двадцать три? Если не двадцать два… Младше на целых пять лет…
Володька ярко, чётко, слишком близко и осязаемо, как умеют только поэты, вспомнил уверенный перестук шагов по каменному полу и тихий, высокий голос:
- Папа, не смей этого делать. Слышишь?
И ведь он не боялся… Хотя знал, что Чёрная искра не пощадит его. Кем бы она ему ни приходилась в земной жизни.
А тут – «Володенька, супчика хочешь?»
А ведь это его, и только его жизнь… Кажется, он своим умишком дошёл наконец до того, что давно пора в ней многое поменять.
Но прежде, как ни противно, надо будет разлюбить и забыть Алиску. Эту змею, эту мелкую крашеную стерву, эту предательницу! Забыть! И плевать! Плевать и на неё, и на этого сраного ящера-переростка!
Володька с грустью посмотрел на свой письменный стол, где лежал лист бумаги с недописанным стихотворением, остановил взгляд на шариковой ручке с прозрачным корпусом, и подумал, что плевать – полдела. А вот доплюнуть – это вряд ли удастся так скоро, как хотелось бы.
Он бросил взгляд в окно, на густые кроны деревьев, на газон, сплошь жёлтый от одуванчиков. А никто и не говорил, будто легко простить предательство. Никто и не обещал, что будет просто вылезти из заведшей в тупик колеи и проложить другую, ведущую в иную, новую, полноценную жизнь.
Свою собственную!
- Ах, Александр Сергеевич, милый,
Ну, что же вы нам ничего не сказали…
Вслух эта цитата из известной песни прозвучала печально, даже без намёка на иронию и тем более на желанный сарказм. Володька повернулся к книжным полкам, подошёл и вытащил из-за стекла томик Пушкина. В замысле, породившем его на свет, давно поставлена точка. А он перешагнул её, перерос…
Пора начинать жить! Вот ведь… и битва кончена. Над головой – чистое небо спасённого мира. Пора начинать жить – самому.
Володька задвинул стекло и положил коричневый томик с ярко-красным ляссе на письменный стол. Ведь впереди у него теперь новая битва. Бескровная, но изматывающая: с собственным уязвлённым самолюбием. Так пусть пока «Евгений Онегин» поживёт у него на столе. Чтоб знать: всё могло быть намного хуже. Чтобы всегда об этом помнить…

… «Здравствуй, дорогая мама! Если ты читаешь эти строки, значит, меня уже нет – здесь, рядом с тобой, на земле. Плакать обо мне не надо, а хорошо бы помолиться – но это, боюсь, для тебя по-прежнему «бред сумасшедшего», как ты всегда говорила. Мне горько сознавать, что моя кончина является для тебя непоправимой бедой, что она надолго перечеркнёт мир вокруг. В то время как для меня это всего-навсего переход из привычного и знакомого мира в мир непривычный и пока ещё незнакомый. Я не могу ничего утверждать наверняка, но надеюсь, что Господь по милости своей поселит меня туда, где мне будет несравненно лучше, чем было здесь. Если тебя заботит моя доля – подумай, стоит ли печалиться о том, что мне теперь в тысячу раз лучше? Если ты печалишься о себе – тогда другое дело… Прими это как испытание и не ропщи. По крайней мере, у тебя остались папа и Лёха. И, слава Богу, материально вы обеспечены.
Вот ты читаешь сейчас и думаешь, наверное, что я слишком жесток, просто немыслимо жесток, раз пишу так холодно, зло, без всякого намёка на жалость. Но, во-первых, я всё ещё надеюсь, что ничего плохого со мной не случится, я вернусь домой, как всегда, и порву этот листок в мелкие-премелкие клочки, размером не больше буквы. А во-вторых – в принципе, это деловое письмо. Я бы хотел попросить тебя, мама… Прежде всего, наверное, не удивляться. У меня составлено завещание, копия его хранится у Лёшки, он тебе прочтёт – так вот, я настоятельно прошу выполнить мою последнюю волю в точности так, как там указано. Но и это ещё не всё. Ты сама прекрасно знаешь, как мы срались с папенькой на тему моего «грёбаного меценатства», как он выражался. Конечно, было бы здорово, если бы кто-то – ты или Лёшка, ибо на отца надеяться нечего – продолжили бы вместо меня. Когда немного придёшь в себя, позвони Светлане Мазуренко, Валентину Кузнецову и Раисе Вассерман. Телефоны найдёшь у меня в записной книжке (и обычной, и в мобильнике). Тебе расскажут подробно, где и чем я занимался в свободное от работы время.
Да, непременно подай за меня сорокоуст в любой православный храм. Как можно быстрее, сразу, и не забудь написать, что «новопреставленного Александра», а не просто имя.
Так, что ещё забыл… Плакать не надо, мама, ведь мне совсем не больно и не плохо. Смерть – не конец пути, а её начало. И поверь: ничего ужасного со мной ТАМ уже не случится. Если ты, конечно, будешь молиться надлежащим образом. Папа, конечно, не поймёт – но он обязательно поддержит тебя в первые, самые трудные, дни.
А вот о чём я ещё очень прошу – так это ухаживать за могилой Лидии Смарагдиной. (Только не говори мне потом, что ты её не нашла, ладно?)
Ну вот, пожалуй, что и всё. На всякий случай отдельно отмечу (хотя это и ежу ясно), что с собой я не покончил, а стал жертвой трагического случая. Проще говоря – так получилось.
Ну, вот… Стало быть, меня уже нет. Но если ты посмотришь в окно, то увидишь, что мир никуда не делся, и жизнь продолжается. В первую очередь – твоя, мама. И ты ещё успеешь сделать очень, очень, очень многое. Ведь судить нас в конечном итоге будут не по словам, а по делам. Так что стремись делать добро – и делай его непременно.
Эх, мама, мама, я представляю сейчас, как ты плачешь над этим письмом, и мне становится не по себе. Очень жаль тебя, родная, но что поделаешь? Значит, так было нужно. Кроме нашей, земной, существует ещё высшая мудрость и высшая справедливость. Они куда сложнее для понимания. Не рыдай, мама, пожалуйста! Успокойся…
Мама, я очень верю в тебя, ведь ты сильный человек, и справишься с этим испытанием. Я очень люблю тебя, и я знаю, что моя любовь не исчезнет бесследно вместе со смертью тела. Она останется с тобой. Не опускай руки, не погружайся в отчаяние, и упаси тебя Бог от попытки самоубийства – в этом случае мы с тобой уже никогда не встретимся, помни. Что ещё?.. Почерк можно подделать, правда, но воспоминания подделать нельзя. Однажды ты рассказала, что в детстве у тебя была такая игрушка: заводной медведь свекольного цвета с зелёными стеклянными глазками. Он шевелил лапами на гладком столе. И ты почему-то называла его Коалой. Ещё – у тебя шрам над грудью между двумя родинками, получается похоже на знак процента. А первое слово, которое я произнёс, было вовсе не «бах!», как ты после всем говорила, а «Бог». Ты никогда мне в этом не признавалась. А я, представь себе, помню. Даже помню, какое у тебя в этот миг сделалось лицо… Но давай не будем о грустном.
Я не прощаюсь, мама. Ибо очень верю в то, что когда-нибудь мы с тобой снова встретимся. Ты подарила мне эту короткую, земную жизнь, и за это я тебе безгранично благодарен. Пни Лёшку, чтобы наконец женился и подарил тебе внуков. Мама, в твоей жизни будет ещё много счастья и света, и я очень надеюсь, что ты верно определишь источник последнего. Тогда ты уже ничего не испугаешься. И всё будет по плечу.
Я люблю тебя, мама!
Твой Саша».

…За окном взвизгнул стриж. Женщина, сидевшая у окна, медленно подняла голову. Правда: мир никуда не делся. И жизнь продолжается.
Но – чужая. Не её.
- Наталья Павловна… - в открытую дверь заглянула домработница; на её щекастом лице застыло выражение дежурной скорби. – Вам нужно что-нибудь?
- Нет, Наташа. Можете идти.



Глава 45
Белая ночь


Алиса весь день честно пыталась сосредоточиться на работе – и, разумеется, ничего не выходило. С самого утра она думала только о том, что вечером (через десять… через восемь… через пять часов!..) встретится с Раптором. Она пыталась угадать, во что он будет одет, куда они отправятся, о чём будут говорить… Пыталась продумать, как держать себя, как отвечать на каверзные вопросы, которые непременно будут заданы, волновалась больше обычного – и понимала, что все эти приготовления не имеют никакого смысла. Имеет смысл только то, что скоро она наконец-то увидит своего любимого – самого любимого! – мужчину на земле, и уже не должна будет изо всех сил скрывать своё истинное к нему отношение.
День выдался жаркий, с разогретыми облачками в неярком небе, с тёплыми запахами цветущих кустарников. Раптор подъехал к метро за несколько минут до назначенного времени; Алиса уже ждала, переступая с ноги на ногу. Она успела даже заскочить домой, бросить на табурет рабочие пакеты, переодеться и достать из-под шкафа эффектные босоножки на высокой шпильке – сногсшибательные в прямом смысле слова, потому что передвигаться на них изящно, с надлежащей грацией, было не так просто.
Раптор надел на встречу светло-серые брюки и рубашку с коротким рукавом, в мелкую синюю клетку. Хотя, в сущности, это оказалось совершенно неважно: главное, он приехал!
Алиса, едва завидев его, расплылась в самой идиотской, от уха до уха, улыбке. Роман, вынырнув из подземного перехода, поднял голову, заметил девушку и улыбнулся в ответ, против воли ускоряя шаг.
Аксель не утерпела – забыв про каблуки, рванулась с места и побежала, цокая металлическими набойками по ступеням. Они встретились в центре площади – и вместо словесного приветствия крепко обнялись.
- Щас зареву, - наконец совершенно счастливым голосом произнесла Алиса, прижимаясь щекой к горячему плечу Романа, - рубашку тебе тушью измажу…
И с удовольствием подумала: какая прелесть! Она опять ухитрилась сказать глупость, меньше всего подходящую к моменту!
А это значит – всё вернулось на привычные оси, и вертится Земля, и жизнь течёт по своим законам!
Раптор не ответил: провёл ладонью по её волосам и поцеловал пряди, прикрывшие висок. Спросил:
- Ну что, побродим или сперва в кафе?
Они наконец разжали объятья; встали близко-близко, глядя друг другу в глаза. И прекрасно сознавали, что могут теперь говорить о чём угодно: взгляд куда откровеннее любых слов, и всё то, что они берегли в себе в течение последних недель, считай, уже сказано – и совершенно ясно.
- Конечно, в кафе! Я только сумки домой забросила и кошку покормила, а сама поесть не успела…
- Между прочим, пятница. Хочешь, поедем, как после тренировки?
Алиса засияла:
- О! Замечательно!
Пока они шли к машине, припаркованной в коротком «кармане» на противоположной стороне улицы, Раптор, слегка смущаясь, извинился:
- Я не просто так без цветов. Решил, что они всё равно сдохнут. У меня завтра выходной, так что есть идея погулять, посмотреть развод мостов. Если, конечно, у тебя будут силы и желание – после трудовой недели.
- Отчего нет? – обрадовалась Алиса. – Я уже несколько лет не гуляла в белую ночь!
- Отлично.
В своём любимом кафе они не были уже две недели – с тех пор, как закончились занятия в группе у Павла Витальевича. Небольшой срок, но даже этого уголка коснулись приятные перемены: занавески оказались отдёрнуты, окна приоткрыты, и вместо полумрака с длинными полосами загадочных теней в зале поселился мягкий ласковый свет, в котором помещение казалось больше, а лица посетителей добрее. Заветный столик у крайнего окна был, на счастье, свободен; они сели и долго выбирали, что заказать, обмениваясь незначительными короткими фразами.
- А вы продолжаете тренироваться? – спросила Алиса, когда официантка, записав на листке заказ, бесшумно отошла в глубину зала.
- Да. У нас до июля.
- А я, кстати, уже давно знала, что ты… где ты работаешь, - смущённо созналась Алиса.
- Ещё бы ты не знала, - хмыкнул Раптор, - если я сам тебе удостоверение подсунул.
- Ого! – поразилась Алиса. – Ловко…
- Этому тоже учат. А ты, кроме прочего, должна чётко представлять, что… уходя утром на работу, я не могу быть уверен в том, что вечером вернусь.
Аксель опустила глаза.
Они немного помолчали. Она осторожно спросила, чтобы сменить тему:
- Раптор… Почему ты, столько зная о Чёрных, сначала не хотел сражаться на нашей стороне?
- Помнишь, я всё спрашивал, кто ещё, кроме меня, знает, что нас ждёт в последней битве?
Аксель кивнула; оба ненадолго отвлеклись на официантку, которая принесла напитки – сок для Романа и коктейль для Алисы.
- Ну так вот…Золотая искра хранила теорию, а моя помнила кое-какие реальные нюансы. В частности, что Бриллиантовая с успехом заменяет в бою и одну, и две, и три Светлых искры. То есть, строго говоря, я был вам не нужен. Меч возмездия спокойно выковали бы и без меня.
- Ты это сейчас… - Алиса чуть не поперхнулась, - серьёзно?!
- Да.
- Ты что?! А если бы… Ты же… А как же битва во имя чести, во имя спасения мира?..
- Ну, мир в целом не настолько хорош, чтобы желать ему не чихать и не кашлять.
- И всё-таки ты примкнул к нам, - улыбнулась Алиса.
- Не надо пытаться уличить меня в нездоровой любви к человечеству, ладно? Я никогда не опускался до того, чтобы моими поступками руководил бессмысленный альтруизм.
- А работа? – удивилась Алиса.
- Да щас… Есть свод законов, по которым положено жить в цивилизованном обществе. Те, кто нарушают закон, должны быть наказаны. Это правильно, это справедливо, и это – вопрос чести! Я заступлюсь за бабку, у которой вор выхватил кошелёк, и постараюсь изловить его. Но испытывать глубокие христианские чувства к старухе, переползающей дорогу чёрт знает где, перед носом у моей машины, меня не заставишь!..
Аксель рассмеялась. И про себя решила, что Раптор, конечно, может утверждать, что в его душе отсутствуют даже ростки основных добродетелей – но она-то не раз видела, что это вовсе не так.
- Слушай… А наши искры – где они теперь? У меня такое ощущение, - тон Алисы стал слегка встревоженным, низким – словно моя никуда не делась… Я ощущаю её в себе…
Раптор кивнул:
- Разумеется. Мы остались в живых, и искры вернулись. Они прочно припаяны к душам. Теперь будут с нами до конца.
- Но это… Надеюсь, это не значит, что нам опять предстоит с кем-нибудь сражаться?
- А даже если и так, - в глазах у Раптора зажглись огоньки, и на долю секунды матовый свет выхватил заострённые клыки, открытые движением верхней губы, - почему нет?..
Аксель сникла:
- Не-е-е, я пас…
- А как же разнесчастный мир, который непременно надо спасти? – с видимым удовольствием поинтересовался Раптор.
- Но ты же поможешь, правда? – подняв длинные накрашенные ресницы, парировала Аксель.
Роман усмехнулся, глядя на неё с такой откровенной нежностью, что Алиса смутилась и опустила глаза.
Принесли заказ; на какое-то время разговор, поднявшись из философских глубин, перетёк в гастрономическое русло, а потом незаметно свернул в области, далёкие от противостояния Светлых и Чёрных искр. И сегодня впервые Алиса чувствовала, что они с Романом имеют полное право беседовать о чём угодно и сколько угодно, любая тема в разговоре может стать главной, любой поворот дискуссии – самым значимым за день. Напряжения последних недель как не бывало; и даже пришла в голову странная, немного печальная мысль: а ведь придётся заново учиться воспринимать этот мир в обычной, человеческой системе координат. И, возможно, это окажется не так просто, как хотелось бы.
И всё-таки – даже эта, самая первая после решающей схватки, встреча уже не походила на все предыдущие. Аксель привыкла за эти месяцы, что Раптор избегает отвечать на вопросы, касающиеся его прошлого, и по большей части отшучивается или отвечает вопросом на вопрос, невольно заставляя Алису раскрывать разные главы своей жизни и зачитывать оттуда отдельные абзацы, а иной раз и целые куски.
Ей не нравилась эта черта: за свою относительно короткую жизнь она хорошо уяснила, что неохотно рассказывает о себе вовсе не тот, кому есть чего стыдиться или есть резон хранить в тайне своё прошлое, а тот, кто не доверяет. И уже не столь важно – лично тебе или всем подряд. Проигнорировав эту особенность в своих первых серьёзных отношениях, она расплачивалась долго и дорого. И понимала: как бы сильно она ни влюбилась в Раптора, второй раз совать голову в ту же петлю будет слишком большой и непростительной глупостью.
И вдруг – привычная картинка сменилась. Зацепившись за первый же полуслучайный вопрос, Роман неожиданно позволил Алисе прикоснуться к страницам своего прошлого и прочесть скупые, ёмкие, как рапорт или сводка с фронта, строки…
- У меня не самые радужные воспоминания о детстве. Я ведь вырос в детдоме, и родственников у меня нет.
Алиса издала робкий звук; уточнила:
- И… ничего о них не известно?
Он чуть приподнял брови:
- Ну, почему же… Мать мою нашли в первый же день, как наткнулись на меня. Но она умерла спустя сутки. От чего конкретно, я не знаю. Знаю, что много пила. Воспитатели у нас любили порассуждать на тему, каким образом у неё мог родиться здоровый ребёнок, когда по всем законам должен был выйти даун. А я мечтал поскорее вырасти и свернуть им шею. Да я вообще дрался постоянно… Оскорблений не терпел. Кто мой отец, неизвестно… Скорее всего, он не подозревал о моём существовании. Да, в принципе… Какая разница, как именно нас забрасывают на землю? Важно то, что происходит потом.
- Да… А ты… Несмотря на всё это, встал на сторону Светлых! – поразилась Алиса.
Раптор помотал головой:
- Нет. Я перешёл на сторону Светлых. А это разные вещи… Я рос угрюмым, злым и мстительным. Стоял на учёте, конечно… Знаешь, за то, что я проделывал, будучи подростком, мне теперь стыдно. Ну… в общем, к восемнадцати годам я был вполне сформировавшимся ублюдком. Потом была армия… - Раптор вздохнул, сделал незначительную паузу. – Но и то… Я только начал задумываться тогда, что к чему. Попался хороший человек на пути – священник. Он многое объяснил мне из того, что у меня не получалось уложить в голове. С ним я не боялся быть откровенным. А это со мной нечасто случается. Он меня и крестил. Как говорится, кинул зерно. Но растить не вышло. Убили его в Чечне… Безумно жалко. Он очень искренне верил в то, что не такой уж я моральный урод.
- Он был прав…
- На тот момент – не очень.
- Но ведь Христос, наверное, точно так же верит в каждого из нас, и ждёт, когда мы наконец одумаемся и придём к Нему…
- Возможно. Но тогда я в принципе был далёк от веры как таковой. Вернулся из армии, какое-то время пытался устроить свою жизнь, и вроде всё даже стало налаживаться… Меня нашла троюродная бабка – с детьми разосралась, они уехали за границу вроде бы… Завещала мне квартиру. Вот так я и оказался в Питере. Работал; поступил на вечернее, стал учиться, женился на однокурснице… Но знаешь – не давало покоя осознание, что во всём этом копошении на самом деле нет никакого смысла. Вообще. И виделось, что вся жизнь – один сплошной тупик. Не было в ней того, ради чего лично мне стоило бы продолжать ходить по земле, а не проделать себе дырку в виске. Несколько лет потребовалось, чтобы понять, чего – Кого - не хватает в моём мироздании. И вот… парадоксально, правда? Тысячи, миллионы людей спокойно обходятся без Бога, а я не смог… Вот вскоре после этого я и… открыл в себе Тёмно-Синюю искру.
- Наверное, она и вывела тебя на верный путь, - предположила Алиса.
Раптор уверенно помотал головой:
- Нет. Этот путь я нащупал сам.
- А… с женой отношения не сложились?
- Да. В общем, любви и не было. Симпатия, очарование… Не сошлись характерами. Красивая она была, вся из себя… А оказалась потаскухой. Я предупреждал её… Честно говорил, с самого начала: не прощу, даже не думай. В итоге – собрал вещи и ушёл. Вот и всё.
- Знакомо… Но только я дольше терпела… И не измены – издевательства. А когда уже стало через край, тоже не выдержала и ушла.
Раптор улыбнулся уголком рта:
- Ну вот, видишь… Мы отлично друг друга понимаем.
- Надеюсь… А детей у вас не было?
- Нет. Да мы и не стремились.
По лицу Раптора пробежала тень, и Аксель с грустью опустила ресницы: увы, наивно полагать, что такой человек, как Роман, будет приходить в раж от беспомощных младенчиков. Она при всём желании не могла представить его с соской или ложечкой в руках, не могла нарисовать в голове, как Раптор качает в кроватке несмышленое чадо, напевая ему колыбельную. Роман органично представлялся ей разве что с ремнём в руках, но от этой картинки становилось малость не по себе.
Аксель не знала – это он рассказал ей гораздо позже – тень на его лице была вызвана отнюдь не презрением к детям. Через какое-то время после свадьбы та, первая жена его забеременела – и, ничего не сказав, сделала аборт. Это раскрылось спустя несколько месяцев – а именно в то утро, когда Роман молча вытаскивал из шкафа свои рубашки, брюки, свитера и кидал в спортивную сумку, а жена, сидя на кровати, поливала его потоками матерной брани, визжала и уже мало походила на человека в своей исступлённой истерике. А когда, положив на тумбу ключи от её квартиры, он подхватил сумку, повесил на плечо и шагнул к дверям, она, задыхаясь, прохрипела:
- И зародыша твоего я выскребла! И правильно сделала! Был бы таким же ушлёпком, как ты! Ненавижу!!
Роман подавил желание бросить сумку, развернуться, сделать два шага назад и убить эту тварь, ударив головой о стену или задушив. Только крепче сжал зубы и вышел вон, не обернувшись. Хлопнул дверью, и даже в ЗАГС, получать свидетельство о разводе, явился на неделю позже назначенного срока, чтобы только не встречаться больше с бывшей супругой.
- А у вас с мужем отчего детей не было? – со своей стороны поинтересовался Раптор.
Алиса вздохнула:
- Он не хотел… Да так и лучше. Не факт, что я нашла бы в себе силы уйти с ребёнком на руках…
- Нашла бы, - возразил Роман. – Ты не тряпка, глупо терпеть не станешь.
Она улыбнулась, взглянула с благодарностью: как мало, в сущности, нужно женщине! Чтобы её любили. Чтобы в неё верили…
…Белая ночь с призраками зданий на другом берегу, с разметкой Дворцового моста, уходящей прямо в стремительно светлеющее небо, с неизменными бесшумными сухогрузами, идущими сначала вверх, а после вниз по Неве… Прохлада и дымка, таинственно полый шар над Кунсткамерой, плеск воды на стрелке Васильевского острова. Бесконечный, бессвязный, чудесный разговор ни о чём – и обо всём на свете…
- Скажи, а когда ты понял, что хочешь общаться со мной… э-э, не как с товарищем по оружию, а…
- В лифте. Но тогда мне помешали…
Алиса не стремилась форсировать события – каждый миг, подаренный судьбой, растягивала, пила медленно, до дна. Но когда там, у самой воды, Раптор положил ей ладони на плечи, ласково обнял, притянул к себе и наконец по-настоящему поцеловал в губы, Алиса поняла: она появилась в этом мире, прожила почти тридцать лет, вступила в схватку с Чёрными искрами ради того, чтобы встретить Раптора. Ради того, чтобы сегодня, сейчас, он крепко обнимал её над Невой, целовал чуть дрожащими губами и шептал:
- Маленький, как же я тебя люблю!..
Ради того, чтобы сердце почти разрывалось, не в силах вместить всю благодарность Творцу за долгожданное счастье, ради того, чтобы взглянуть в любимые глаза и тихонько ответить:
- Я тебя тоже…


Продолжение следует...

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

---

Продолжение романа

Нам снова выпал бой

Глава 42
Высоко над городом



Алиса открыла глаза. Долго лежала молча, неподвижно; моргала, то быстро, то медленно смыкая веки. Над ней было небо. Только небо – огромное, чистое, по-летнему тёплое, с редкими розоватыми штрихами перистых облаков. Утреннее, ещё немое, и даже скорее не голубое, а сиреневое.
Она пошевелилась – сперва неловко, с опаской, потом увереннее; села, а затем поднялась во весь рост. Поспешно огляделась – и от сердца отлегло: её друзья, точно так же, с робостью, пробуя движения, поднимались рядом. Справа раздалось:
- Слава!.. Ой… Мы – живы?
Голос Ленки – тихий, удивлённый, такой родной! Голос Святослава, усталый и спокойный:
- Похоже на то…
Алиса с опаской оглядела себя: никаких повреждений. Ни ран, ни ссадин, ни царапин. И даже на одежде не сохранилось никаких следов жесточайшего сражения.
А сражение было: восемь скорченных мертвецов никуда не исчезли, так и остались лежать в некотором отдалении. Правда, растворились и купол, и стены, и трон, и магический круг Чёрных, а вместо ледяного мраморного пола под ногами была плоская крыша высотки, крытая тёмным рубероидом.
Битва завершена. С Чёрными искрами покончено, и в этом не может быть никаких сомнений. И всё же – где они сейчас? На каком свете? В каком из миров?
Друзья стояли рядом, озирались вокруг, пытаясь ответить для себя на те же вопросы.
- Господи! – выдохнула она. – Какое счастье, что всё закончилось!..
- Главное, что оно закончилось нашей победой, - произнёс сзади уверенный, чужой баритон.
Они разом обернулись: сзади, за их спиной, стояли двое: незнакомый витязь и девушка в светлом платье. При естественном освещении стало видно, что оно не белое, а бледно-зелёное, с оливковой вышивкой по краю подола и оливковым поясом.
Оба они – и мужчина, и женщина – стояли, улыбаясь; Алиса прекрасно различала и черты их лиц, и все, даже самые мелкие, детали на одежде – но вместе с тем осознавала, что люди, стоящие напротив, лишь номинально могут называться людьми. Тела их были воздушны и абсолютно прозрачны.
- Кто вы? – опередив друзей, тихо спросила Алиса.
Витязь и девушка переглянулись. Светлые подошли ближе, встали полукольцом. Мужчина, помолчав ещё немного, ответил:
- Мы – Бриллиантовые.
- Оба? – поразился Слава.
Тот кивнул:
- Оба. Правда, я – не из вашей команды. Просто за мной был должок… Теперь, думается, я оплатил его, и совесть моя чиста.
Он улыбнулся, снял шишак – и Святослав почти сразу же ахнул:
- Никита?!
- Он самый.
- Постой-постой… Так ты… Как же так получилось?..
Он усмехнулся:
- Что значит «как»? Божий промысел! Простудился и схватил пневмонию, если тебя интересует чисто техническая сторона вопроса. Всё, что нужно было разрешить на земле, я разрешил. Вот и всё. Кстати, мы лежали в одной больнице, рядом, через этаж. Я умер за неделю до твоей выписки.
Слава оглядел товарищей:
- Невероятно… Помните, я рассказывал вам о человеке, с которым разговорился, и… ещё сказал, что довольно давно его знаю…
- Вольга, я тебя умоляю. Ты же никогда не врёшь. Стало быть, ты должен был рассказывать о бомже, которому регулярно подавал милостыню. Так?
- Так, - признался Святослав. – Тебя все считали пьяницей…
- …Поскольку люди избегают смотреть нищим в глаза. Даже если окликнешь, они этого не сделают. Они выносят суждение по внешности. А внешность, знаешь ли, бывает обманчива… Так что, Слава, я просто не мог не прийти к тебе на помощь!
Светлые молчали.
- Счастье, что ты оказался рядом, - негромко произнесла девушка в нежно-зелёном. – Ведь я даже не надеялась успеть. После моей смерти как раз прошло сорок дней. Все связи с этим миром были порваны. Если бы Чёрные напали раньше, я была бы рядом почти с первой секунды. Но они ждали. Ждали, чтоб я умерла и чтоб миновал сороковой день… Но они давно забыли, что вся Вселенная зиждется на любви. И что Господь не допустит их торжества. Я ведь… тоже не ваша искра. Просто мне довелось жить рядом с вами, в одном городе, в одно время. Даже Чёрные опознали меня как вашу союзницу. Хотя я вас не знала. Просто Светлые искры даются свыше. А Бриллиантовую человек может сам вырастить в своей душе. Из ничего, из совершеннейшего нуля. И не подозревать о ней. Ведь это открывается только после смерти…
- Но в таком случае – откуда вы про нас узнали? – удивлённо спросил Святослав.
Она улыбнулась:
- Благодарите вашу Зелёную искру, Александра.
Едва она произнесла это, как справа, спустившись прямо с притихшего утреннего неба, к ней шагнул он – хрупкий, невысокий, с непослушной прядкой волос, торчащей на макушке тонюсеньким шпилем. Такой же милый, с чуть более зелёным левым глазом и чуть более карим правым, со вздёрнутым коротким носом; как всегда, в отглаженном, с иголочки, костюме... Сашка, их единственный, бесценный Сашка! – совершенно прозрачный, совершенно чужой…
Девушка развернулась к нему, вскинула руки:
- Марсель!
- Лида… Лида! Ты вернулась!
- Я же обещала! Я обещала, что помогу тебе, если только это будет в моих силах. Марсель…
Он прижал ладонь к лицу, помотал головой и спросил едва слышно:
- Неужели… ты меня узнала?
- Скажи, ну как, как я могла тебя не узнать?! Не сразу, конечно, не с первой встречи, но… Марсель!
Он закрыл лицо руками и отвернулся, пытаясь удержать рыдания. Лидия подошла и коснулась невесомой ладонью его плеча:
- Ты ещё тогда казался мне человеком… Надо мной все смеялись. Но сердце не обманешь… Марсель!
Они крепко обнялись – и так застыли, прижавшись друг к другу. Лица Лиды Алиса не видела, а Сашка плакал, и прозрачные капли падали на мягкое плечо, прикрытое нежно-зелёной тканью.
- Получается, мы… мы всё-таки живы? – тихонько спросил Дима.
- Вы вшестером – живы, - подтвердил Никита.
- А Слава говорил, что после активации Меча выжить невозможно… Что искра убивает человека, покидая его тело…
Никита кивнул:
- Если за человека никто не молится – то да, убивает. И вы остались в живых потому, что за вас молились в храме. А ты лично, прости за грубость – потому, что мне жаль тебя стало. Нельзя тебе ещё уходить. Креститься тебе надо.
- Жаль? Меня? – переспросил Дима, проигнорировав последнюю фразу. – А может, лучше меня заберите, но оставьте Сашку! Он более достоин жить, чем я!
- Ох, как же с вами, атеистами, тяжело!.. – Никита неторопливо надел шлем. – Спроси его, хочет ли он вернуться. Если скажет, что хочет, я попрошу за него. Сейчас, пока вы между тем и этим светом, всё возможно.
Дима решительно повернулся:
- Саша!.. Послушай… Ты с ума сошёл – заранее себя хоронить?.. Тебе ещё жить и жить! Ты совсем ещё молод, и столько ещё сможешь совершить!..
Тот посмотрел на товарища с лёгким испугом:
- Дим… Ты чего?
- Послушай… Тебя ещё можно вернуть! Понимаешь? Сделать так, чтоб ты остался жив!
- Димка, ты с ума сошёл?.. Зачем?..
- Как… зачем? Жить, понимаешь? Жить!
- Дим, спасибо, конечно, но я больше не хочу… Видишь, я теперь совершенно счастлив! Смысл отнимать у меня это счастье?
- Разве же… А как же будущее?
Сашка переглянулся с Лидией, взял её руку и улыбнулся:
- Ладно, я постараюсь объяснить. Ты смотришь на земную, человеческую жизнь с идеальной точки зрения. Что человек должен состояться как личность, как профессионал, жениться, расплодиться, тихо умереть в девяносто лет, оставив куче потомков результаты своих трудов… Дима, ты судишь, исходя из того, какой я сейчас, и исходя из того, каким ты, именно ты, видишь моё будущее. А люди меняются, и не всегда в лучшую сторону. Мне досталось самое тяжкое испытание на земле – испытание богатством. На данный момент оно пройдено. Но если я останусь на земле… Вот, - он сжал ладонь Лидии, приподнял её руку, - вот женщина, которую я люблю. Что ты мне предлагаешь взамен? Мучительно ждать шестьдесят, а то и больше, земных лет, когда же мы наконец встретимся?.. И при этом – жить с другой законным земным браком, растить детей?.. Дима, это же пытка… Наконец, ожидая финальной битвы, я чаще приступал к исповеди и Причастию. Я причащался в это воскресенье. И погиб в бою, защищая всех вас. Защищая мир… Если я уйду сейчас – у меня есть надежда, что уйду прощённым. Уйду в свет, уйду вместе с Лидой. А если я продлю земную жизнь, могу нагрешить так, что мы с ней не увидимся уже никогда. Ты не забывай: я земной сын своего земного отца…
Они и до этого слушали молча; теперь же стало так тихо, словно все разом задержали дыхание. И Сашка продолжил, глядя Диме прямо в глаза:
- И ещё… Скажи, как, по-твоему, я смогу взглянуть в лицо своей матери, зная, что… убил собственного отца?
- Но ведь у тебя не оставалось выбора… - робко возразил Дима.
- Оставался. И я его сделал. Это Лидка поймала мою искру, приволокла обратно и всадила в Меч. Дима, ну пойми ты: смерть для меня… Это всё равно как если б я заказал билет на самолёт в прекраснейшую страну, в землю моей мечты. Где не будет проблем, болезней, трудностей, лжи, мерзости, злобы… Я ждал дня отлёта, терпеливо завершал дела… И вот уже багаж сдан, уже посадку на борт объявили… А ты говоришь – остаться! Зачем? Ведь я просто улетаю в другую страну, с которой по техническим причинам связь невозможна. Нельзя ни позвонить, ни написать, ни отправить эсэмэску… Но я буду счастлив там, понимаешь?
- Сашка, - медленно произнёс Дима, и серые, с сиреневым отражением неба, глаза его смотрели едва ли не с отчаянием, - Сашка, но… откуда ты знаешь, что она есть, эта страна?
Опередив Сашкину реакцию, звонко расхохоталась Лидия, и Никита усмехнулся в усы:
- Ну, молодой человек, это уже слишком.
- Да, хорошо! – Дима повысил голос, и кончики ушей у него запылали. – Допустим, вы двое – не игра сознания, а в самом деле… призраки. Но это не доказательство существования загробной жизни и уж тем более – рая…
- Мне жаль вас, - мелодично сказала Лидия. – Вам будет очень трудно жить. И ещё труднее умирать…
- Почему вы так уверены?
- Потому что каждому даётся по его вере.
Сашка отпустил руку Лидии и, подойдя к Диме, положил ладони ему на плечи:
- Димон, ну пожалуйста, не расстраивайся. Я рад, что всё получилось так, как получилось. Честно. Даже по твоим меркам или, там, категориям – ну, пусть я умираю. Но я умираю счастливым. Что же касается земного будущего… Дим, я буду очень благодарен, если ты продолжишь кое-какие из моих дел.
- Да я… с радостью, если смогу... А что это?
- Не волнуйся. Мама всё тебе расскажет. Решишься – буду признателен. Нет – не обижусь. Ведь это была моя земная жизнь.
- Сашка! – Дима старался удержаться изо всех сил, но не смог и расплакался, зашмыгал носом. Они с Сашкой крепко, по-мужски, обнялись.
В этот момент к ним приблизилась Ленка – пучок чёрных волос на затылке, бледная кофточка, юбка, босоножки на платформе… На лице легко читалось: она испугана до крика, замершего в горле, до отчаяния, до слёз.
- Саша…
Он взглянул на неё с умилением, сказал – точно так, как говорил всегда:
- Ленка! – и тут же заволновался. - Что случилось?
Алиса, наблюдавшая эту сцену со стороны, вдруг отметила про себя, что Сашка выглядит теперь чуточку старше, чем выглядел прежний, земной паренёк: в его линиях и движениях появилось какое-то спокойствие, завершённость. И, несмотря на то, что черты лица его нисколько не изменились, теперь это было лицо поразительной, чуткой красоты.
Ленка покачала головой:
- Саша… Саша, это же я… Я во всём виновата! Прости меня! Если можешь, прости! Я просто… это же моя тётя! Я подумала, что её можно спасти… И закричала…
Сашка сжал её ладони:
- Ленка, ты что! Ты не могла поступить иначе. А я всё равно попытался бы остановить отца. Даже не думай! Ты всё сделала правильно.
Ленка повисла на нём и беззвучно заплакала.
Лидия бесшумно приблизилась к Сашке:
- Время истекает. Нам пора идти, а им – возвращаться… Видишь, уже рассвет.
И в самом деле: сиреневое небо поднялось, стряхнуло дымку, поголубело. Ярче стали кроны деревьев, чётче проступили на туманном фоне далёкие дома. Три высоких трубы, подпирающих небо, обрели диаметр и цвет: на их верхушки легли первые лучи солнца. Плоские кратеры ТЭЦ на горизонте, далёкие кучевые облака, крупные буквы «Ладожский вокзал» на близком полукруглом здании – всё вдруг стало вещным, объёмным и настоящим. И лишь стянувшие небо и землю нити Вантового моста всё ещё казались частью недотаявшего сна.
Вдалеке, ниже по течению Невы, сверкнула крохотная золотая точка: восходящее солнце попало на верхний купол Смольного собора.
Святослав тепло улыбнулся Сашке:
- Спасибо тебе за всё. Прощай. Будем за тебя молиться.
Они все по очереди обнялись с Сашкой. Алису поразило, что он точно такой, каким положено быть живому человеку из плоти и крови, но при этом – прозрачный и абсолютно невесомый на взгляд. Дима и Ленка отошли с мокрыми глазами, и Дима отвернулся, отчего-то стыдясь своих слёз.
- Ну, удачи! – сказал Никита. – Благодаря вам весь мир празднует сегодня победу. Жаль, что люди не умеют видеть и чувствовать очевидное… Но вы выиграли бой. Только не растеряйте то, что приобрели. Впереди ещё долгая дорога. Прощайте, друзья! Искренне надеюсь, что мы с вами когда-нибудь встретимся снова.
Они втроём – Никита, Сашка и Лидия – отошли к самому краю крыши и стали постепенно удаляться. Сашка улыбнулся, поднял руку в жесте прощания – и все трое медленно растворились в воздухе. А спустя мгновение внизу, в прохладе и свежести запахов тополей, сирени и молодой листвы завёлся мотор, и на пустынную, изогнутую бумерангом улочку выехал со стоянки чёрный джип.
Ленка всхлипнула; Слава, взглянув вниз, вздохнул и перекрестил крошечную удаляющуюся машинку.
- Да помянет Господь его душу… Ну что, народ, нам ведь тоже пора.
- А эти, - доселе молчавший Володька вдруг встрепенулся, кивнул на неподвижные тела врагов, - они что, так и останутся тут лежать?
- Ты смеёшься? – фыркнул Роман. – Нет, конечно.
- А… А они… они точно не оживут?.. – с трепетом спросила Лена.
- А ты как думаешь? – Роман сделал три крупных шага, остановился возле обезглавленного мужчины. – Полагаешь, можно приклеить ему башку?
Он посмотрел с высоты своего роста на труп в разодранной одежде и хрипло, короткими фразами, вытолкнул:
- Я знал его. Учились вместе. И вот как всё повернулось… В предпоследней битве он грозился срубить мне голову. А я, вообще-то, злопамятен.
- Это с ним ты сводил личные счёты? – осторожно спросила Алиса.
- Ну да.
- А я вон с той жирной тёткой дрался, - вздохнул Дима. – Как там её… Печаль, что ли… Ну и гадина!
- Да они все тут хороши, - заметил Святослав. – Жаль, что после первого удара мечом я способен был только моргать. Тело не слушалось совершенно…
- Да ладно, я вообще без сознания был… Всё самое интересное и пропустил… И как мы победили, и откуда взялись эти двое…
- Ну так правильно, Дима, - с неожиданной строгостью сказал Слава. – Чего ты хотел, если за тебя даже записку в храм не подать?.. Слышал же – скажи спасибо, что Никита тебя пожалел и поймал за пятку. А то пили бы сейчас где-нибудь там за бытие из твоей черепушки.
- Вряд ли бы меня это гребло, - ехидно заметил Дима. – Ох… Но до чего же приятно осознавать, что всё кончилось, и мы – живы!
Невольно все они взглянули друг на друга – пристально, радостно, нежно; вдруг обратили внимание, кто во что одет, стали выяснять, из какого мгновения жизни были выхвачены и брошены в решающую битву…
- Я у мамы была, - сказала Ленка. – Только-только приехала.
- А я зачёт принимал, - поделился Святослав. – Как раз собирался кол поставить…
- Я тоже на работе была, - подхватила Алиса. – Как обычно…
- Так будний же день, - рассудительно заметил Дима. – А я с обеда…
В этот момент слева, сломав логическое построение их диалога, донесся возмущённый, полный горькой обиды вопрос Володьки:
- Так ты, оказывается, ещё и мент?!.
Воцарилась тишина, и все разом повернулись; Алиса с трудом сдержала громкий смех, глядя на уязвлённого поэта, изо всех сил старающегося проткнуть взглядом невозмутимого Романа. В самом деле, тёмно-серую форму с узлом галстука под синим воротником рубашки вряд ли можно было трактовать каким-либо иным образом. Раптор отпираться не стал; смерив Володьку уничтожающим взглядом, снисходительно заметил:
- На себя посмотри… - и легонько кивнул на драные Володькины джинсы, стоптанные домашние тапочки и жёлтую футболку с изображением пистолета и надписью «хана, человечки!»
…Новый день проступил из небытия: сияющий солнечный диск выплыл в зенит быстро, словно в кино, на улицах сперва смутно, потом всё чётче, проявились пешеходы и машины. Всё задвигалось, зашумело, забибикало, поплыл вверх нагретый воздух от залитых жарким дневным светом тротуаров, замерцали десятки белых солнц, отражённых в стёклах машин на стоянке. С неба донёсся писк стрижей – и тонкой, еле заметной нитью потянулся от земли аромат цветущей сирени.
- Боже мой, какая красота! – восторженно вздохнула Алиса. – Какое счастье, что мы победили!..
- Искажение тает, - тихо произнёс Святослав. – Счастливо, ребята. И… встретимся в воскресенье!
Алиса кивнула – и обернулась, уловив шестым чувством чьё-то присутствие за спиной. За её правым плечом стоял Раптор и молча смотрел на неё. Оба понимали: бой кончен, теперь пора расставить все точки над «и». Но вместе с тем отлично сознавали: здесь не время и не место для такого разговора. И единственное, что смогла позволить себе Алиса – осторожно и нежно коснуться золотой ящерки с изумрудными глазами, замершей на груди. И смело, открыто, не стыдясь своего чувства и больше не скрывая его, взглянуть в любимое лицо.
Они успели лишь улыбнуться друг другу – и в тот же миг всё исчезло. Алиса почувствовала, как её несёт волна тёплого, душистого воздуха.
- Сейчас вернётесь, - где-то очень близко прозвучал мягкий голос Никиты. – Примерно в тот же момент. Но, если хотите, что-то одно можете изменить в своём дне. Только попросите!
«Что я хотела бы изменить? – поспешно подумала Алиса. – Да ничего, пожалуй… Только чтобы у Раптора всё было хорошо!..»
Но что именно, она не уточнила, надеясь на то, что Высшие Силы сами подкорректируют её сумбурную просьбу.



Глава 43
Экзамен сдан



Из тумана выступили – так резко, точно хотели броситься на него – коридор, двери, стерильный кафельный пол, люди в домашних тапочках, бредущие вдоль стен. Дима заморгал; сердце учащённо забилось. Так… Это первый этаж, никаких сомнений. И он идёт куда-то… Надо думать, в столовую! Он машинально вскинул руку, взглянул на часы: так и есть, 13:11… А какое сегодня число?
Если всё так, как было… как должно быть! – в кармане лежит мобильник. Дима сунул руку – с опаской, медленнее, чем обычно, как будто вместо сотового в халате могла обнаружиться какая-нибудь тварь и со всей дури вцепиться в палец.
Но нет: телефон был на месте, тонкий, твёрдый и гладкий.
- Здравствуйте, Дмитрий Валерьевич! – томно прошелестела седая старушка, идущая навстречу, когда он почти поравнялся с нею.
- Здравствуйте! – улыбнулся Дима, будучи не в состоянии вспомнить ни фамилию этой пациентки, ни её диагноз. После всего, что пришлось пережить их отряду, мозг в этом, привычном измерении, включался в работу на редкость неохотно.
Но ярче всего в нём горела мысль, что все люди, идущие по коридору, даже не подозревают, что через каких-нибудь два часа наступил бы конец, если б Светлые искры не смогли остановить силы зла. И он, Иеракс, в их числе!
Дима вытащил из кармана мобильник, стал на ходу проверять дату – и налетел на человека, спешившего навстречу, толкнул его плечом.
- Ой! – и на пол с шорохом посыпалось что-то мелкое, бессчётное.
Дима очнулся: перед ним стояла Милочка, растерянно глядя на усыпанный зёрнами и семечками кафель.
- Милочка! Прости, ради Бога!
Он сам удивился, откуда вдруг взялся Бог, но сказанную фразу обратно не засунешь. Милочка подняла безбровое личико:
- Да ничего… Ничего страшного… Я сейчас подмету…
Он смотрел на неё так, словно увидел впервые: подумать только, а ведь ей, наивной простушке с прилизанной головой, с выпирающей кичкой на затылке, он тоже подарил жизнь…
- А ты… голубей идёшь кормить?
Да, безусловно, этот вопрос был идиотским – глупее всех, когда-либо заданных хотя бы той же Милочкой. Но мир в Димкиной голове всё ещё впихивал себя в привычную систему координат. Не попадал, не помещался и очень сердил своего избавителя.
- Ну… да…
- А мне с тобой можно?
В конце концов, что он не видел в этой столовой? Почему жизнь, как эритроцит, должна кружиться по одной и той же системе кровеносных сосудов – этажей, лестниц, улиц, переходов?..
- Со мной? – Милочка была поражена, но мгновение спустя её лицо озарила детская улыбка:
- Ну конечно!.. Только подожди, я подмету… Не уходи… Я сейчас!
На улице стояла практически летняя жара, и в синющем небе плыли редкие ивовые пушинки. Клочьями сиреневой пены свисали с кустарников цветущие гроздья, наполняя благоуханием дворы между корпусами. Едва Милочка присела на корточки и кинула на асфальт первую горсть зёрен, с крыш посыпались сизари.
- Ромео!.. Мастер!.. Пират!.. – радовалась Милочка.
- А у меня с рук они клевать будут? – слегка стесняясь, спросил Дима.
- А ты присядь… И ладонь протяни… Ниже; вот так… Ага!
Одна из птиц – молодая, с гладкими перьями, глянула смело, весело и взлетела на протянутую руку. Лапки голубя – цепкие, с острыми коготками – стали топтать сложенные пальцы, твёрдый клюв – тыкаться в ладонь.
- Ух ты! – Дима заулыбался. – Я и не думал, что это… так здорово!
- Конечно, здорово! – с энтузиазмом поддержала Милочка. – Они такие славные! Их даже на иконах рисуют.
- Эмм… На иконах не рисуют, их пишут… И вовсе не потому, что голуби славные…
Милочка повернулась, глаза её доверчиво распахнулись:
- Да?.. А тогда почему?..
- Ну… Когда Христа крестили, с неба опустился Святой Дух в виде голубя.
Он сам поразился: ну почему прямо так, без каких бы то ни было «как написано в Евангелии» или «согласно легенде»?.. Милочка спросила:
- Дима, а ты веришь в Бога? – совершенно ровно; разве что микроскопически выделив глагол.
- Да знаешь… Я пока не решил.

…Володька открыл глаза. Точно он моргнул – опустил веки тогда, до боя, а вот теперь – поднял. Перед ним стояла тарелка – пустая, чашка с недопитым чаем; лежала корка хлеба. Есть не хотелось.
Напротив сидела мама.
- Володенька! Что-то ты сегодня неразговорчивый… У тебя точно всё в порядке?
Он глубоко вздохнул и улыбнулся:
- Точно, мам. Абсолютно.
- А как обед? Вкусно было?
Володька смутился и опустил глаза:
- Мам, я стих сочиняю… Прости, пожалуйста! Я не заметил. Но наверное – да… раз я всё съел.
Мама заулыбалась:
- Эх ты!.. Талантище.
Он жив. И жива мама. И живы все. И теперь… Только подумать! Будущее, ещё вчера казавшееся блаженной, недостижимой мечтой, вошло в двери и стало у порога, прислонившись к косяку: ну, что грустишь, парень? Одевайся, идём со мной!
Ему подарена целая жизнь – той Голубой искрой, что отважно боролась со злом, что стала частью Меча… Надо будет непременно описать в стихах это потрясающее, грандиозное чувство!
Володька поднялся, пошёл к себе. Зеркало в прихожей отразило его до колен – плохо расчёсанные волосы, дурацкую мешковатую футболку, старые джинсы… Да уж, в забавной «рубашке» он родился в новую жизнь!
В комнате всё было на своих местах: и мебель, и перевёрнутый лист бумаги, и ручка с бледным покусанным колпачком. Через открытую форточку вяло тёк прохладный воздух, и небо казалось чуть ближе и чуточку нежнее.
А может – ну их на фиг, эти стихи? Вот именно сегодня, именно сейчас? Снять со стены велик – и махнуть кататься! Кто сказал, что первый день новой жизни обязательно должен быть похож на тот, непрожитый день старой?..
Во дворе цвела акация, безжалостно, сладко пах куст барбариса, и кисточки его соцветий напоминали Володьке жёлтые пряди Алисиных волос. Сколь многое и как долго будет напоминать о ней! Где найти силы, чтобы выполнить условие, поставленное Небом, и – простить?..
На пятачке возле соседней парадной четыре девочки и белоголовый мальчишка-дошколёнок стояли кружочком, держа ладошки так, словно обнимали и свой круг, и солнечный свет, выглядывающий из-за старой берёзы, и сразу весь спасённый мир.
Дети по очереди хлопали друг друга по руке с каждым произнесённым словом:
- Летели дракончики,
Ели пончики.
Сколько пончиков
Съели дракончики?..
Старая игра! Он сам играл в неё когда-то…
Но отныне она будет напоминать о Ленке, Хегэт…
И о том, что они всё-таки – несмотря ни на что! - победили.

…Стул с резким, грохочущим звуком заскрёб ножками по паркету; тощая девушка в чёрной одежде с опаской села напротив – как-то криво, наискось, плотно сжав коленки. Святослав смотрел на неё, понимая, что ещё не вполне соображает, чего же она хочет.
Девушка кашлянула в кулачок с ногтями, покрытыми чёрным лаком, с серебряным перстнем во всю фалангу, подняла ресницы. Он рассеянно потёр переносицу, вздохнул:
- Ну, давайте… Что у вас?
Руки у неё заметно дрожали, на тетрадном листе оставались чуть видные прогибы от влажных пальцев. Она говорила – запинаясь, вставляя сорные слова – но говорила много, даже неожиданно много. И Слава с огромным удивлением осознал: именно то и так, как он в принципе хотел бы слышать, принимая зачёт.
Возникла здравая мысль: а что было здесь, в привычном измерении, пока Светлые бились с врагом? Она же не ответила, он собирался поставить незачёт… Может, дал ей время «подумать», а сам вышел из кабинета? Он взглянул на часы: 13:42. Значит, нет? Фантастика… Когда голос Никиты произнёс «что-то одно можете изменить», он действительно вспомнил тяжёлый взгляд Аллы – и, как булгаковский Пилат, очень захотел, чтобы казни не было.
Впрочем, чудес – вот таких, связанных с характером и привычками других людей – не бывает. Чтоб Ефремова подготовилась к зачёту?!
- Достаточно… Давайте второй вопрос.
Вопросы, между прочим, те же самые… Роль церкви в жизни государства в период централизации… Да нет, ну не может быть! Скорее всего, она элементарно списала.
- Хорошо… Вот вы озвучили такое понятие, как Флорентийская уния. А чем же она так не понравилась православным?
Напряжённое ожидание на бледном личике с жирно подрисованными глазами сменилось облегчением:
- Ну… Она фактически подчиняла их Папе Римскому…
Святослав кивнул:
- Верно. Ну, а что вы можете сказать о ересях того времени?
- Э… ересь жидовствующих…
- В том числе. Что это такое?
- Ну, это… Как бы, христиане живут, руководствуясь Новым заветом, а они – ну, вот эти еретики – его отрицали… И признавали только ста… ой, Ветхий Завет.
Он приподнял брови, улыбнулся:
- Правильно. Ну что ж, очень хорошо, - и рука его потянулась к стопке зачёток.
Девушка выдохнула, опустила ладошку на колено. Молча проследив, как Святослав расписался в её зачётной книжке, усмехнулась уголком губ:
- А вы точно не маг?..
- Я?!
- Да мне просто… Раза три подряд снилось, будто я вам зачёт не сдала!
Святослав выдохнул:
- А-а, ну, бывает. Вы очень меня порадовали сегодня.
Алла крепко сжала зачётку в пальцах:
- Ещё бы! Учила, как больная!..
Экзамен сдан! Да, вот оно, то чувство, которое завладело сейчас всем существом, от спрятанных в подкорке мыслей до физической телесной оболочки. Экзамен сдан! И слава Богу.

…Телефонный звонок – громкий, с дребезжанием; серый кнопочный аппарат. Прежде, чем включилось сознание, сработал рефлекс: подхватить трубку, сдёрнуть с рычага и прижать к уху:
- Варанов слушает.
- А, капитан, хорошо, что я вас застал. Зайдите ко мне сейчас.
- Понял.
Трубка легла на привычное место. В голове пронеслось меньше чем за секунду всё то, что он уже знал об этом незавершённом дне, и остро вспыхнуло слишком яркое воспоминание: последний взгляд Алисы перед тем, как он снова оказался здесь.
Какая странная штука – сознание… Совсем не бояться битвы с клоном самого дьявола и теперь вдруг – всерьёз испугаться того, что через пару недель, возможно, предстоит покинуть спасённую землю.
Отсюда вывод: нельзя давать чувствам одерживать верх над разумом. Зря он признался Алисе. Но сказанного не воротишь.
Он перетащил неподъёмный взгляд с замолкшего телефона на лицо коллеги – вытянутое, с крупными губами. Губы эти зашевелились:
- Боровиков к себе вызывает?
- Да.
- По какому поводу?
- Пока не знаю.
- Ему шофёр для Клюева нужен, это ты в курсе, наверное…
- Хм… Похоже, что нет.
- А-а! Знаешь, даже если не в приказном – соглашайся. Такой шанс упускать нельзя!
Роман дёрнул уголком губ, прищурился:
- А я думал, ищут для Кабанчика.
Колесников невесело ухмыльнулся:
- Искали. До вчерашнего дня. Грохнули эту паскудину к разъядрёной матери.
- Висяк?
- А то ж… Зато гадом меньше на свете стало.
- Факт, - Роман скупо улыбнулся и вышел из кабинета. Спустился на второй этаж, зашагал по ковровой дорожке.
Неужели?..
- Товарищ полковник, разрешите…
- А! Входите, Варанов, входите. Рад вас видеть. Садитесь.
А теперь – коротко помолиться, выдохнуть… и скрестить пальцы на удачу.

…Из рук Алисы взяли беспомощно попискивающий телефон:
- Алло? Да, это бухгалтерия…
Господи… Всё закончилось! Она на работе… Она вернулась!
Алиса кинула взгляд на экран: на сером фоне бежала строка из синих квадратиков: они набивались друг за другом, как канапе, в небольшую ложбинку; сверху менялись цифры: 54, 58, 63 процента…
«Свобода!!! Мы победили!!! Ура! Слава Богу!!!»
Она еле дождалась, когда программа наконец обновится, ей подпишут и отдадут все необходимые документы, и она, вежливо попрощавшись, сможет оказаться там, под высоким, по-летнему ярким небом, подставить щёки солнечным лучам, встать на носки и попытаться обнять пропитанный сиренью воздух…
Это была одна из самых дальних и оттого – самых любимых Алисиных точек: одноэтажный синий вагончик внутри небольшой промзоны, правую комнатушку которого занимала бухгалтерия. Выходишь за шлагбаум, стараясь не разбудить лохматого цепного пса – и оказываешься на грунтовой дороге с обязательными ямами, полными камней, грязи и воды. И совсем не верится, что через четыре минуты город защёлкнет за спиной свои каменные жвалы, а ещё через пять – захлопнет двери троллейбуса. Просёлочная дорога, бурьян и чистейшее, бескрайнее небо над головой – ни тучки, ни облачка!
«Как же я люблю… Всё, всё-всё это! – с улыбкой подумала Алиса. – Дома, машины на стоянке, одуванчики… До чего хорошо!»
В сумке зажужжал мобильник – ну конечно… Вот кто так вовремя, а? Она торопливо извлекла телефон, кинула взгляд на экран: «Номер засекречен».
Ой! Так быстро?.. Не может быть…
- Алё?.. – негромко, с опаской, нежно и вежливо.
- Привет, маленький.
Здесь, за шлагбаумом, было пустынно, и Алиса закричала в трубку:
- Раптор!!! А-а-а!..
- Ты с ума сошла – так орать?.. Я же оглохну!
- Раптор, миленький… Ой, как я рада, что ты позвонил!..
На том конце провода молчали на долю секунды больше, чем следовало, потом признались:
- Я тоже рад тебя слышать. Я, собственно… Что ты делаешь в пятницу?
Сердце подскочило – Алисе показалось, что оно вот-вот начнёт крутить фуэте.
- Работаю…
- Это понятно. А вечером?
- Пока ничего…
- Встретимся?..
- Давай!..
- Хорошо. Тогда созвонимся.
- Конечно…
И всё: как обычно, торопливые короткие гудки. Алиса продолжила путь, и сердце стучало учащённо, громко. Ей отчаянно хотелось забыть обо всём на свете и погрузиться в сироп мечты, но расслабиться полностью никак не давало явное чувство дискомфорта. Алиса довольно долго пыталась обмануть его: наверное, просто забыла, как ощущала себя раньше, до войны. Или переустала, или ошибается, или что-нибудь ещё…
Но нет: беспокойство всё плотнее жалось к груди, обхватывало, стискивало, затрудняя дыхание. И, наконец, переросло сперва в осознание, а потом в твёрдую уверенность.
Усевшись за компьютер на следующей точке, Алиса какое-то время боролась с собой: ну, может быть, не стоит омрачать хотя бы этот, самый первый, день новой жизни? Но здравый смысл требовал: надо. Если всё так, как она думает, чем раньше она подтвердит свои догадки, тем лучше.
Немного помедлив, Алиса, пользуясь тем, что бухгалтер вышла, сняла правую руку с мышки и понесла в сторону: туда, где в прозрачном пластиковом кубе лежали разноцветные канцелярские скрепки. В верхней грани куба было круглое отверстие – туда-то и тянулась Алиса.
И, едва её пальцы оказались над ним, скрепка, лежавшая сверху цветной груды, дёрнулась, подскочила и прилипла к Алисиной руке.

…Двери лифта открылись, Ленка машинально шагнула вперёд, и лишь после этого стала соображать, где она.
Четвёртый этаж больницы. Там, дальше, направо по коридору, мамина палата… Мама! Она снова увидит маму! Теперь, когда бой позади, когда мир спасён! А мама даже не подозревает… Теперь она должна, она просто обязана поправиться!..
Ленка убыстрила шаг; босоножки на платформе издавали смешной куцый звук, соприкасаясь со старым зеленоватым линолеумом, пакет с ведёрком, полным кислой капусты, раскачивался в руке. Вот и дверь… Ленка слабо стукнула и толкнула её. Мама, полулежавшая на кровати, оторвала взгляд от книги и счастливо заулыбалась:
- Бусик!
- Тусик! – засмеялась Лена, с трудом подавив желание кинуться к матери и сдавить её изо всех сил, а потом прыгать и кричать от восторга, что всё плохое позади, и от мощного, огромного чувства уверенности в том, что мама непременно, обязательно поправится и проживёт ещё много, много лет. – Как ты себя чувствуешь?
- Да ты знаешь, Жучун, ничего! Я даже сама удивляюсь.
- Отлично!.. Подселили к вам, да?
- Ой, да! – с живостью подхватила мама. Такая задорная бабулька! Поднимает нам боевой дух! Вот как раз перед твоим приходом сказала: приедет дочка, станет спрашивать, как ты. А ты отвечай: «Мы тут живём на букву «х»... Хо-ро-шо!»
Лена опять засмеялась; достала из мешка капусту, стала рассказывать о том, как они с бабушкой ходили за пенсией – в мельчайших подробностях, с эпическим размахом – но тут в её сумочке зазвонил телефон.
- Я сейчас! – пообещала Лена и выскочила в коридор.
Мобильник надрывно пищал на весь этаж, и на экране мигало: «Аня М.»
Мохова – такую фамилию носила в замужестве Анна Пылаева, старшая мамина сестра.
«Аня М.» - это тётя Аня.
Как?!? Как – тётя Аня?!
Внутри всё оборвалось; руки задрожали. Трель мобильника распухла на весь корпус, на весь мир, на всю Вселенную… Ленку зашвырнуло в ледяной безвоздушный космос; негнущимся пальцем она надавила кнопку «снять трубку» и прижала телефон к уху:
- Алё… Алё…
Там, в потусторонней тишине, сперва не было ничего – а потом холодный, негромкий голос неторопливо произнёс:
- Здравствуй, Лена.

…Святослав помедлил с секунду и убрал руку от выключателя. Нет, искусственный свет ему сейчас совершенно ни к чему. Вполне достаточно рассеянного голубоватого луча, робко текущего сквозь полупрозрачный тюль.
Вот и всё. Вот он и дома. Закончен зачёт, закончен трудовой день, закончен бой, в котором Светлые отстояли право этого мира жить дальше и самостоятельно вершить свою судьбу. И отныне этот круглый стол в центре комнаты, под массивной люстрой из множества стеклянных капель – всего лишь стол. Только стол, накрытый чистой скатертью, и ничего больше.
Святослав взял стул и сел; неподвижно глядел какое-то время на ровную поверхность. Потом усмехнулся, поднял руку и лёгким, нарочито небрежным жестом провёл ладонью над столешницей.
В ту же секунду скатерть растаяла в воздухе, и из глубины с характерным скребущим звуком поехал наверх круг, поделенный на сектора, с тёмными углублениями магических знаков. Поравнялся с плоскостью столешницы, остановился со щелчком – и все семь рисунков один за другим засияли чистым, ликующим светом.
Святослав, не удержавшись, со стоном выдохнул, поставил локоть на край стола и ткнулся лбом в раскрытую ладонь.


Продолжение следует...

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

---

Продолжение романа

Нам снова выпал бой

Окончание битвы. Впечатлительные ПЧ, запаситесь валерьянкой, тут... немного сурово.

Глава 40
Выковать Меч



Железное кольцо вылетело из стены, потянуло за собой мелкую бетонную крошку. Цепь ударилась о стекло, упала вниз с громким звоном – Раптор опустил полосатую руку, сжатую в кулак.
- Держитесь! Я сейчас.
Он напрягся, с рычанием рванул левую руку – и второе кольцо отлетело прочь, точно так же звякнув в стекло. Ещё миг – и оказалась разорвана пополам цепь, что сковывала грудь. Раптор свалился на пол, встряхнул головой, встал, метнулся к Аксель. В одно движение выдрал верхние кольца, освободив сперва левую, потом правую руку робота. Цепь, опоясавшую серебристую грудь девушки, разорвал, как гнилую нитку, и Аксель упала прямо на него, ткнулась лицом в золотистый шлем, обняла за плечи. Он подхватил её; на мгновение крепко прижал к груди.
- Ну давай, маленький… Помоги мне… - негромко произнёс возле самых антенн, и Аксель забыла, что ранена, перестала чувствовать боль. Отчаяние, горько вспыхнувшее в душе, сменилось яркой звездой надежды: ещё не вечер!
В считанные минуты все цепи оказались на полу; одновременно с репликой Вольги:
- Скорее! Разбиваем стекло! – на прозрачную преграду обрушилась вся огневая мощь Светлых. Раптор, пригнувшись, стрелял из глаз, Аксель била из бластера, плевалась огнём Хегэт, поливал трассами пуль Иеракс – всё тщетно, на стекле не появилось ни одной трещины, ни одной царапины. Бросив оружие, попытались разбить обманчиво тонкую стену с помощью физической силы – но стекло не реагировало ни на палицу, со всей силы опущенную на его гладкую поверхность, ни на яростные атаки Марселя и Демара, ни на безумные, остервенелые удары Раптора.
И всем Светлым, отчаянно бьющимся, точно мухи, в неприступное стекло, было отлично видно, как там, с другой стороны, невысокий человечек, поглотив вторую Чёрную искру, кинул в сторону прозрачной ловушки насмешливый, злобный взгляд, и направился к третьему телу, распростёртому на полу…
- Ну должно же оно как-то… открываться! – крикнул Иеракс.
- Дрянь какая! – с отчаянием произнесла Хегэт; стала бессильно, по-детски колотить по стеклу передними лапами, сжатыми в кулаки. Вольга снова ударил палицей – слабее, уже просто для того, чтобы делать хоть что-то. Но в ту же секунду справа взлетел взволнованный голос Демара:
- Смотрите! Диск!
- Что? – не понял Вольга.
- Он мигает! Ударь ещё раз!
Вольга шарахнул палицей в стекло – там, далеко, за чёрной спинкой высокого трона, светящиеся символы и линии на магическом круге моргнули, заколебались. Раптор саданул с ноги – и вновь по горящим знакам прошла волна дрожи.
- Так вот что его держит! – ахнул Иеракс. – Теперь ясно!
- А толку? – спросил Раптор. – Как погасить этот чёртов круг?
- Ребята, я знаю! – крикнул Демар.
Все разом повернулись к нему; грифон резко встряхнул помятым крылом – и под стекло упало с десяток стальных перьев.
– Погасить мы не сможем, сможем перешибить! Скорее, берите перья… Мы тоже можем начертить свой круг! Хотя бы попытаться!
- Рисуем! – Вольга первым сорвал рукавицу, схватил перо, повёл по бетонной стене кривую, тонкую линию. Острый стальной наконечник царапал шершавую твердь, оставляя еле заметный след: словно кто-то влил в голубое перо бледные, разбавленные чернила. Но след оставался; он был достаточно хорошо виден на голой стене. Остальные воины, мгновенно подобрав перья, руками и лапами разделили начерченный круг на сектора, изобразили символы. Аксель, испугавшись внезапной пустоты напротив своей капли, обернулась: краем глаза ухватила обтекатель винта, погнутую лопасть, крыло, шасси – и, сообразив, торопливо добавила в свободный сектор пятиконечную звезду.
Вольга коснулся пальцами своего шлема, нахмурился, на мгновение опустил веки… Выдохнул и провёл ладонью над неровным кругом: снизу вверх, наискось, через центр – дыру от кольца. Они ждали, пытаясь унять нервную дрожь; Аксель молилась про себя, не спуская с бетонной стены отчаянного взгляда.
Знакомый щелчок – и круг, выравниваясь на глазах, медленно обрёл объем и выплыл из стены, символы в секторах один за другим загорелись ярким, слепящим светом.
Кажется, они завопили все семеро, разом: кто «ура!», кто ещё более эмоциональное «а-а-а!», обернулись, как один – и, не сговариваясь, бросились на стекло.
Мохнатая голова Марселя коснулась его первой – и преграда, только что неприступная, разбилась вдребезги с оглушительным звоном. Осколки брызнули во все стороны, и каждый, пробегавший сквозь разрушенную стену, увеличивал их число, отправляя в полёт десятки и сотни сверкающих игл. Они не причиняли вреда: скатывались со шкур и кож, отскакивали от металла, падали на каменный пол и там дробились снова.
Плешивый человечек вздрогнул, распахнул глаза – казалось, скользкие бельма помутнели от сконцентрированной злобы. Облизнул узкие губы, крикнул:
- Давайте, давайте, бегите! Стреляйте, летите… Развлекайтесь, как умеете! Поздно!! Вы проиграли в этой войне!
Он взмахнул рукой – по полу, дугой обогнув трупы, пробежала огненная дорожка. Ещё секунда – и между Светлыми и низкорослым человеком встала стена огня.
Они остановились; пытались стрелять через огонь, но оружие либо не действовало, либо не причиняло никакого вреда. Хегэт и Демар взмыли в воздух – но едва они приближались к пылающему полукольцу, прямо перед их мордой вырастал чудовищный, яркий, как факел, язык пламени, и обогнуть его не было никакой возможности. Края огненной дорожки упирались в выступы угрюмых стен, между которыми стоял трон, а дальше была лишь чернота и злобно мерцающий диск с тёмными коронами, уже больше похожий на торт, съеденные куски которого погрузились во тьму.
Слева, далеко, чуть виднелось тусклое окно; справа была глухая стена, вверху – купол с круглым отверстием, в котором хорошо были видны всё те же зловещие красные облака. Разбить окно, взлететь и рухнуть сверху на самую страшную Чёрную искру через это отверстие? Но быстро пробить собою окно сумеет разве что Иеракс, а он слишком серьёзно ранен: так, что больше не может подняться в воздух.
- Ёлки-палки, - пробормотал Демар, опускаясь рядом с товарищами. От него резко пахло палёной шерстью, на лапах кое-где вздулись ожоги. – Теперь-то что?..
Это было адресовано скорее Господу Богу, но воины Светлых искр по привычке повернулись к Вольге: если кто-то и должен был давать ответы на подобные вопросы, находясь в такой ситуации, то только он. Тем более что теперь, перед дугой гудящего огня, Светлые ждали вполне конкретного ответа.
Тогда – наверное, тысячу лет назад – на финальном собрании Вольга рассказал: последний способ остановить открытие Чёрной Пустоты – опередив её, слить воедино все Светлые искры и выковать из их приумноженной силы Меч Возмездия, который не пощадит ни Пустоту, ни Чёрные искры, которые попытаются её открыть.
Но для рождения Меча земные тела воинов не нужны. А искры настолько тесно переплетены с их душами, что отделить одно от другого невозможно. Чтобы выковать Меч Возмездия, придётся пожертвовать жизнью.
Да, все они очень надеялись, что к этой мере прибегать не придётся.
Но теперь выбора нет, и последнее слово, как всегда, за Вольгой.
Из-за танцующих языков огня донёсся слабый женский вскрик, брань, разъярённый вопль:
- Сука драная!.. А-а-а! Жадная тварь! Чтоб ты сдохла, паскуда!..
Что происходит, угадать было трудно; но, так или иначе, Высшие Силы подарили им ещё несколько секунд – а может, даже минут.
Вольга внимательно посмотрел в глаза своим товарищам, негромко сказал:
- Думаю, это всё. Теперь – только ставить Меч.
И тяжело замолчал, вскинув глаза: ну что, ставим? Ему ответили точно так же, в молчании: движением век, наклоном головы, решительным взглядом. Выдержав короткую паузу, Вольга кивнул и сухо скомандовал:
- Превращаемся.
Аксель почувствовала, как тёплая волна поднимает её над землёй – и спустя мгновение ноги коснулись мраморного пола. Вернулось привычное ощущение человеческого тела, но вместе с тем она понимала: истинная сущность не замаскировалась, не ушла. И по-прежнему здесь, в мрачном зале, освещённом неровными всплесками огня, находилась не Алиса, а воин Серебряной искры, Аксель. И, хотя одета она была именно в то, в чём вступила в бой – брюки, блуза, жилетка, чёрные туфли без каблука – вся одежда светилась теперь слабым серебристым светом. Так, что Аксель не могла различить тоненьких чёрных полосок на брюках – всё мерцало, переливалось, и даже чудилось, будто лёгкий серебристый оттенок приобрела кожа.
Она подняла взгляд: с остальными произошла такая же метаморфоза. Одежда Раптора отливала тёмно-синим, Марселя – зеленоватым; Хегэт оказалась в красном, Вольга – в золотом, в пурпурном – Иеракс, в нежно-голубом – Демар. По одежде то и дело пробегали волны блеска, со стороны она казалась сверхлёгким скафандром из ткани, неизвестной землянам – и невозможно было даже толком определить, кто во что одет. Лишь по характерным длинным полам Аксель угадала в пурпурном облачении Иеракса медицинский халат. Да и что ещё можно было угадать, кинув на товарищей лишь один короткий взгляд? Времени, чтобы стоять и любоваться друг другом, у Светлых категорически не было.
Неожиданно полукольцо пламени потухло: между ними и врагом не осталось никакой преграды. Лысый человечек в ярости склонялся над распластанной женщиной в разорванном пиджаке – пожилой, сухой, с остро торчащей коленкой. Женщина была жива: она двигалась, скребла рукой по чёрному полу, вертела головой – и исступлённо, с режущим вскриком, повторяла:
- Нет!.. Нет!.. Нет!..
- Отдай! – бесновался человечек. – Сука! Убью! Отдай душу!..
Эта женщина была пятой в ряду Чёрных – слева от неё лежали четыре трупа, справа – ещё два, и над этими последними пока висели в воздухе иголки чёрных лучей; над четырьмя первыми не осталось ничего.
Надо было спешить. Низкорослый человек обеими руками вцепился в искру над грудью женщины, рвал, дёргал, пытаясь воздеть над головой, но та не давалась. Женщина ёрзала, кричала; угрожающе сжимала и разжимала скорченные артритом пальцы.
Дело обстояло куда хуже, чем показалось вначале: оставшаяся в живых восьмая искра успела поглотить целых четыре, пока Светлые выбирались из прозрачной ловушки. А это означало – она может в любую секунду бросить свою жертву и начать открытие Чёрной Пустоты, остановить которое не сможет уже никто в целом свете.
Но пока что злобный человечек был занят упрямой пятой искрой. Владелица её артачилась изо всех оставшихся сил – извивалась, ругалась, выла, размазывая по полу кровь прядями тёмных волос.
Вынуть искру из тела, в котором жива душа, невозможно; единственный способ заполучить Кристалл Силы – выдрать его вместе с душой. Теперь было слишком очевидно, что эта женщина уцелела в поединке со Светлой искрой только потому, что не захотела или просто не успела продать свою душу.
Так или иначе, не собиралась она этого делать и теперь, чем довела плешивого мужчину до белого каления. Момент был идеален: залитые ненавистью белки, судя по всему, не видели ни превращения Светлых, ни потухшей защиты. Оставалось только выбрать центрального воина – того, кто сделает решающий взмах – и поставить Меч Возмездия.
Но они не успели.
Произошло непредвиденное. Настолько непредвиденное, что все разом вздрогнули, мучительно пытаясь понять, не ослышались ли они, а главное – что делать теперь, когда всё абсолютно точно кончено?
Случилось – внезапный, отчаянный крик Хегэт:
- Тётя Аня, не отдавай!!
Тёмный человек дёрнулся и вскинул лицо.
- Хегэт!.. – в один стон выдохнули Аксель и Вольга. Аксель шёпотом добавила:
- Господи…
Лицо врага исказилось до неузнаваемости, голос взмыл под потолок, бухнул в стены, выбивая эхо:
- Ах вы уродцы! Червяки! Говноеды! Ненавижу!!
Бельма его налились кровью, стали огромными, жуткими. Он ревел, и ничего человеческого не было больше в этом существе: на их глазах рождался дьявол, второй Сатана.
- Я вас убью! – понеслось под купол, упало вниз, расколовшись о стены. Поздно, слишком поздно ставить Меч! Они уже не успеют…
Им казалось – после выкрика Хегэт уже не может произойти ничего такого, чего не сумел бы вместить человеческий разум. Они ошибались.
- Я уничтожу вас!... Уничтожу весь ваш мир, уничтожу вашего бесполезного, лживого Бога!..
- Нет, отец. Извини, но этого ты никогда не сможешь сделать.
Его высокий, мальчишеский голос, обыкновенно задорный, теперь заставил сердца друзей пропустить целый удар. Отделившись от группы, Марсель спокойно, твёрдо пошёл вперёд, прямо на безглазого дьявола.
Тот на мгновение замолк; открыл рот, хапнул кусок воздуха, сдавленно выпустил:
- Сашка?!.
Тот продолжал идти: неторопливо, ровно. Слишком ровно для того, чтобы оставить в живых надежду на благополучный исход. Убив Светлую искру, Чёрная точно так же на сорок секунд потеряет способность двигаться. И Марсель слишком хорошо знает об этом.
- Папа, не смей этого делать. Слышишь?
- Ах ты гадёныш…
- Ну уж какой есть. Оставь!.. Ты же прекрасно знаешь: Бога победить невозможно.
- Бога?! – зловеще переспросил мужчина. – Мой сын… говорит мне о Боге?!. Сдохни!.. СДОХНИ!!!
- Папа! Не надо, пожа…
Из вскинутой руки монстра вылетела мощная струя огня, похожая на красноватую молнию. Ударила Марселю в грудь и вышла со спины, раскидав тёмно-вишнёвые брызги. Марселя отбросило назад; Хегэт и Аксель закричали. Аксель видела, как вздрогнуло тело Марселя, прошитое выстрелом, и сердце оборвалось.
Он упал, ударился затылком о каменный пол – но, должно быть, уже не почувствовал этого. Веки опустились и поднялись, из горла незнакомо, хрипло вылезло:
- Меч!.. Ли… да…
Голова бессильно повернулась; изо рта пролилась кровь. Над разорванной грудью сгустилось зеленоватое свечение, и прямо из раны легко, бесшумно поднялась сверкающая Зелёная искра.
Низкий человечек окаменел: застыл в неестественной, случайной позе. Не в силах ни пошевелиться, ни крикнуть, он лишь смотрел на Светлых с дьявольской ненавистью, залившей выпученные бельма.
- Сорок секунд! – крикнул Вольга. – Ребята, успеем!
Раптор молча толкнул его в грудь – Вольга оказался в центре круга. Светлые сомкнули кольцо, обняли друг друга за плечи. Аксель подняла глаза: отверстие в куполе, подсвеченные облака и величественно уплывающая в небо Сашкина искра – очевидно, последнее, что она видит в жизни. Последнее, что чувствует – горячую руку Раптора на своём плече…
Она приготовилась по знаку Вольги прокричать заветное «Меч Возмездия, рази!», и сердце стучало до обидного громко, будто торопилось дожить, будто знало, что ему осталось не больше двадцати ударов до вечной тишины…
Но вместо рук Вольги, воздетых к небесам – условного жеста – ввысь со стороны взметнулось, хлопнув холодными крыльями, ядовитое и громкое:
- Чёрная Пустота, да пребудь вовеки!!
И вслед за ним – жуткий, сатанинский хохот…



Глава 41
Необъяснимая любовь





Незнакомых храмов Ольга побаивалась. Почему? С виду всё одинаково, но в чужой церкви чувствуешь себя как в гостях: не вдруг сообразишь, где встать, куда пройти… В своей-то давно всё стало родным и привычным; не тратишь время и душевные силы на мелочи, не распыляешь внимание – легко, всецело отдаёшься искренней молитве. Но сегодня… Что-то потянуло в чужую, точно Ангел-Хранитель ухватил за рукав: зайди! Зайди хоть на несколько минут! Ольга взглянула на часы: три часа без пяти… Служба давно кончилась – но хотя бы подать записки, приложиться к иконам…
Она поднялась на крыльцо, перекрестилась, с трудом открыла тяжёлую дверь и вошла. Храм был пуст, убран цветами; на светлом полу почти всюду лежали ковры, в больших подсвечниках дотаивали огарки. Что ж… Очень хорошо: можно будет стать прямо возле аналоя и помолиться как следует – о том, чтобы полегчало, чтобы хоть не было так горько, так тошно на душе!
Она написала две записки – о здравии, об упокоении – и хотела подать обеденные, на ближайшую литургию, но пожилая улыбчивая свечница в больших очках спросила, задержав в руках листок «о здравии»:
- А молебен не хотите? Батюшка вот только что подходил, говорил – заказали, будет…
- Тогда хочу… Давайте, да, молебен…
Какая удача! Ольга купила четыре свечи; первую поставила к празднику, вторую - на канон, третью понесла к Божией Матери. Больше других любила Владимирскую, но её видно не было: возможно, она находилась в алтаре. Поэтому третья свеча зажглась перед Тихвинской, а четвёртую Ольга поставила в небогатый узкий подсвечник напротив тёмного, полного скорби лика Ксении Блаженной. И тут уж не сдержалась: заплакала…
Вот уж сколько времени прошло после того разговора с отцом Анатолием, а так и не было покоя на душе. Конечно же, ничего не изменилось, да и что могло измениться? Нет возврата назад. Нет никаких шансов. Да и мама его – недавно встретились в магазине – прямо так и сказала:
- Я тут с ней наконец познакомилась. Ой, ничего такая девочка, приятная, не наглая…
Да уж, конечно, не наглая… Кошка и та когти втягивает. Так и эта щука, должно быть, просто не открывала рот…
Ольга моргнула; побежали слёзы. Господи! О чём она думает в храме? Прекратить сей час же…
Полтора месяца прошло, а она так и не удосужилась узнать, как зовут в крещении эту девицу, да и вообще – крещена ли она… Имя-то чужое, не православное. Хотя советом отца Анатолия не пренебрегла, молилась иногда не только за себя и за любимого, но и за неё, разлучницу. Трудно было желать ей добра и счастья, больно – но старалась, убеждала себя: ну ведь не знала та, другая, о её, об Ольгиной, любви…
По правде говоря, толком не знал о её чувствах даже он, её единственный, её ненаглядный. Она пару раз намекала, но открыться так и не решилась. Он и не думал, наверное, что сломает ей жизнь, сойдясь с другой…
Ольга опять сморгнула дрожащую влажную плёнку; побрела, встала слева от аналоя, украшенного белыми розами и лилиями. Как же тяжело!.. Но что делать, такова, видно, воля Божья. Она – та, другая – тоже ведь женщина, тоже хочет счастья, хорошего мужа… наверное, и ребёночка… Ну так что ж, Господи, пусть всё это у неё будет. Пусть она будет счастлива… Пусть они будут счастливы, раз уж так сложилось. Пусть ей везёт в жизни и дальше, пусть она станет ему хорошей женой, и… чтобы всё у них было хорошо…
Слёзы полились, закапали на красный, с узорами, ковёр, и дышать стало невозможно. Стукнула дверь; из алтаря вышел молодой служка, перенёс из левого придела второй аналой, поставил перед праздником. За ним, энергичным и лёгким, отделившись от скамеек и стен, с шорохом потянулись три бабульки. Свечница положила несколько записок, вышел батюшка – и молебен начался.
Всё непривычно, всё по-другому… И голос священника, и интонации, и торопливо, словно из кармана, выхваченное дьяконом «Господи, помилуй»… И всё-таки – немного легче. Всё-таки – снова шевелится зародыш надежды, что всё действительно будет хорошо. Даже у неё, у Ольги…
Вот уже монотонно, негромко читают поданные ею и старушками записки, перечисляют имена близких, дорогих людей: мамы, папы, брата, сестры, прочей родни, её самой, её любимого…
- Анастасии, Сергия, Алексия, Марии, Надежды, Виктора, Константина, Ольги, Владимира…
Шуршание, пауза – и новый листок, и снова вязка на спицах двух голосов: монотонного у батюшки, напевного у дьякона. Много записок, гораздо больше, чем показалось – священник вынес их из алтаря прямо в молитвослове. И в каждой – имена, имена, имена чьих-то близких, дорогих, любимых людей… А для Бога ведь – все близкие, все дорогие, все любимые! Абсолютно все… И она, Ольга, ведь тоже!
Бабушки крестились, трогательно попискивали не в лад: «Господи, помилуй», плыл волнами дым из кадила, и качались на этих волнах мягкие округлые поплавки имён – искорки в бескрайнем океане Божьего мира…
- Олега, Любови, Святослава, Елены, болящей Феклы; Александра, Елисаветы, Романа, Владимира…
И она неожиданно улыбнулась, провела ладонью по щеке. Ощутила зримо, полновесно, ясно: Господь слышит её молитву. Он знает всё, Он всё исправит и излечит Своей любовью. Выше человеческих сил креста не даётся – да и жизни совсем без радостей тоже не бывает.
Как тёплая рука, как ответ прямо с небес: не унывай, Ольга! Молись, верь и знай: теперь всё в самом деле будет хорошо. Даже не сомневайся.

* * *

- Ставим! – громко выкрикнул Вольга и вскинул руки в условном жесте.
- Меч Возмездия, рази!.. – нестройный вначале, монолитный в последних слогах хор из шести голосов распорол воздух – и тут же ввысь взметнулся мощный столб света, перемешавшись со струёй раскалённого воздуха. Аксель почувствовала жжение в груди; оно разрослось, достигло шеи, плеч, бёдер – и перешло в ужасную, неистовую боль. Она закричала, но крик не принёс облегчения. Горячий воздух трепал рукава блузки и волосы, бил снизу по подбородку. Боль всё росла; Аксель закричала снова. Но в этот раз даже не услышала собственного крика: голова наполнилась шумом, звоном, гулом; перед глазами всё смешалось, поплыло кругами, и медленно поднялся откуда-то снизу плотный серебряный шар в сверкающих прожилках. Всё, конец. Больше она не может удерживать ускользающее сознание, больше не в силах контролировать тело, ставшее вдруг таким невыносимо тяжёлым.
«Господи, прости за всё, в чём я была не права! Я хочу спасти этот мир. Свою Родину. Свою Землю… Господи, прими мою душу. И не дай Чёрным победить в этом бою!.. Пожалуйста! Я прошу, Господи…»
Её резко отбросило прочь. Повалившись на ледяной каменный пол, перевернулась на бок, увидела: внутри светящегося столба появился другой, поярче и поуже, и в него по очереди влились разноцветные сияющие искры. А там, дальше, уткнулся в красное небо тёмный, почти чёрный столб. Это Пустота… Неужели они всё-таки опоздали?! Да нет же, нет, не может быть!.. Как больно смотреть… Больно дышать… И думать… Она всё ещё жива! Зачем?.. Какое мучение!.. Как больно!.. Как больно…
Вобрав в себя все шесть искр, сердцевина светлого столба засияла молочно-белым светом, потом вспыхнула на мгновение и начала переливаться всеми цветами радуги. Внешний слой погас, и стало видно: из сложенной силы получился огромный, фантастической длины меч, висящий над землёй острием вверх; его золотая рукоять была на высоте метра. Совсем близко, освещённый исходящим от клинка сиянием, стоял Вольга; лицо его было совершенно белым, бескровным. Душа покинула временное жилище, оставив телу лишь прощальный подарок: способность напоследок взмахнуть гигантским светящимся мечом, выкованным из шести человеческих жизней.
Вольга, не меняя бесстрастного выражения лица, крепко сжал рукоять, легко повёл меч в сторону, поднял над головой – и резким, чётким движением перерубил клубящийся поодаль чёрный столб Пустоты.
Раздался нечеловеческий крик – остро полоснул по разорванной душе, по разрезанному телу. Забился, захрипел – и смолк. Лезвие меча поплыло вверх, как возвращается на место наклонённый волной поплавок; Вольга разжал руки, рухнул навзничь на чёрный пол – и затих, подняв к потолку русую бороду.
Аксель дёрнулась, сжала пальцы. Она жива! Всё ещё жива… Но нет сил ни повернуться, ни крикнуть, узнать – может, жив кто-то ещё?.. Но ведь уже всё, Пустота рассечена, рассеяна, её не будет больше! Почему не возвращается день?.. Или открытую Пустоту действительно невозможно остановить никакими силами и средствами?..
Во всяком случае, они сделали всё, что было в их силах. И так наивно верили, что добро всё же победит! При всей его внешней ранимости, хрупкости и слабости…
Что ж, они не струсили, и прошли весь путь до конца.
…Но если ничего не происходит, и переливающийся Меч всё так же висит в пространстве, освещая битое стекло и бетонную стену живым, торжественным светом – не значит ли это, что ещё не конец?..
Только бы не потерять сознание от боли!.. Только бы понять, что делать дальше, только бы сориентироваться, успеть, а главное – суметь!..
В этот же миг какая-то сила подняла Алису, окутав тёплым коконом, и поставила на ноги. Боль стихла, мысли обрели утерянную ясность. Сфокусировав взгляд, с удивлением увидела перед собой незнакомого человека: не очень высокого, средних лет, с тёмной короткой бородой. Он был облачён в доспех древнерусского витязя, похожий на доспех Вольги, но шлем был бронзового оттенка, с защитой для носа, напоминающей плоский наконечник стрелы.
Откуда он взялся?! Кто он – друг или враг?.. Чего хочет?..
И вдруг осенило. Ну конечно, ведь Вольга говорил… Господи, но почему же так поздно?!
С трудом разомкнув губы, она прошептала:
- Ты… восьмая искра?..
Воин оборвал её, быстро помотал головой:
- Это неважно. Потом! Стой, держись на ногах! Ты можешь. Не бойся!
Она не боялась: наоборот, сразу же почувствовала, что в самом деле может стоять – твёрдо, на обеих ногах. Зрение вернулось; стало идеальным, острым. Там, где только что высился чёрный столб Пустоты, медленно рассеивался густой дым: тёмный, тяжёлый. Источником его было обугленное, скрюченное тело – всё, что осталось от искры, которая не желала отдавать свою силу лысому человеку. Правее останков висела в воздухе последняя оставшаяся Чёрная искра. И к ней неторопливой, неслышной походкой двигался тот самый низкорослый человек.
Так значит, это не он пытался открыть Пустоту, а та женщина!.. Слава Богу, они успели её остановить… Но уничтожена всего одна Чёрная искра. Остальные семь живы. Меч Возмездия был выкован из шести Светлых – и если этот дьявол во плоти поглотит оставшуюся Чёрную, перевес окажется на его стороне.
- Алиса!
Она обернулась: рядом стоял Роман. На лбу, над правой бровью, темнело пятно; кровь стекала к виску, сочилась из ссадины на скуле. Дыхание – тяжёлое, неровное – толчками выходило из груди. Не удержавшись, она схватила его за руку:
- Раптор!.. Ты жив!..
Он коротко вскрикнул в ответ, и Аксель, охнув, отдёрнула руку. Роман задавил крик, сжал его в горле до негромкого стона, поспешно заверил:
- Всё в порядке…
К ним подошли Володя и Лена: растерянные, бледные, израненные, и молча уставились на чернобородого незнакомца. Володька открыл рот, вдохнул – но витязь и его остановил решительным жестом:
- Не сейчас! Потом все вопросы, а сейчас – действуйте!
- Как? – тихо, отчаянием, спросила Ленка.
- Как только я отдам Мечу свою силу… - начал богатырь, но в этот миг лысый человечек ухватил руками седьмую Чёрную искру, вздёрнул подбородок – и увидел своими бельмами незнакомца в доспехах. Ещё доля секунды – и тугая струя красноватого огня вылетела из ладони врага. Алиса вздрогнула, сдавленно вскрикнула – но молния, прострелив богатыря насквозь, потухла, а тот остался целым и невредимым.
- Нет… Не-ет! – человечек пришёл в бешенство; подпрыгнул, выпустил искру из жадных рук:
- Не-ет!! Ты же подох! Подох!.. Давно подох! Гораздо раньше!.. Мы же… Мы ждали! Мы всё рассчитали!
Чернобородый улыбнулся:
- Не всё.
С этими словами он повернулся к мерцающему клинку. Из груди его вышла ослепительная искра – прозрачная, нестерпимо сверкающая острыми иглами лучей – и влилась в магический Меч. Тело витязя стало бледнеть, таять на глазах, как тает радуга на сизом облаке – и растворилось совсем.
Ленка, Володя, Роман и Алиса молча шагнули к Мечу. Их противник запрокинул лысую голову, выпил последнюю, седьмую Чёрную искру, и расхохотался:
- Теперь весь мир станет моим! Вся Земля, и вся Вселенная в придачу! Ты слышишь, Сатана, мой повелитель?! Кончено! Кончено владычество безумного, ненавистного бога! Земля моя! А вы, - он повернул перекошенное потное лицо, - вы, опарыши, даже не мечтайте остановить меня!
- Ерунда, - хрипло прошептал Роман. – Не слушайте, он просто пугает! Мы сумеем. Скорее, берём Меч!
- Да ничего вы не сумеете! – громко ответил Михаил.
Они с ужасом увидели, как он увеличивается в размерах, как темнеет, приобретая красно-коричневый, глиняный оттенок, его кожа, как вырастают на руках грязные загнутые когти. На их глазах человек превращался в демона: семь искр, слившись в одну, породили безжалостную стихию, сконцентрированную Ненависть. Лязгнув зубами, дьявол сделал шаг вперёд – и с тела упали куски разорвавшейся одежды, рассыпались туфли, разрезанные толстыми когтями задних лап… А они стояли в нескольких метрах от него, огромного, страшного – и не могли даже перевоплотиться!.. Искры их, слитые воедино, трепетали в светлом клинке.
- Козявки! – с наслаждением выдавив долгое «з», произнёс демон. – Умрите!
Он взмахнул рукой – и гибкий хлыст огня рассёк воздух. Он был так обманчиво далёк, что Алиса сперва даже не испугалась. А когда испугалась, было уже слишком поздно: увернуться от огненного хлыста не успел бы даже самый быстрый и ловкий спортсмен на свете.
Она успела только закричать и зажмуриться от ужаса – и тут же рухнула на ледяной пол, пребольно стукнувшись раненым плечом. В спине и в боку разрасталось жжение: должно быть, оружие врага перерубило её пополам, просто пока этот сигнал ещё не дошёл до мозга… Шевелиться невозможно: она придавлена к чёрному мрамору так, что не вздохнуть. Ещё немного – и хрустнут рёбра; в голове – боль, туман и гул, и проникающий во все нейроны кошмарный сатанинский хохот.
Но она ещё жива!..
Алиса через силу открыла глаза: взгляд ткнулся в чужую израненную руку, в тёмный, влажный рукав. Там, дальше, за ним, распластанные по полу, лежали Ленка и Володька. Оба, кажется, ещё живы – но, как и она, смертельно ранены…
Повернула голову, приподняла – и догадалась, отчего так трудно, отчего не вздохнуть: сверху, прижав её к холодному полу, закрыв собою от удара, лежал Роман. Неподвижный, тяжёлый, в промокшей от крови рассечённой одежде. Голова его прижималась к Алисиной щеке – теперь, когда она нашла в себе силы пошевелиться – ещё сильнее, ещё безнадёжнее.
Хохот Чёрной искры стих – должно быть, новоявленный дьявол готовился к открытию всепоглощающей, необратимой Пустоты. Совсем рядом, нежно мерцая, плавал в пространстве Меч Возмездия, совершенно бесполезный, напрасно отобравший силу семи Светлых искр, напрасно передавший их Хранителей в худые ледяные руки смерти. Слёзы подкатили к горлу Алисы, полились горячими струйками по вискам, упали в волосы. Всё кончено теперь, это ясно.
Светлые проиграли битву.
Но она, наверное, ещё успеет чуть сильнее повернуть голову и на прощание – вечное прощание! – поцеловать в щёку своего рыцаря Тёмно-Синей искры…
Раздался оглушительный звон разбитого стекла; Алиса вздрогнула, повернула голову – и увидела, что тёмное окно слева лопнуло, и прямо на подоконнике, охваченная волнами ворвавшегося ветра, стоит молодая женщина в белом, до колен, платье, в белых туфлях с закруглёнными носками. Лицо ангельской красоты, мягкие линии тела, ладони, прижатые к груди… Боже мой, Боже мой, где она могла видеть раньше эту картину?..
Женщина спрыгнула с подоконника и подбежала к Мечу Возмездия. Алиса дёрнулась, упёрлась ладонью в пол, попыталась приподняться – не вышло. Но тут еле разбираемый шёпот заставил сердце подпрыгнуть и заколотиться изо всех сил:
- Что ты ёрзаешь?! Сбрось меня и живо вставай!..
Она не знала, откуда взялись силы в слабом, истерзанном человеческом теле – словно одно осознание того, что Раптор жив, залечило все раны. Она послушалась его слов: не стесняясь, столкнула с себя и поднялась во весь рост. Женщина в белом протянула руки вперёд и раскрыла ладони: в глаза Алисе ударил яркий блеск изумрудных лучей. Зелёная искра!..
Сияющий драгоценный шар выплыл из рук незнакомки и мягко вошёл в лезвие Меча.
- А-а!!! – заорал демон, заметив, как ярко вспыхнуло оружие Светлых, приняв недостающую искру.
Уродливая рука чудовища дёрнулась, чтобы стегнуть пространство новым огненным хлыстом – но так и застыла на полдороге. Незнакомка в платье повернулась, неторопливо произнесла:
- Да-да, не дёргайся. Ты думал, Господь не отпустит меня… А Он отпустил. Потому что это Его мир, и он создан для любви. Чёрным искрам здесь делать нечего. Сколько раз вы пытались победить Свет, вспомни! Не удавалось. Не выйдет и теперь!
- Проклинаю тебя! Ненавижу! – он кричал так, что кровь залила выпученные бельма; но пошевелиться не мог. – На моей стороне сам Сатана! Он… он обещал!!
- Наивный, - вздохнула девушка. – Он получил твою душу, он её погубил. А больше ему ничего не нужно. Он не в силах противостоять Свету, и отлично знает об этом. А ты поверил. А ты попался…Жаль, теперь уже слишком поздно что-либо менять.
- Ты лжёшь! Он обещал! Он придёт! Он раздавит вас, как тараканов!
Она спокойно покачала головой:
- Не раздавит! С нами – Сам Господь. С нами – силы небесные. С нами – сила Креста! На нашей стороне Истина, и НАМ решать судьбу этой Земли!
Повернувшись к Алисе, легонько кивнула и улыбнулась.
- Нет!.. Нет!! – дико кричал демон; изо рта лилась слюна, перемешанная с чёрной кровью. Облик его был ужасен до холода между лопаток, но Алиса уже не боялась ничего. На мгновение задержав дыхание, она перекрестилась – и обеими руками ухватилась за рукоятку Меча.
Волна горячего воздуха обласкала руки, лицо и плечи, и Алиса вдруг, в одно мгновение, почувствовала в себе силу всех восьми искр. Непреклонность Золотой, отвагу Пурпурной, доброту Зелёной, чистоту Бриллиантовой, возвышенность Голубой, мощь Тёмно-синей, жертвенность Красной… Но особенно остро вспыхнула в ней любовь – любовь, заложенная в её собственной, Серебряной искре. Любовь к своей большой Родине – Земле, на которой ей довелось родиться и жить, любовь к людям, населяющим эту добрую и щедрую планету. Любовь к тем, кто ей дорог, любовь к животным и птицам, ко всякой букашке, ко всякому цветку… И – самая большая, самая светлая, самая детская и искренняя любовь во Вселенной – любовь к Господу. Такая, от которой слёзы счастья сами текут по щекам, такая, с которой возможно всё и всё преодолимо. Такая, которую невозможно ни представить, ни объяснить – самая верная, самая сильная, самая настоящая!
И Алиса не одна. И не её руки сейчас сжимают золотую рукоять – вместе с земной девушкой держат волшебный Меч все светлые души, все бесплотные силы небесные, все те, ради кого горстка отважных воинов вступила в неравный бой.
Она подняла Меч над головой и замахнулась; демон заверещал безумным, звериным криком…
- Во имя Отца… - взлетело по клинку - …и Сына… - обняло потолок - …и Святаго Духа… - затрещали, зашатались стены; и Алиса, выдохнув созревшее в груди «Аминь!..», вложив все оставшиеся в теле силы, опустила сверкающий Меч на безобразную голову исступлённо орущей Чёрной искры.


Продолжение следует...

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество

---

Продолжение романа

Нам снова выпал бой

(Поскольку позавчера вешал подряд два поста, и, возможно, не все увидели второй - на всякий случай напоминаю, что 36-я и 37-я главы ("При дверях", "Зеркальность" ) были вывешены под комиксом два дня назад, согласно расписанию.)

Глава 38
Игра


Хегэт испугалась жутко, смертельно, до спазмов в горле, до дрожи в задних лапах. Двинуться она не могла: чем больше пыталась освободиться, тем прочнее прирастала к гигантской липкой паутине. Держалась до последнего, но всё-таки не сумела: когда справа, на одной из верхних нитей, показалась лапа, а затем и голова паукообразного монстра, закричала от страха, расплакалась… И, как всегда, перевоплотилась в тёплого, слабого человечка, намертво приклеенного к паутине. Дёргаясь в упругих нитях, с отчаянием думала о том, что мерзкий паук даже не дал ей времени сориентироваться, как быть. Да и вообще, едва она попала в ловушку, сразу появилось предчувствие, что вот-вот появится её хозяин. И он появился – мохнатый, чудовищный, с плотоядно горящими глазами… Два глаза, как у животных; хотя у пауков их, кажется, должно быть гораздо больше… Если бы их было восемь, его голова выглядела бы куда омерзительнее.
Нервная, полуслучайная мысль – но к ужасу своему Ленка увидела, как на лбу ползущего к ней чудовища вырастают, прорывая голову, другие глаза, глядящие с такой же ненавистью. Два, и четыре, и шесть – и вот в сумме их уже восемь, и все они уставились на маленькую, беспомощную Ленку.
- Я – Зависимость! – выпустив изо рта нитку вязкой коричневой слюны, проскрежетало чудище. – Людишки зовут меня по-разному. Обжорство, пьянство, наркомания… Но это неважно! Главное – ты моя, главное – я и есть твоя истинная сущность! Сейчас, сейчас, я выпью твою кровь, высосу её всю… И волью в тебя яд! Первосортный, отличный яд… Прямо в твои сосуды… Прямо тебе под кожу… Не дрыгайся, глупая, и не кричи! Судьбы не избежать! Да и незачем тебе оставаться в живых, уж поверь мне. Ты ведь не знаешь, что тебя ждёт, а я отлично знаю. Твоя мать – не жилец, очень скоро она умрёт. А за ней умрёт и бабка, и ты останешься одна. Одна, одна, совсем одна на этом свете! Учёбу бросишь, а чтоб сохранить жильё, пойдёшь на панель… А потом – начнёшь спиваться, спиваться… Да, спиваться!..
Его голос вспахивал слух и сознание, зомбировал, пугал… Отвернув голову, насколько могла, Ленка отчаянно пискнула:
- Нет! Неправда!.. – но враг лишь сладострастно рассмеялся, неторопливо подползая всё ближе и ближе.
- Правда, деточка, ещё какая правда! Подумай как следует, зачем тебе оставаться в живых? Что за смысл в такой жизни? Одна, одна, совсем одна! Никто не поможет… Никто не пожалеет…
А то она не думала об этом, когда заболела мама! А то не говорила с Вольгой на эту тему! Враг лжёт. Он лжёт сейчас, чтобы её запугать. Она никогда не останется одна! Да, пусть она не верит в Бога так, как Сашка или Вольга – но, что бы ни случилось, Господь рядом. Он поддержит её. И это совершенно точно.
Паук подобрался на расстояние нескольких метров. Ленка согнулась – не из желания освободиться любой ценой, а скорее от страха, но одна из нитей паутины вдруг дала слабину и разорвалась. А она даже не дёргала! Так, коснулась пальцами…
И тут Ленку осенило. Ведь Красная искра по-прежнему в ней, а это значит – пусть она не в строю, но побочный эффект сохраняется всё так же! Конечно, одно дело – обжечь ногтем капроновую ленточку, и совсем другое – перерубить крепкие, похожие на стропы верёвки… Но это был шанс на спасение, настоящий, не иллюзорный! И Ленка вцепилась в него. Откуда-то пришла уверенность, вернулись силы. Действовать! Скорее!
Паук долго не мог догадаться, что вытворяет жертва. А когда догадался, Ленка уже успела освободить обе руки и вскинуть их, чтобы перерезать липкие верёвки над головой. Чудище зашипело, рванулось вперёд – Ленка, вскрикнув, мазнула рукой по гадкой восьмиглазой морде. Запахло палёным, монстр отскочил и с рёвом замотал головой. Перерубив нити над макушкой, Ленка потеряла равновесие и рухнула вперёд, ободрала колени и локти о необычайно острые мелкие камни. Ойкнула, торопливо извернулась; яростно дёргала паутину, вытаскивая ноги. Опомнившись, враг напал снова: вскинул передние лапы, щёлкнул крупными, совсем не паучьими зубами… Теперь Ленка прицелилась прямо в один из моргающих углей на лбу чудовища. Ткнула и попала, но на этот раз монстр опередил: лапа, заканчивающаяся тонким, изогнутым когтем, стегнула её по плечу. Рассекла одежду и кожу на лопатке, вонзилась, распорола… Ленка громко закричала, рванулась – горячие капли полетели на шею, на щёку, на открытую раковину уха. Она не сразу догадалась, откуда они взялись, и почему вдруг стала мокрой кофта на спине. Отскочив от паука, попыталась убежать – но бежать было некуда: со всех сторон высились неприступные скалы, а там, где в проёме мерещился манящий лес, была натянута зловещая паутина.
- Боишься, боишшшься! – шипело чудовище, грузно сползая с разорванной сети.
- А вот и не боюсь! – нахально крикнула Ленка, морщась от боли. – Пошёл на фиг!
Она отбежала к противоположной скале, чтобы перевоплотиться и сражаться с пауком на равных. И уже хватанула воздух, чтобы крикнуть «Эген-дэ!» и в одно мгновение стать огнедышащим драконом. Но в этот миг паук, содрогнувшись всем телом, подскочил – и из омерзительного брюшка вылетел белый ошмёток паутины. Ударил прямо в лицо, залепил ей рот, подбородок и щёку. Так, что даже охнуть не удалось – лишь замычать, широко открыв глаза от ужаса. Ленка ещё успела подумать, что нужно как можно скорее отбросить паутину, но тут же ощутила, как клейкий шлепок всасывается, прирастая к коже. Снять его пальцами уже не получится. Пытаться отодрать, используя побочный эффект – это сжечь себе всё лицо!..
О Боже… Вот теперь всё действительно очень плохо! А главное – никто из ребят не придёт на помощь! Это её поединок, только её…
- Ты в ловушке, глупый жучок!..
Ловушка… Но ведь вверху – открытое небо! Что, если попытаться полезть по скале? Ведь когда-нибудь же она кончится! Вылезти наверх, попытаться хотя бы частично очистить губы от паутины, перевоплотиться…
Она задрала голову вверх – скалы казались непомерно высокими. Едва ли она успеет добраться до края раньше, чем её настигнет проклятое восьмиглазое чудовище. Едва ли она сумеет подняться даже на сантиметр в этих босоножках на платформе. Скинуть уже не успеет… Но вверх – это последний шанс; надо хотя бы попытаться!
Но тут, словно ниоткуда, свалилось сосущее, ледяное предчувствие: сейчас, когда она полезет, из последних сил цепляясь за кривые острые выступы, ловушка захлопнется. Сверху, с дразняще открытого неба, свалится тяжёлая, безнадёжно огромная крышка.
И едва эта мысль пронеслась в голове, свет померк: каменный стакан, в котором оказалась Ленка, накрыла сверху гигантская гранитная плита. В наступившем мраке Ленка никак не могла определить, остановилась она или всё ещё опускается. Всем её существом завладела паника, и в голове ярко, пульсирующе запылало: если плита – часть ловушки, она непременно будет опускаться всё ниже и ниже, ниже и ниже – и под конец раздавит её.
Ленка ещё не успела как следует ужаснуться своей догадке – а сверху уже посыпались камни, и тяжеленная плита стала неумолимо ползти вниз, круша и дробя на своём пути мелкие выступы окружающих скал.
Ленка замычала, лихорадочно пытаясь в густеющей тьме нащупать взглядом расщелину, пещеру или нишу, где можно было бы спрятаться. Паук гадко хохотал, медленно пятясь к своей паутине, покачивая жирным волосатым брюшком. Ой, нет, нет! Сейчас он вновь подпрыгнет, извернётся и плюнет в неё клейкой нитью; прилепит к голой скале, будто скотчем… Нет! Не надо!
Но монстр уже напрягся, дрыгнул брюшком – и мычащая, бьющаяся Ленка в одно мгновение оказалась прижата к неровному камню крепким, душащим куском паутины.
…Неужели это всё, и бой проигран? Неужели ничего нельзя изменить?
Господи, но что же было не так?.. Ведь она боролась! Она сражалась изо всех сил! Она не виновата, что всё самое плохое, что только могло случиться, действительно случилось!
И тут – как удар по носу белоснежным крылом пролетевшего мимо ангела – вспыхнуло: прежде, чем что-либо случалось, ты думала, что именно это непременно произойдёт.
- М! – вскрикнула Ленка. И это означало: «Ах, вот оно что!»
Всю эту ловушку она выстроила себе сама. А значит, сможет её и разрушить!
«Значит, так! – бойко скомандовала Ленка. Говорить вслух она не могла, и строго говорила сама с собой, в душе. – Крышка сейчас натолкнётся на слишком выпирающие камни и остановится, а потом разломится и кусками упадёт вниз, не задев меня. Паук отскочит и прилипнет к собственной паутине! А я спокойно разрежу эту, и…»
Гранитная плита застопорилась и накренилась; задрожав, раскололась и рухнула вниз. Монстр, отпрыгнув, в самом деле повис в натянутых толстых нитях. Ленка сосредоточенно стала пилить раскалёнными кончиками пальцев кусок паутины, прижимавший её к скале.
- Тебе не победить! Слабачка! Дура! Трусиха! – визгливо скрежетал паук. Но Ленка отлично усвоила преподанный битвой урок и больше не слушала того, что нашёптывал враг.
Вот заткнуть бы его, оглоушить чем-нибудь… Как жаль, что спеть «Христос воскресе из мертвых» она пока не может!..
Но зато… Зато она запросто может что-нибудь сыграть!
Эта идея так понравилась Ленке, что она заулыбалась сквозь паутину, заклеившую рот – и крепко поверила в то, что в самом деле сумеет это сделать.
«Значит, так… Немедленно сюда – пианино, табурет и ноты. Ха, впрочем, обойдёмся и без нот!»
Из скалы, что возвышалась справа, со скрипом выдвинулся кусок, приобрёл теплоту деревянной поверхности, видоизменился – и вот уже перед осмелевшей Ленкой оказался великолепный, чуть потемневший от времени инструмент, и материализовалась рядом круглая, на винте, табуретка. Один в один как её любимая, самая удобная, которая в двадцать втором кабинете!
Ленка подскочила к пианино; игнорируя резь в спине от свежей раны, откинула крышку и села. Привычно нащупала правой ногой педаль… Ох, ёлки-палки, опять эти босоножки на платформе!..
Так, ладно, спокойно, это не экзамен! Сорвётся нога, соскользнёт с педали гладкая неудобная подошва – ничего, поставим снова! Главное – сыграть!
А ещё важно – как бы отвратительно она ни сыграла сейчас, это обязательно должны услышать все Светлые искры. Услышать, чтобы узнать: она жива, она сражается, она изо всех сил верит в то, что они победят!
Ленка вдохнула – и, не чувствуя, как стекает по спине кровь из рваной раны, опустила на клавиши побелевшие пальцы. Она играла, не замечая, как корчится позади монстр, давясь своей же паутиной, как рушатся скалы и раздаётся вширь горизонт, не осознавая, как сама собой тает липкая нашлёпка, закрывающая рот. Этот аккомпанемент она знала с детства, она могла бы сыграть его с закрытыми глазами! Ерунда, что руки у неё почти не «дышат», что от волнения она путает пальцы и норовит то и дело всадить вместо терции кварту в самых неожиданных местах – но музыка живёт, музыка льётся, говорит, поёт!
Вкладывая всю ненависть к врагу, на которую только была способна, и одновременно с этим всю любовь к тем звукам, что способно издавать пианино, Ленка играла на волшебном инструменте «День Победы». И не догадывалась о том, насколько громко, насколько сочно рвутся ввысь ожившие ноты – и насколько хорошо слышен её блистательный бой другим сражающимся искрам.



Глава 39
Последний этаж


- Ну, ударь меня! Давай, ударь!
Чёрный и белый роботы кружились по залу в замедленном, больном танце. Переступали механическими ногами, не спуская друг с друга немигающего взгляда датчиков-глаз. И Аксель уже подозревала, что всего-навсего бессильно тянет время. Блуд тоже это понимала – и ждала. Копировала все её движения, улыбаясь злой, торжествующей улыбкой, подначивала свою жертву и оскорбляла.
Именно в этот момент в окна мрачного зала ворвались торжествующие звуки фортепьяно. И Аксель, решившись, сделала выпад – и поранила соперницу, задев вскользь по блестящему бедру, и сама получила точно такую же царапину.
Но это не было глупостью: было проверкой. «Она боится боли… Боится точно так же, как я. Хотя ей нравится наносить раны другим. Но, коль уж она моё зеркало… Кажется, я догадалась, как выбить её из колеи!»
Аксель взмахнула кинжалом – и резко опустила его туда, где на бедре располагался потайной карман – длинная полость, напоминающая узкий пенал. Вонзила одним движением, всадила по самую рукоять – и услышала, как зло и жалобно вскрикнула её двойница, проделывая то же самое. Не от боли – боли не было, да и быть не могло! – а от страха, что она всё-таки будет.
«Пожертвовать собой, - с наслаждением подумала Аксель, почти физически ощущая, как, возвращаясь, крепнет и наполняет душу надежда. – Жертва во имя жизни кого-то другого, во имя победы, во имя любви к этому миру… Вот что для тебя – пустой звук, вот что ты не сумеешь отразить в своём кривом зеркале! Ну, получай!..»
И она, размахнувшись, вогнала острие себе в бедро – в самую гущу плат и микросхем, ниже и левее кармана. Сжала зубы, чтоб не кричать – и услышала громкий, противный крик врага. И, пока он летел вверх, пьяно ударяясь о зеркала и стёкла, отпустила рукоять ножа, откинула крышку на предплечье – и почти в упор расстреляла противницу из огнемёта. Двойница не успела даже повторить движение её руки, как упала навзничь с развороченной грудью, с кинжалом, воткнутым в чёрное, отливающее разлитым бензином, бедро – и тут же растворилась в воздухе, словно объёмная голограмма.
Звук пианино замер – песня оборвалась, словно кто-то резко захлопнул крышку. Аксель стала озираться: как же выйти из этого зала? Да, она победила – но теперь, кажется, нужно бежать и срочно спасать Хегэт!
С визгливым, злым звоном полопались зеркала; стена, на которой они крепились, рухнула – Аксель едва успела отскочить к окну, чтобы не оказаться раздавленной. А Вольга говорил, что, убив Чёрную искру, они на сорок секунд потеряют способность двигаться… Слава Богу, он ошибался!
Оглянувшись по сторонам, держа наизготовку оружие, Аксель полезла в образовавшийся пролом. Движения давались с заметным трудом: всё-таки она была серьёзно ранена. И, чем больше запрещала себе думать об этом, тем яснее чувствовала, как больно теперь шевелиться.
Осела пыль – и пространство залил красноватый свет. Аксель подняла голову: так и есть, потолок тоже исчез. Вместо него – зловещие тучи, неровно залитые багрянцем.
- Аксель! Марсель! Демар!
Это был голос Вольги. Мгновение спустя она увидела его самого: в разодранном плаще, без шишака, в кольчуге, забрызганной кровью. Он упрямо шёл, сжимая палицу, чуть пошатываясь, с трудом переступая через остатки упавших стен – наискось, туда, где меж двух изъеденных пулями колонн мерцал голубоватый призрак широкой лестницы. Пространство вокруг было абсурдно: болезненная смесь богатых, вычурно украшенных залов с густым лесом, голыми утёсами и сумасшедшим, красным небом. Именно в это небо уходила, перепрыгивая сперва через поваленные стволы, затем через кроны деревьев, пологая бетонная лестница, к которой стремился Вольга.
- Ребята, скорее! Бегом!
Аксель повиновалась, насколько смогла; перелезла через ещё один бесформенный завал, преградивший путь, и быстро зашагала вслед за Вольгой. Знать бы, чем вызвана такая спешка… Стараясь сохранить на лице спокойное выражение, вертела головой по сторонам: все ли друзья живы? Все ли вышли победителями из схватки с Чёрной искрой?..
Кажется, да! Все семеро здесь, все живы и относительно целы… Измотаны, измучены, изранены, но – это победа! Какое счастье… Зачем же тогда Вольга так просит поторопиться?
Ах, как хотелось верить: да, счастье! Да, победили… Но внутренний голос шептал, забившись в дальний угол сознания: ты что-то упустила из виду. Слишком легко! Слишком просто!.. А значит, это ещё не конец…
- Бегом! За мной! – крикнул Вольга. – Ещё восьмая! Мы должны успеть погасить и её!
О Боже! Ну конечно! Она совсем забыла!..
И, наверное, забыла не она одна…
Её плеча – правого, здорового – легонько коснулась рука, затянутая в перчатку полосатой шкуры, с длинными когтями:
- Ты как, в порядке?
Она вскинула голову: его голос, его взгляд… Что ещё должно случиться сегодня? Одному Богу известно; а как хочется остаться в живых в спасённом, обновлённом мире, чтобы наконец обнять в человеческом обличье его, самого лучшего, самого любимого мужчину на земле…
- Ой, Раптор… В целом – в порядке… Более – менее.
- Ну, держись. Терпи. Ещё не всё.
Она собралась ответить: да, знаю, ещё бы – но её опередили. Громкий голос, разлившись под мясистыми облаками, явственно, цинично произнёс:
- Не надо так бежать, козявки. Никто уже никуда не опоздает. Я специально забронировал лучшие места в партере для тех, кто оказал мне столь неоценимую услугу! Вы непременно, обязательно должны насладиться церемонией открытия Чёрной Пустоты!
Толчок – и почва снова резко ушла из-под ног. Аксель вскрикнула, падая в безразмерный колодец с красным вспученным дном. Что это? Облака?.. Лава?..
Мозг отказывался воспринимать происходящее. Не то что всерьёз – вообще. Когда же на этот раз закончится больной полёт вверх тормашками? Уж скорее бы упасть, в самом деле, прижаться всем телом к холодному камню, хоть на миг обрести иллюзию покоя и тишины…
Но на этот раз она не упала. Какая-то сила перевернула её вертикально, головой вверх, придавила спиной к неровной бетонной стене. По груди и рукам пребольно стегнули тяжёлые чугунные цепи – и намертво вросли в стену. Она рванулась – дохлый номер. Повернула голову: слева от неё в той же позе оказался распят Раптор, справа – все остальные. Она слышала, как, скрежеща чешуёй по холодной поверхности, извивается Хегэт, как, глухо рыча, отчаянно бьётся Марсель, видела пригвождённого Вольгу, вздёрнутые шасси Иеракса… Должно быть, с краю, за самолётом, подвешен и Демар – но его отсюда не видно, сколько ни тяни шею, как ни изгибайся.
Напротив стены, к которой они оказались прикованы, сколько хватало взгляда, было вертикальное стекло, прозрачное, бесконечное до абсолюта. А там, за стеклом, по площадке, выложенной чёрным мрамором, прохаживался невысокий человек. Самый обычный человек: деловой костюм, вычищенные туфли, часы на запястье; обширная лысина и ничем не примечательные черты лица. Но вот, прекратив движение, он поднял глаза – и внутри у Аксель замерло, заискрило и даже, казалось, заржавело всё, что могло: настолько силён оказался поток ледяного концентрата ненависти, исторгаемый бельмами этих чудовищных глаз.
Позади – там, в глубине, за стеклом – на голом полу лежали в корявых, уродливых позах окровавленные тела. Семь человеческих трупов напротив семи Воинов Светлых искр, семь убитых ими врагов. В том, что они мертвы, не оставалось сомнения: они лежали слишком неестественно, слишком неподвижно. А над каждым из них, издалека похожие на толкущихся мошек, колебались короткие лучи. Приглядевшись, Аксель с ужасом поняла: это парят в невесомости Чёрные искры.
Они не уничтожены!
- Ну что ж, - не пряча глумливой улыбки, негромко произнёс лысый человек. – Игра окончена. Вы прошли все уровни. Вы молодцы. И вы не нужны мне больше. Оставшийся уровень – мой. Полагаю, это будет здорово. Но с моей стороны было бы некрасиво не выразить благодарность за столь выдающуюся работу. Сами понимаете, выковыривать искры из всяких ублюдков – занятие грязное и неблагодарное. А вы – чистые ювелиры! Извлекли их все. Все семь… Ни одной не раздавили. Ах, какие это были чудесные поединки! Впрочем, я с вами заболтался... Я даже не желаю вам смерти, ибо это бессмысленно. Я сам принесу её – и вам, и всей этой дурацкой лаборатории размером с планету. О, как же долго я мечтал об этом!
Он захохотал и потёр руки, повернулся спиной к стеклу и медленно двинулся к убитым. Ещё дальше, за мертвецами, у противоположной стены располагался высокий чёрный трон, над которым злобно горел громадный круг, разбитый на восемь секторов. Восемь корон полыхали на нём разными оттенками пламени, отражаясь матовыми бликами в лужах крови на полу. Было тихо – лишь мерно стучали шаги лысого человечка. Он остановился напротив Раптора, у крайнего трупа – мужчины в коричневом свитере. Равнодушно взглянул, подошёл сбоку и ткнул башмаком в окровавленную голову со слипшимися чёрными волосами. Голова эта, заставив Аксель невольно вздрогнуть, легко покатилась прочь от полученного пинка.
- Восхитительно, – человечек вновь потёр руки, - отсюда и начнём…
Он ловким движением коротких рук поймал висящую над телом Чёрную искру, сжал с двух сторон и поднял над головой. Из круга на стене вылетел разряд молнии, ударил в кончики его пальцев – и Чёрная искра слепящей струёй стекла по его рукам, закапала на запрокинутое лицо… Дьявольский хохот вырвался из его глотки; сегмент на диске погас, слившись с вечной ночью – а верхняя, кроваво-красная, корона вспыхнула злее, ярче и беспощадней.
Чтобы открыть необратимую Пустоту, невысокому плотному человеку в тёмном костюме достаточно поглотить всего три Чёрных искры.
Неужели – всё? Нет, не может быть, чтобы Светлые проиграли!.. Она напряглась, вытянула шею:
- Что делать, Вольга?
Он повернул голову; устало, с сиплым отчаянием в голосе, произнёс:
- Я не знаю, Аксель. Честное слово: я не знаю!..
И они снова взглянули вперёд – туда, где, отгороженный стеклом, лысый человек, гнусно улыбаясь, тянул пальцы к искре, плавающей над застреленной женщиной с длинными обесцвеченными волосами…


Продолжение следует...

@темы: Проза, "Нам снова выпал бой", Творчество